Любовь искупительная - Франсин Риверс

Это забавляло Мириам. — Кто–то сказал, что собаки и дети безошибочно определяют человека с мягким сердцем. С этим невозможно спорить, верно?

Всю следующую неделю после переезда Элизабет была слишком слаба, чтобы выбираться из постели. Ангелочек готовила и следила за порядком в доме, в то время как Мириам присматривала за матерью и детьми. Михаил и Джон выкапывали пни в поле. Когда они приходили ужинать, Джон усаживался на кровать к жене и держал ее за руку, тихо с ней беседуя, пока дети играли.

Наблюдая за Джоном, Ангелочек вспоминала о тех долгих неделях, когда Михаил выхаживал ее после избиения Магованом. Она вспоминала его нежную заботу и внимание. Он переносил ее худшие выпады с тихим терпением. Он был создан из одного теста с этими людьми. А она была чужой.

Ангелочек не могла удержаться от сравнений. Родной отец ненавидел ее так сильно, что был готов убить еще не родившегося ребенка, выкинуть, словно мусор. Ее мать была настолько одержима им, что почти забыла, что у нее есть ребенок. Пожив с проститутками, Ангелочек привыкла к женщинам, которые непрестанно заботятся о своем теле, боясь старости. Она привыкла к женщинам, которые были сильно озабочены прической и одеждой и говорили о сексе, словно о погоде.

Элизабет и Мириам были чем–то новым и пленительным для нее. Они обожали друг друга. Они никогда не грубили, следили за собой, всегда чисто одеваясь, но в то же время не были слишком заняты мыслями о своем внешнем виде. Они могли часами говорить обо всем, исключая секс. Несмотря на то, что Элизабет была слишком слаба, чтобы выполнять какую–либо работу по дому, она смогла организовать и направить действия Мириам и других детей. Выслушав ее совет, Андрей сделал ловушку для рыбы и поставил на ручье. Лия приносила воду. Иаков пропалывал сад. Помогала даже маленькая Руфь — она расставляла тарелки и кухонную утварь, приносила полевые цветы и ставила в вазу на столе. Мириам стирала, гладила и зашивала одежду, присматривая за братьями и сестрами. Ангелочек почувствовала себя бесполезной.

Когда Элизабет смогла подняться на ноги, она возглавила команду. Распаковав свою посуду, она взяла на себя приготовление еды. Элтманы пополнили свои запасы в Сакраменто, и она готовила вкуснейшую еду — зажаривала соленую свинину, которую подавала со сладкой подливкой и запеченными бобами, пекла кукурузный хлеб, тушила кролика с яблоками. Когда впервые сработала ловушка, она запекла форель со специями. Умело поджаривая на сковороде блинчики, она могла одновременно готовить на гриле двух уток. Едва ли не каждое утро она пекла на завтрак булочки, а в особенные дни замачивала сушеные яблоки и делала чудо–пирог.

Однажды вечером, поставив еду на стол, она сказала:

— Придет день, когда мы сможем купить корову, и у нас опять будет молоко и масло.

— У нас была корова, когда мы только отправились в дорогу, — объяснила Мириам Ангелочку. — Но индейцы положили на нее глаз недалеко от Форта Ларами.

— Эх, я отдал бы папины часы за ложку сливового варенья, — признался Иаков, вызвав громкий смех матери и заслужив легкий подзатыльник.

После семейного ужина у Элтманов была традиция читать и обсуждать Писание. Джон часто просил Михаила прочесть отрывок из Библии. Дети с удовольствием слушали и задавали множество вопросов. Если Бог сотворил Адама и Еву, то почему Он позволил им согрешить? Неужели они и правда ходили по Эдемскому саду голые? Даже зимой? Если там были только Адам и Ева, тогда на ком женились их дети?

Потом Джон, удобно устроившись на стуле, курил трубку, посмеиваясь в усы, а Элизабет пыталась ответить на бесконечный поток вопросов. Михаил делился своей точкой зрения. Он предпочитал рассказывать истории, а не читать.

— Ты бы мог стать отличным проповедником, — заметил однажды Джон. Ангелочек чуть было не начала протестовать и только потом поняла, что это был, скорее, комплимент.

Она никогда не принимала участия в обсуждении. Даже когда Мириам спрашивала ее, что она думает, она пропускала вопрос мимо ушей или задавала его ей же самой.

Однажды вечером маленькая Руфь решила поставить вопрос ребром.

— Ты что, не веришь в Бога?

Не зная, что ответить, Ангелочек сказала:

— Моя мама была католичкой.

Андрей широко открыл рот от удивления.

— Брат Варфоломей говорил, что католики поклоняются рукотворным идолам.

Элизабет бросила на него такой взгляд, что он тотчас же замолчал. И сразу же извинился.

