Наследники - Олег Юрьевич Рой

цела, только шмотки… Я их в четыре пакета запихала, полиэтилен же вроде ни с чем не реагирует. Посмотришь?

– Живо дуй сюда!

Когда она добралась до здания, которое криминалисты делили с судмедэкспертами, от недавнего ливня остались только несущиеся вдоль бордюров мутные потоки да водяные «мины» в листве.

– Руки сперва покажи! – потребовал Лерыч, бегло осмотрев ее «приношение».

Арина покрутила перед ним ладонями.

– Чисто вроде. Чаю, что ли, себе налей, пока я проверю.

Она наливала уже вторую кружку, когда Зверев, брезгливо морщась, упихал «вещдоки» обратно в пакет и поставил к двери, но спросил:

– Или ты дело будешь возбуждать? Я выкинуть это хотел.

– Какое дело, Лерыч? Кого искать? Или там что-то очень экзотическое? В смысле по химикату найти того, у кого к нему доступ?

– Да ну! Серную кислоту купить или в кабинете химии спереть – не проблема, так же, как азотную, соляную и многие прочие. Даже плавиковая вполне доступна, хотя именно ее на твоих шмотках нет, повезло. Хотя смесь ядреная. В целом скажу: ты, мать, в рубашке родилась. Положим, до лица твой нападающий просто не доплеснул, но вот все остальное… Химические ожоги – та еще радость. Даже уксусом можно как следует шкурку попортить, а у тебя даже ладошки не пострадали.

Он так и сказал – ладошки, и Арина едва не расплакалась. Но удержалась, конечно, объясняя деловито:

– К вечеру похолодало, я флиску надела, а после дождь еще, я зонтик не стала доставать, потому что ветер, неудобно, ветровку натянула поверх, а кулаки в карманах держала, вот и… И еще я поскользнулась на чем-то, меня хорошо так в сторону шатнуло.

– Вот и говорю – повезло. Судя по состоянию шмоток… – он недовольно покрутил головой. – Кто тебя так любит? На хвост кому-то наступила? Что у тебя сейчас в производстве?

– Да ладно тебе! Ничего у меня в производстве. Такого то есть. Тут псих какой-то постарался. Метод-то…

– Метод ревнивых дамочек и – да, влюбленных психов. Слыхала такое новомодное словечко – сталкинг?

– Иди ты!

– Вместе пойдем. Кстати… Тут Оберсдорф бутылку утащил, что ты посмотреть просила. Это у него собственная инициатива, или твое распоряжение?

– Мое. Только не распоряжение, а просьба, практически личная.

– Все с тобой понятно. Опять самодеятельностью занимаешься?

– Лерыч!

– Скажешь, не прав я? Сперва лезешь, куда не просят, а после… Эй, ты чего?

Услыхав «лезешь куда не просят», она вздрогнула. Именно так было написано в той чудовищной смске, что пришла после несчастного случая с Денисом. И именно это шипел тот, кто прошлой осенью бил ее по ребрам тяжелым черным ботинком. Таким же, как у Зверева, твердившего, что удобнее военных ботинок еще никто в мире ничего не придумал. Таких же. Правда, опомнилась она, тот нападавший был тонок и гибок, как леопард, а Лерыч, хоть и худ, похож скорее на отощавшего мамонта.

– Ничего, – улыбнулась она и кашлянула, в горле почему-то пересохло. – Так, голову повело.

– Доиграешься, Вершина! Ты бы все-таки поосторожнее во всяких странностях копалась. Кстати, об осторожности. Может, тебе хоть дежурную машину вызвать? Я-то не автомобилист, сама знаешь.

– Лучше такси, – Арина поежилась, представив себя на зверевском мотоцикле в тонкой футболке. – И, раз уж я здесь, про бутылку скажи, нашел на ней что-нибудь?

– Как не найти, она вся залапана некими господами Крашенинниковым, Жабиным и Бароновым.

– То есть они в базе есть? Зря я их пальцы там на месте снимала?

– Есть-есть. Они же Дохляк, Шнопсель и, внезапно, Барон, все с богатой жизненной историей. Но так, по мелочи все. Хулиганка, карманные кражи и все такое, все давнее. Годится?

– Вполне. Хотя и предсказуемо. И, увы, никуда не ведет.

– Там еще частичный след прямо под горлышком, но, знаешь, совсем частичный. Похоже на край большого пальца, но даже это сугубо предположительно, – зверевский телефон сообщил, что заказанное такси прибыло. – Ну что, двинули? Ты в футболке не замерзнешь?

– Сойдет, – отмахнулась Арина.

До футболки, кстати, «химическая атака» не достала. И вообще, кроме ветровки и свитера ничего вроде не пострадало. Только дома стянув джинсы, Арина увидела на них мелкие темные точечки. Как будто искры от костра летели или краска брызнула. Но это, конечно, была не краска и не искры.

* * *

Марат любил советские фильмы. Нет, не так. Не любил – ценил. Бог весть, со скольки дублей и репетиций снималась та или иная сцена, но каждую можно – и нужно! – было пересматривать чуть не покадрово. Отмечать жесты, мимику, вглядываться и запоминать, запоминать, как легкое движение пальцев или даже моргание придают и сцене, и персонажу глубину. И правдоподобие! Так что ты, зритель, веришь самой искусственной, самой фальшивой конструкции!

Вроде знаменитой сцены с якобы ушедшим в запой Гошей в знаменитом же – и заслуженно знаменитом! – «Москва слезам не верит». Нет, не потому что Баталов недостоверно играл пьяного. Это, в конце концов, условность, некоторые могут почти бесследно употреблять вплоть до падения мордой в салат. А до того – все вроде в порядке. Джентльмен в норме. Но окружающая обстановка! Мама дорогая! Гоша – он кто? Великий слесарь, монтер и мастер на все руки, на которого молится целый институт академиков. Этот самый институт ему отдельной квартиры не выбил? Ладно, пусть. Может, Гоша по благородству отказывался, отдайте нуждающимся. Но поглядите на его комнату – он в этом свинарнике живет? Такой бардак и хаос трехдневным – и даже двухнедельным! – запоем не создается. Такой бедлам создается длительным «наплевать, сойдет». И вот в это «наплевать, сойдет» в исполнении Великого Мастера На Все Руки поверить невозможно. Он что, на работе и у посторонней, в сущности, тетки все подряд чинит, сверлит, прикручивает и налаживает, а у себя дома разводит сущий хлев? Тут играть, тут не играть, тут селедку заворачивали, так, что ли? Воля ваша, так не бывает. Фальшивка. Но вот в чем фокус: так достоверно отыграна и любовно, до мельчайших деталей эта фальшивка обставлена, что неудобных вопросов попросту не возникает.

И это при том, что Баталов – еще не самый великий актер, были и покрупнее. Есть у кого учиться.

Но не сию минуту…

Горлышко скользнуло по краю стакана, и коричневая жидкость выплеснулась на стол. Кто сказал, что коньяк пахнет раздавленными клопами? Да ничего подобного! Нормально пахнет. Хотя он всегда предпочитал виски. Но теперь… Наверное, он уже никогда не сможет пить виски.

Ладонь почему-то была липкой. Тьфу, пакость какая. Откуда бы? Как в студенческие времена, когда кроме как на пиво – на самое дешевое – денег ни