Подвеска Кончиты - Анна Князева

На противоположной стене сарая, той, что примыкала к скале, виднелась закрытая дверь, по величине скорее напоминавшая ворота. Дайнека приблизилась и с трудом открыла одну створку.

За ней оказалась площадка с рифленым металлическим полом. Дайнека ощутила сильный воздушный поток. Воздух был сухой и, что самое удивительное, теплый.

Вместе с ним пришла абсолютная уверенность в том, что где-то там находятся люди, и Дайнека не раздумывая шагнула в темноту. К площадке примыкала узкая лестница, ведущая вниз. Именно оттуда, снизу, восходил этот загадочный воздушный «Гольфстрим».

Теперь Дайнека спускалась вниз, и это было намного легче, чем подниматься. Она механически переставляла ноги, сворачивала на следующий марш и снова повторяла одни и те же движения. Свет от ее фонарика выхватывал кусок гранитной стены, вконец проржавевшие ступени, а затем терялся в черном провале за лестничными перилами. Дайнека была совершенно одна в этой кромешной тьме. Чем ниже она спускалась, тем отчетливей ощущала, как вибрирует под ней лестница.

Теперь ей очень хотелось назад, чтобы снова увидеть звездное небо, но сил на подъем уже не хватило бы. Все, на что она еще была способна, – тупо переставлять ноги, спускаясь все глубже под землю.

Наконец она достигла последней ступени и оказалась у решетки, запиравшей вход в черный тоннель. Решетка не поддавалась, и Дайнеке пришлось снять куртку, чтобы пролезть между кривыми прутьями. Оказавшись по другую сторону, она протянула руку и протащила за собой куртку, потом надела ее, несмотря на то, что в тоннеле была вполне комфортная температура.

Дайнека посветила фонариком. Она смогла разглядеть дорогу, но не слишком спешила отправиться в путь. Было неосмотрительно идти дальше, не зная, что тебя там ждет. Душа просилась наверх, и Дайнека наконец приняла решение переночевать в тепле, а к утру снова подняться по лестнице.

Неожиданно за ее спиной раздался шум, похожий на громкий вздох. Потом где-то далеко зарокотал чудовищный гром, который стал приближаться.

Дайнека замедленно обернулась и остолбенела. В свете фонарика она увидела непроницаемую серую пелену, которая стеной двигалась на нее. Через мгновение она оказалась в густом облаке пыли.

Зажмурив глаза и уткнувшись носом в полу куртки, Дайнека подождала, пока уляжется пыль. А когда смогла увидеть причину случившейся бури, не сдержавшись, заплакала.

За толстой решеткой, там, откуда еще недавно уходили вверх металлические ступени, теперь громоздилась груда металлолома. Заброшенная лестница рухнула. Размазывая по лицу слезы и пыль, Дайнека успокаивала себя тем, что успела с нее сойти. Страх придал силы, и она, не мешкая, двинулась в путь.

Бетонный коридор уходил далеко вперед, насколько хватало слабого фонарного света. Тоннель напоминал недостроенную линию метрополитена.

Дайнека продвигалась вперед, ее не оставляла мысль, что над головой простирается многометровая толща земли или, может быть, скального грунта. Тысячи раз она спускалась в метро, но ни разу не ощущала этого так пронзительно ясно.

Вокруг была глухая упругая тишина, казалось, она давит на барабанные перепонки. Ноги мягко ступали по толстому слою пыли, и при каждом шаге был слышен звук «пух», единственный звук в этом подземном царстве беззвучия. Он был тихим и, не распространяясь, умирал там же, где оставался ее след.

Теперь можно было разглядеть арочный бетонный свод и шершавую стену. На ней отчетливо обозначились следы деревянной опалубки, застывший ребристыми полосами бетон и выпуклые бугры, образовавшиеся на месте вывалившихся сучков.

Казалось, она брела по этому заброшенному тоннелю целую вечность, но он все продолжался и продолжался. Пух-пух… пух-пух…

Дайнека продолжала идти, и ей было безразлично, куда приведет подземная дорога. Главным условием выживания для нее было движение. Теперь, когда она оказалась отрезанной от внешнего мира, Дайнека уже не думала о том, что произошло в охотничьем домике. Это было не столь важно. Она думала об отце, о матери, о Джамиле. Из глубины памяти всплыли его слова, что он остался в живых только благодаря ей. У него хватило на это сил. И у нее тоже достанет мужества выжить. Эта мысль вела ее вперед как заклинание

Пух-пух… пух-пух…

Механически переставляя ноги, Дайнека тупо смотрела вниз. Внезапно она снова почувствовала воздушный поток, и у нее заложило уши. Тоннель разделился на два. Она вошла в левый, потому что правый был заделан стальной сеткой.

