Типа я. Дневник суперкрутого воина - Ислам Иманалиевич Ханипаев

дурацкие капли. То есть я хотел сказать: ТИПА брат подмигнул мне…

Он вышел из комнаты, я полчаса смотрел на дверной проем. Думал обо всем и ни о чем.

– У тебя самый бомбовый брат из всех братьев, – сказал Крутой Али.

– Ты что, плачешь, Крутой Али?

– Нет, мне просто кое-что в глаз попало.

– Наверно, песчинка, мне тоже часто попадает.

– Чтобы у меня глаза мокрые стали, бревно должно попасть в глаза!

– Ты крутой, Крутой Али.

– Ну да.

Эти размышления хотя бы немного подняли мне настроение, но я вспомнил слова, которые сказал мне дядя. Он врал про папу. Если папа всегда был с нами, то я должен был его помнить. Если он в какой-то коробке у меня в голове, то я должен был ее найти, открыть и его вспомнить! Я взял фотографию папы и смотрел на нее долго, но это мне ничем не помогло. Я не помнил ничего, кроме лица мамы. Ни одного разговора, ни папы, ни мамы, ни одного хорошего или плохого случая из нашей жизни, ни старых игрушек – ничего, только темнота. От прошлой жизни у меня не осталось ничего, кроме какой-то старой одежды в нашем большом шкафу, который стоял в комнате Ахмеда. Половина шкафа заполнена всяким старым барахлом, а другая – вещами типа брата.

Мне пришла в голову крутая мысль. Я видел, как в одном фильме тетенька, чтобы вспомнить что-то, стала смотреть свои старые вещи. Я тоже решил, что мне надо изучить свои старые вещи. Может быть, я вспомню что-нибудь. Поэтому я заглянул в комнату типа брата. Он качал пресс.

– О, Артурыч… Тридцать. Что хотел?.. Тридцать один…

– Я хочу посмотреть свои старые вещи, которые в шкафу.

– Тридцать четыре. Понял.

Я открыл шкаф. Некоторые вещи висели высоко на вешалке, и я не мог до них дотянуться.

– Что достать? – спросил типа брат.

– Все мое, – сказал я.

– Та-ак… Это, это… еще это… – брат снимал всякие старые вещи, которые носил я. Некоторые из них были до новой семьи, некоторые после, но я решил изучить вообще все. Среди вещей были несколько курток, шапки.

– Обувь? – спросил типа брат.

– Не-а, – ответил я. – Это все?

– Так, вроде да. Есть еще эта коробка, – он указал пальцем на старую картонную коробку, на которой лежала зимняя обувь.

– Ага, она тоже, – сказал я спокойно, но внутри очень сильно обрадовался. Я ведь даже забыл о том, что у меня есть эта коробка. Точнее, не сама коробка, а лежавшие там мои вещи. Я никогда туда не заглядывал, потому что, когда я вспоминал о коробке, я вспоминал и про маму. Там точно должна быть какая-нибудь важная информация. Я взял все вещи и понес в свою комнату, затем вторым заходом забрал и коробку.

Хлама было много. Не успел я сесть на стул, как уже чихнул два раза из-за скопившейся на вещах пыли. Из соседней комнаты услышал: «Будь здоров!» Я сначала осмотрел все вещи. Надел старую синюю куртку, красную шапку с помпончиком, которая еле-еле налезла на мою голову. Штаны надеть я не смог, они точно на меня уже не лезли и сбоку выглядели очень маленькими. Неужели я носил когда-то такую маленькую одежду? Конечно, носил. Вся эта одежда была на мне в тот самый вечер.

Я подошел к зеркалу и, увидев себя в этой куртке и шапке, захотел плакать. Я будто вспомнил что-то из своей старой жизни, но не мог понять что. Хотелось плакать, но я сдержался.

Я осмотрел остальную одежду. Пытался думать о маме и папе, но ничего. Пока размышлял, я по привычке засунул руки в карманы и в одном из них нащупал бумажку. Я вытащил ее. Это был чек на торт, круассаны и конфеты. Откуда эта бумажка?

И тогда я вспомнил.

Мы с мамой вышли из кондитерской. Торт был у нее в руках. Было уже поздно. Мы сделали пару шагов от входа, потом она вспомнила, что забыла внутри наш второй пакет со сладостями. Она собиралась вернуться, но я остановил ее и вызвался забрать пакет сам. Она посмеялась и согласилась. Я вошел в магазин, улыбнулся продавщице и взял пакет, потом услышал резкий свист тормозов машины и удар. Я вышел из магазина вместе с остальными покупателями и увидел ее.

Я хотел кое-что спросить у Крутого Али, но он сразу сказал:

– Чуть-чуть можно, – и тогда я заплакал, но не чуть-чуть.

Следующей на очереди была моя коробка. Она была в пыли. Я открыл ее в надежде найти что-то важное, но внутри была лишь стопка старых рисунков времен детского садика. Домики, кошки, собаки, деревья, непонятные фрукты, ракета, луна, мама, папа и я. Зачем я нарисовал нас?

К этому моменту типа мама уже вернулась. Я вышел из комнаты и увидел в прихожей пакеты с продуктами. Она умывалась в ванной. Я сел на кресло в зале. Она выглянула, и я спросил:

– Ты уже меня простила?

– Конечно, – ответила она и улыбнулась.

– Ну тогда я разрешаю меня обнять, только один раз, – сказал я, и она меня обняла. Я подумал, что взрослым салфетки нужны больше, чем детям.

Я заглянул в комнату типа брата. Он в наушниках что-то смотрел по телефону и не заметил меня. Потом я закрылся в своей комнате. Оделся в свою старую одежду, потому что в ней папа должен был меня вспомнить. Я открыл окно и выглянул из него. У