Война Моря и Суши (litres) - Александра Ковалевская

Генерал явно был не прочь скоротать время в компании аналитика Главного Управления: омега-транспорт даже в личном транспортном канале нарочно медленно проходит путь от внешних шлюзов в риф, ожидая, когда в пропускной санитарной зоне будут готовы результаты медицинского контроля. И если в транспорте ехал носитель небезопасного штамма, придётся возвращаться и генералу, и эксперту ГУ, и любому из пассажиров – на повторную санобработку…

– Согласитесь, – говорил Ли Оберманн, – гарантия спасения человечества от ужасов Армагеддона стоит того, чтобы масштабно испытать оружие, не дожидаясь часа икс? Через несколько дней мы продемонстрируем миру нашу мощь. Это и есть главная и конечная цель развязанной три года назад конфронтации между Морем и Сушей. Теперь население Колоний достаточно подготовлено к тому, чтобы, не дрогнув, нанести главный удар, покончить с затянувшейся войной и в веках утвердить своё могущество на планете.

– Но… – только и смог выдохнуть Валевский, выслушав явно заготовленные цитаты из будущего генеральского выступления. Его свежие раны заныли, аналитик усилием воли справился с подступившей тошнотой и головокружением. Шокирующая догадка пронзила сознание:

– Вы собираетесь испытывать новое оружие на русском Дальнем Востоке и в Китае – на территориях, не принимающих участие в войне, – устало сказал он.

– Чувствую профессионального аналитика! – улыбнулся генерал и добавил с интонацией странной и противоречивой: – Сибирь и Китай – идеальный плацдарм. С одной стороны, безбрежные заснеженные пространства послужат буферной зоной, с другой – государство, исторически страдающее от перенаселения. То, что эти страны не принимают участия в войне, тоже важно: у Совета Надмирья не останется никаких сомнений, что мы хотим не просто победы в Южном полушарии и безопасности для рифов – мы заявляем свои права на всю планету.

Потрясённый Валевский попытался что-то ответить и не нашёл в себе силы.

Заметив бледность своего собеседника, Ли Оберманн сделался серьёзным:

– Что вас так удивляет, мистер Валевский? Любые сверхтехнологии, наши или от внешних, не должны появляться в свободном маркетинге: последствия могут быть неконтролируемые. Планете необходима сверхдержава. Это гарантирует то, что интеллекты стекутся в одно место, и передовые достижения будут находиться в контролируемом пространстве до тех пор, пока время не укажет на степень их полезности или пагубности для человечества. Друг мой, будет лучше для всего человечества, если этой сверхдержавой станут Подводные Колонии. Я верю в нашу способность мудро управлять миром и никогда не верил в здравомыслие внешних.

Валевский впервые переживал такое лобовое столкновение с одиозным сознанием. И вся военная мощь Моря сосредоточена в руках этого человека.

Арт сказал себе, что пойдёт до конца, но не даст генералу осуществить…

Что?

Что осуществить?

То, о чём говорит вояка, нельзя назвать иначе чем шовинистическим бредом и манией величия.

Валевский отвёз отчёт в Главное Управление, отдал доклад руководству и, уже ничему не удивляясь, узнал, что попасть домой не судьба: сотрудники ГУ в ближайшие пять дней лишены возможности уходить из офисов. В такой режим перевели все правительственные учреждения, имевшие хоть какое-то отношение к государственным секретам.

Генерал Ли Оберманн действовал напролом.

Времена торжества не разума, но грубой силы наступили. И не в Надмирье, а в Подводных Колониях.

* * *

К исходу первых суток нашего заточения в Главном Управлении Валевский подошёл ко мне, и квадратная его рожа была решительной и неподвижной, словно вырезанная из камня. Догадываюсь: ночью он, как и я, проигрывал все возможные варианты дальнейших событий, так что, когда Валевский открыл рот, я был готов услышать именно то, что услышал.

Знаю: мои щёки заросли щетиной и сейчас щетина нелепо контрастирует с новой расцветкой волос. Валевский, вежливый тип, потягивает носом, молчит, соображает; а ведь от меня на весь отдел должно разить тонизирующей жвачкой.

Мне надо перестать испытывать его терпение: Арти тревожится. Он рассматривает меня со сложным чувством, в котором всё: и тревога, и недоумение, и вопросы без ответа, и превосходство старшего… Когда это ты заделался старшим, а, молокосос, – вчерашний выскочка из Университета? Ты признался, что после возвращения от внешних чувствуешь свою инаковость. Так чувствует себя взрослый, остановившийся понаблюдать за детьми, играющими в наивные забавы его детства, – верно я угадал? Что ты скажешь, когда узнаешь, что догонялки на самом деле всего лишь прикрытие для тех, кто играет в прятки?