По одной стороне тоннеля на металлических закладных покоились мощные вязанки электрических кабелей. Пройдя метров триста, Дайнека увидела, что ход не такой уж длинный. В конце, перед тупиком, от него отделялось ответвление, похожее на узкий коридор.

В начале коридора стояла будка охраны, в ней – пыльная кушетка и пустые ячейки для пропусков. Рядом висел старинный плакат. Изображенный на нем мужчина, прижав указательный палец к губам, сурово смотрел ей в глаза. Надпись на плакате гласила: «Шпион – находка для врага».

Сейчас Дайнека была готова стать кем угодно, даже шпионом, лишь бы ее обнаружили. Пробыв на ногах больше суток, она смертельно устала, поэтому выключила фонарь, рухнула на кушетку и мгновенно заснула.

Глава 29

Красноярск, Москва, наши дни

– Фамилия?! – грозно вопрошал из-за двери надтреснутый старушечий голос.

– Зачем вам фамилия? Бабушка, вы мне только скажите, Людмила у вас? Она не заходила сегодня?

– Ах ты, бандюга проклятый, а ну-ка, пошел отсюда!

– Если бы я был бандитом… – Монгол потерял терпение, – у вас дверь картонная, пни – и развалится. Скажите, где мне найти Людмилу, и я сразу уйду.

Старуха не желала отвечать на вопросы.

– Откройте дверь, Зинаида Дмитриевна, – это был голос матери Дайнеки.

– Еще чего. Я сейчас полицию вызову!

– Откройте, – настаивала женщина. – Может быть, он что-нибудь знает.

Дверь внезапно распахнулась.

– Я ищу Людмилу.

– А ты кто такой будешь? – старуха приняла устрашающий вид.

Монгол на мгновенье замешкался.

– Ее близкий друг.

Неожиданно для него мать Дайнеки расплакалась.

– Проходи в комнату, – распорядилась старуха. – Меня зовут Зинаидой Дмитриевной. Ее, – она кивнула на плачущую женщину, – Людмилой Николавной, она – мать.

– Знаю.

– Пропала наша Людочка… Они убили ее…

– Типун тебе на язык, малахольная! – Зинаида Дмитриевна сердито отняла руки от спинки инвалидной коляски. – Подумала бы, собственную дочь хоронишь!

– Когда… – у Монгола пропал голос. – Когда она пропала?

– Вчера днем они подъехали к Серому дому, Ирина Закаблук вышла, а Людочка осталась в машине, – рассказала Людмила Николаевна. – Когда Ирина вернулась, ее уже не было.

– В полицию заявили?

– В тот же день.

– Отец ее прилетел, – вмешалась старуха. – А с ним еще один, энергичный такой парнишечка.

– Так… – Монгол вдруг понял, что опоздал, не успел защитить Дайнеку. Крестовский обманул его. Лицензия на убийство не залежалась. – Это несправедливо…

– Что вы сказали? – Людмила Николаевна с надеждой вгляделась в его лицо.

– Простите, мне трудно сейчас говорить. Я должен идти.

Монгол выскочил из квартиры и, не разбирая дороги, пошел прочь. Спустя несколько минут вспомнил, что машина осталась у дома, вернулся, сел за руль и резко тронулся с места.

Все недолгое время, что он ехал до железнодорожного вокзала, Монгол винил себя в смерти Дайнеки. Хорошо зная Крестовского, он не должен был ему доверять. Дайнеку не смогли найти в течение суток, и это говорило о многом.

Вытаскивая из камеры хранения сумку, он думал только об одном: отомстить, а потом, если придется, умереть. С гибелью Дайнеки его собственная жизнь потеряла всякий смысл. Он больше не дорожил ею.

В тот же день с помощью Воропая ему удалось сесть в самолет, зарегистрировавшись по чужому паспорту.

Впереди была Москва.

* * *

К полудню распогодилось. Вадим Николаевич Рак снял куртку и остался в одной футболке. Он сидел в своем любимом саду, под сенью зазеленевшей яблони. На столике перед ним лежал нераскрытый журнал, на обложке которого красовался он сам.

Рак был на удивление равнодушен к тому, что в солидном издании о нем напечатана огромная статья и хорошо отретушированный портрет помещен на обложку. Он склонился к Теодоро, который пригрелся у ног хозяина, и потрепал его за ухо.

– Что-то ты невеселый сегодня…

И действительно, пес выглядел неважно. Он безучастно смотрел перед собой, в его глазах появился характерный стеклянный блеск. Ветерок лениво перебирал вылинявшую рыжую шерсть.

– Лена… – хозяин негромко позвал жену, опасаясь потревожить занедужившую собаку.

– Слушаю… – Елена робела, как провинциальная школьница.

Вадим Николаевич внимательно посмотрел ей в глаза. Он чувствовал, с ней что-то происходит.