— Не стоит извиняться, — ответила Ангелочек. — Моя мама не поклонялась каким–то идолам, насколько я помню, но молилась много. «Если бы это ей хоть сколько–нибудь помогло», — подумала она.

— О чем она молилась? — настаивала Руфь.

— Об искуплении. — Стараясь не втянуться в религиозную дискуссию, она взяла в руки ткань, которую купил Михаил, чтобы она сшила себе новую одежду. В доме повисло тягостное молчание, от которого мурашки побежали у нее по коже.

— Что такое «искупление»? — не сдавалась Руфь.

— Мы поговорим об этом позже, — прервала ее Элизабет. — А теперь, дети, вам пора делать домашнее задание. — Она поднялась, доставая учебники. Через мгновение Ангелочек подняла глаза и увидела нежный взгляд Михаила. Ее сердце странно затрепетало. Ей захотелось оказаться в прохладной, тихой темноте сарая, чтобы никто ее не видел, даже этот человек, который начинает слишком много значить для нее.

Она вновь сосредоточилась на изучении материи, лежавшей у нее на коленях. Как ей начать? Она еще никогда ничего для себя не шила, и поэтому пребывала в некотором замешательстве. Она думала о тех деньгах, которые потратил Михаил, и боялась все испортить.

— Что ты так нахмурилась? — усмехнулась Мириам. — Тебе что, не нравится шить?

Ангелочек почувствовала, что краснеет. Она ощущала себя униженной из–за того, что ничего не знает и не умеет. Конечно же, Элизабет и Мириам точно знают, что тут надо делать. Всякая приличная девушка сумеет сшить блузку и юбку.

У Мириам вдруг стал удрученный вид, словно она только что поняла, что привлекла всеобщее внимание к тому, к чему не следовало. Она осторожно улыбнулась Ангелочку.

— Мне и самой это не очень–то нравится. В нашем доме мама делает работу швеи.

— Я была бы рада помочь, — отозвалась Элизабет. Лицо Мириам просветлело.

— Да, позволь маме сделать это для тебя, Амэнда. Ей так нравится шить, а за последний год не слишком часто приходилось этим заниматься. — Не дожидаясь ответа, она забрала материю из рук Амэнды и отдала ее матери.

Элизабет рассмеялась — она казалась довольной.

— Ты не будешь возражать, Амэнда?

— Думаю, нет, — ответила Ангелочек.

Когда маленькая Руфь внезапно вскарабкалась к ней на колени, она тихо ойкнула. Мириам усмехнулась.

— Она почти что не кусается. Достается, обычно, только братьям.

Ангелочек прикоснулась к черным, шелковым волосам и была очарована ребенком. Малютка Руфь, с розовыми щечками и светло–карими глазами, была словно мягкая игрушка. Ангелочек почувствовала, как ноет ее сердце. Как бы выглядел ее собственный ребенок? Она поспешила выбросить из головы страшные воспоминания о том вечере, когда Хозяин и доктор пришли в ее комнату, и отдала все свое внимание Руфи. Девочка говорила без умолку, словно маленькая сорока, и Ангелочек слушала, кивая. Подняв на секунду глаза, она встретилась взглядом с Михаилом. «Он хочет иметь детей», — подумала она, и эта мысль отозвалась болью в ее сердце. А если он узнает, что она не может родить? Наверняка, его любовь к ней умрет. Она не могла выдержать его взгляд.

— Пап, а ты не сыграешь нам на скрипке? — спросила Мириам. — Ты так давно не играл.

— Папа, ну, пожалуйста, — умоляюще хором заговорили Иаков и Лия.

— Она упакована с другими вещами, — возразил, помрачнев, отец. Ангелочек ожидала, что на этом дискуссия закончится, но Мириам была упорной девушкой.

— Нет, уже нет. Я ее достала сегодня утром. — Джон хмуро взглянул на дочь, но она только улыбнулась, наклоняясь к нему и положив руку на его колено. — Пожалуйста, папа. — Ее голос звучал так нежно. — Ведь всему есть свое время под солнцем. Помнишь? Время плакать, и время смеяться, время горевать, и время танцевать.[7]

Элизабет застыла на месте, положив руки на материю, разложенную на столе. Когда Джон поднял глаза на нее, они были потемневшими от боли. Из ее глаз заструились слезы.

— Да, прошло уже достаточно времени, Джон. И я уверена, что Амэнда и Михаил хотели бы тебя услышать.

Мириам кивнула Лие, которая мгновенно достала инструмент и смычок и протянула отцу. Он взял их и положил на колени.

— Я настроила инструмент, пока ты работал в поле, — призналась Мириам, когда он пробежал пальцами по струнам. Затем, подняв скрипку, он прижал ее под подбородком и начал играть. С первыми звуками музыки глаза Мириам наполнились слезами, и она запела высоким чистым голосом. Закончив играть, Джон снова положил инструмент на колени.