Валевский смотрел на Марка, пытаясь разобраться в своих чувствах:

«Я не простил тебе Зелму, инсуб. «Секс дружбе не помеха», – так ты говорил? Ладно, проехали. Я закрыл на всё глаза, инсуб. В конце концов, и в этом ты верен себе. И ты по-прежнему единственный, в чьём участии я нуждаюсь больше всего. Нет, даже не так. Твоё участие мне жизненно необходимо. Нет, не мне, – теперь ты нужен делу».

– Я должен остановить войну! – произнёс Валевский, не в состоянии и дальше нести в одиночку тяжкий груз сомнений.

Война с Надмирьем подняла столько мути в Колониях и на поверхности и поднимет ещё больше, если он будет оставаться молчаливым статистом. Пришла пора действовать. Правильно ли то, что он задумал, или нет, – Арт согласен держать ответ за всё. Если у него есть шанс повлиять на события, он обязан сделать это.

Я смотрю на тебя и вспоминаю наше знакомство четыре года назад, и покупку крошечного Полосата, и твоё восхищение красотами Союза, и вызывающе красногубую Лили, нарисовавшуюся в кафе «Тридесятого царства», чтобы увести меня на задание, про которую ты подумал совсем другое… Арти, дружище!

– Артемий Валевский, бездна, где ты болтался целый год?!

«Мда… демоны моря тоже плачут. Ещё как плачут».

Валевский увидел, что Эйджи словно включился; по крайней мере, на мятой физиономии ожили и засияли глаза. Большего в его нынешнем состоянии нельзя было и ожидать.

У аналитика потеплело на душе, он сказал:

– Мне кое-что нужно сделать, но понадобится твоя помощь, Марк.

Я молчу. В конце концов, имею полное право не знать, что у тебя в голове. Я молчу. А ты слегка нервничаешь. Не дрейфь, Арт!

Но молчание не может длиться вечно, и я спрашиваю:

– Чего ты хочешь? Ты хоть понимаешь, что это пахнет пожизненным заключением? Ты в своём уме? В одиночку остановить мировую войну? Герой! – ругаюсь непритворно, потому что реально боюсь. Развязка близится. Я слишком хорошо знаю Оберманна. Жаль, что не успел узнать, кто всё-таки стоит за спиной папаши гениальной и уродливой Мо?

Валевский настороженно подбирается:

– Откуда ты знаешь, что у меня на уме? Что я хочу остановить войну и как именно я хочу это сделать?

Я прокололся. Откуда знаю, что у тебя на уме? Вот молодчина, допёр наконец. Это через три года знакомства!.. Но сейчас не до разъяснений проникновенных наших взаимопониманий, и давай-ка, дружище, вернёмся в тему:

– Мы оба знаем Главное Управление, его секреты и свои возможности. Вариантов у нас немного.

Арт кивает:

– Завтра утром все сведения моего отчёта, пакет Кавалли-Борджия и решения ГУ, касающиеся стратегии войны, должны попасть в прессу.

– Самоубийство! – шепчу я. Крепко зажмуриваюсь и трясу головой: сказывается недосыпание последних пяти дней, глаза просто выворачивает наизнанку. Думаю: «Это не человек, это смотрит рок. За что мне… за что нам такое? И почему – нам?» От тягостных предчувствий тяжело на сердце. Ещё бы, игра подходит к концу, а я и не жил вроде…

Мне страстно хочется туда, где одуряюще бьёт по ушам музыка: так, что вибрирует тело, светясь и бликуя в сполохах данс-фонарей. Воспоминания тысячами нитей тянутся к оранжереям и кварталам Союза, к суетливым в час пик такси, к девушкам со стройными ногами, нет, извини, дружище, тебе лучше этого не знать, – к одной девушке, с тёплыми маленькими коленями совершенной округлой формы, эти колени я прикрывал ладонями – вот так… К котёнку, к стаканчику коктейля… О-о-о…

Валевский стоит рядом. Он всегда пресный, а сейчас ещё и придавлен сознанием ответственности за дело, которое предстоит совершить. Почти дыша мне в лицо, говорит:

– Марк, у тебя есть знакомый редактор… Впрочем, что я? Ты волен выбирать. Сам знаешь, сгорит одна шестая Суши, но рифам на это будет начхать. Правда, потом, через несколько лет, настанет и наш черёд… Аналитика – страшная штука… А-а, что говорить?! – он в задумчивости хватает лист с моего стола.

Отдай лист, парень!