Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я понимаю!.. Ваше положение трудное, но я ничем не могу помочь… Мы, конечно, могли бы придраться к прогулу и уволить вас… Но зачем же так делать? Тем более, что дело-то вовсе не в прогуле… Лучше всего, подавайте заявление по собственному желанию… Я вам советую…
Бесцветные глаза директора смотрели на молодого инженера почти умоляюще; Венецкий начал понимать.
— Значит, вы боитесь?
Но Петр Васильевич поспешно прервал его.
— Я же вам помочь хочу!.. Конечно, дети за родителей не отвечают, и все такое… Но мне дали указание, чтоб вы у нас не работали…
— Вот оно что!..
Ну, и длинные руки у товарища Кирюхина и компании. Венецкий тут же, на директорском столе, написал заявление; кроме заголовка и подписи, в нем было только три слова:
«Прошу меня уволить».
Прибавлять какие-нибудь объяснения он счел излишним. Ему в тот же день выдали полный расчет.
* * *Получив расчет, Николай пришел в свою казенную квартиру, которую ему уже и здесь предложили освободить, сел и задумался.
Рука его почти бессознательно раскрыла привезенный им с собой том Лермонтова, тот самый, где на полях «Измаил-бея» рукой его матери были написаны слова: «он в тюрьме», немного отступя «Обыск», еще отступя «Ничего не знаю»…
Слова эти почти наползали на лермонтовские строки
«По мне отчизна наша там,Где любят нас, где верят нам!..»
… На его отчизне ему больше не верят, его больше не любят!..
Когда Николай Венецкий был сыном видного партийного работника, его жизнь шла прямо вперед, без сучка и задоринки, как хорошо налаженный механизм…
Единственные неприятности, которые у него были, происходили от его неудачной женитьбы, а в остальном…
После окончания школы перед ним без скрипа распахнулись двери московского вуза, в который безнадежно мечтали попасть многие его сверстники, но для них места не хватило, хотя они не хуже его сдали экзамены…
Он получал стипендию, хотя особенно в ней не нуждался, его повсюду выбирали и выдвигали, ему предоставили широкий выбор места работы, и в далекий Белоярск он поехал добровольно; на работе его тоже выдвигали, премировали, считали ударником, стахановцем…
И он привык быть в числе первых и лучших и считал, что это в порядке вещей: он способный, дельный и честный человек, хорошо работает, и его за это ценят, любят, хвалят и премируют….
Теперь он тоже может хорошо работать, не хуже, чем в прошлом году, даже лучше, потому что у него больше опыта, но тем не менее ему указали на дверь, в виде особого снисхождения уволив «по собственному желанию».
Он сын врага народа, сын вредителя!..
Раньше в обиходном русском языке и слов-то таких не было! Были просто враги, или лично чьи-нибудь враги, были просто вредные люди…
В новое издание энциклопедического словаря русского языка, вероятно, будут включены эти два новых слова, при звуке которых люди испуганно оглядываются и замолкают…
… «Отчизна наша там,Где любят нас, где верят нам!»…
Где ты, отчизна? Почему ты перестала любить и верить?!..
* * *Несколько дней безработный инженер Николай Сергеевич Венецкий занимался в Белоярске, как недавно в Сабурове, распродажей за четверть цены своего имущества.
Однажды, в холодный зимний день, он зашел на вокзал. Он походил по залу, прочел расписание поездов, цены на билеты, правила движения, потом купил в привокзальном киоске газету, сел и развернул ее.
На задней странице оказалось объявление:
Тресту «Днепропромстрой» требуются инженеры и техники-строители для работ на периферии.
Обращаться: город Днепровск, Советская 72, трест Днепропромстрой, отдел кадров.
Венецкий встал, подошел к предварительной кассе и взял билет в город Днепровск, на противоположный конец Советского Союза.
В Днепровске не стали допытываться причины его приезда и сразу предложили работу на начинающемся строительстве льнокомбината в Липне.
Николай согласился сразу: Липня так Липня! — это название не говорило ему ровно ничего, а куда-то надо было деваться.
— Вы едете в Липню? — полюбопытствовал какой-то молодой человек из числа сотрудников треста. — Зачем вы согласились ехать в такую дыру? Можно же устроиться здесь, в Днепровске.
Венецкий ничего не ответил.
Оформляя документы, начальник отдела кадров дал ему для заполнения небольшую анкету.
Николай стал привычно вписывать в знакомые графы знакомые слова: имя, отчество, фамилия, год рождения, образование…
Вдруг его рука с пером замерла в воздухе. «Партийность»!..
Раньше он всегда с гордостью писал в этой графе «член ВЛКСМ» и надеялся, что вскоре с еще большей гордостью напишет «член ВКП-б»… Комсомольский билет, снятый с учета в Белоярске, был у него в кармане… Но комсомольский возраст у него уже кончился…
Он минуту помедлили, потом обмакнул перо в чернила и первый раз в жизни, четким почерком, гораздо более четким, чем все остальное, написал в этой графе непривычное слово:
«Беспартийный».
* * *— И ты так ничего и не узнал про отца? — спросила Лена, когда Николай закончил свой рассказ.
— Перед самой войной узнал. Я писал запросы несколько раз и не получал никакого ответа… А тут уже в сорок первом написал на авось, и мне прислали сообщение, что он умер от туберкулеза… Откуда у него взялся туберкулез?… Может быть, просто убили…
Оба помолчали. Потом Лена задала еще один вопрос:
— А как же Валентина? Знала она про все это?
— Валентина?.. Что ты!.. Она и понятия не имела… Мы с ней тогда были в разводе…
— Разве ты с ней разводился?
— Ну, надо и это рассказывать со всеми подробностями! — усмехнулся Николай. — Мы с ней поженились в Москве, в институте; я тогда был на последнем курсе, а она только на первом… Когда меня назначили в Белоярск, она бросила учиться и поехала со мной… Миша родился в Белоярске… Ну, а потом… мы с ней рассорились..
— Из-за ревности?
— Ну, да, в основном, конечно, из-за ревности… Да, вообще, разные мы с ней были люди, плохо понимали друг друга… Она тогда уехала в Москву, поселилась у тетки, хотела опять поступить учиться, но ее не приняли, потому что она слишком много пропустила… Тогда она пошла работать продавщицей; прописали ее на шесть месяцев, а потом отказали продлить прописку, и пришлось ей из Москвы уехать… Она и приехала опять ко мне, только уже не в Белоярск, а в Липню. Ей я сказал только, что мои отец и мать умерли… Если бы она узнала правду, она бы от меня сбежала за тридевять земель!.. — добавил он насмешливо. — Я рад был, что ее в то время со мной не было: мне и так было достаточно тяжело!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Немецкие деньги и русская революция: Ненаписанный роман Фердинанда Оссендовского - Виталий Старцев - Биографии и Мемуары
- Записки о большевистской революции - Жак Садуль - Биографии и Мемуары
- Жизнь на восточном ветру. Между Петербургом и Мюнхеном - Иоганнес Гюнтер - Биографии и Мемуары
- Воспоминания - Великая Княгиня Мария Павловна - Биографии и Мемуары
- Александра Коллонтай. Валькирия революции - Элен Каррер д’Анкосс - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Истоки российского ракетостроения - Станислав Аверков - Биографии и Мемуары
- На внутреннем фронте Гражданской войны. Сборник документов и воспоминаний - Ярослав Викторович Леонтьев - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / История
- Потерянное поколение. Воспоминания о детстве и юности - Вера Пирожкова - Биографии и Мемуары