Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр - Джон Лайдон

деструктивными. Мы трижды прошли туда-сюда перед зданием парламента, но ничего не происходило. Так что мы решили прокатиться еще раз: «О, боже, серьезно? Надо ли? Ладно, давайте, погнали!» – и как раз в этот удачный момент полиция решила подъехать к нам и крикнуть: «Прекратите! Это не по-британски!»

Как только мы причалили и я увидел всю собравшуюся там полицию, я подумал, случится что-нибудь или нет, но я не собираюсь быть пойманным в суете и хаосе, поэтому рванулся вперед, спустился и первым сошел с лодки. И сразу же мне попался коп, который поинтересовался: «Который из них Джонни Роттен?» Я, само собой: «Он там, наверху!» И, конечно же, они направились прямиком к длинноволосому чуваку с бородой – бедному старине Ричарду Брэнсону, – потому что все знали, что именно длинноволосые люди в наши дни являются главной причиной всех неприятностей. Как это, блядь, весело, а? Кто-то говорил, что Малкольм указал на меня полиции, но если он это и сделал, то безуспешно. Меня уже давно там не было.

В те дни полиция была такой отсталой. Они были жестоки, тут нечего и говорить. Такие школьные громилы – кованые ботинки и дубинки, приготовленные для всех, у кого есть к ним вопросы. Но устроив на нас облаву на набережной, когда причалила лодка, они и понятия не имели, как выглядит член группы Sex Pistols. Не было никого, кто бы отвечал за это наше фиаско, поэтому они спустились на пристань, чтобы найти длинноволосых. Однако большую роль сыграл тот фактор, что я был очень молод – прыщавый мальчишка в смокинге на двадцатидюймовой талии. «Да какой он хулиган? Не смеши меня, позови старших!» Вместо этого они арестовали моего брата Джимми и целую кучу других людей.

В тот день, казалось, была амнистия для всех, кроме тех, кто был из «Пистолз». Просто поразительно. Мы что, не можем плавать вверх-вниз по Темзе на лодке? Мы на середине реки, и кто-то решил, что это их обидело? Честно говоря, я с нетерпением жду появления общества, которое научится не лезть не в свое дело. Без крыс обойдемся, понимаете, о чем я? Сами с этим справимся. Устраните своих полицейских громил, и мы сами о себе позаботимся. Никаких растлителей малолетних на районе.

Вечером я немного побродил по набережной с Сидом и Винсом, близким другом Сида, ища, чем бы заняться. Делать было особо нечего, потому что денег не было. Поэтому я побрел обратно в свое скромное жилище. Помню, я много прошел пешком и был очень раздражен, поскольку не люблю ходить, когда пьян. Потому что это все равно что вообще не ходить.

Со всем этим возмущением и заголовками газет неделю или две спустя на меня напали возле паба на задворках Хайбери-Квадранта, рядом с Wessex Studio, где мы записывали альбом. Сомнительный район. Бррр, полно различных банд. И – типично для меня – я выбрал паб, который грозил серьезными неприятностями. Я знал, что делаю, когда шел туда, я знал, что у меня могут возникнуть какие-то проблемы, но не думал, что это будет похоже на мачете и клинки гуркха, как в итоге оказалось.

Время от времени появляются люди, которые просто хотят тебя убить. Правы они или нет в своем намерении – главное, не сомневайтесь в их решимости.

К моему несчастью, меня сопровождали глупые парни, которые не были готовы защищаться, – Крис Томас и его инженер Билл Прайс. Я имею в виду, Крис Томас, что, черт возьми, он знает о жизни? Немного. Как можно делать хорошие записи, будучи глухим на оба уха? Ладно, возьму свои слова обратно: глух он был только на одно ухо, на второе всего лишь фальшивил.

Случайные акты насилия – это то, к чему я с детства привык в этой части Лондона. Это было в порядке вещей. Я предупреждал их, что мы вот-вот пойдем ко дну, но они не слушали. Мы столкнулись с хорошей такой бандой и могли бы с ними справиться, но Крис и Билл от меня отделились, и те парни налетели прямо на меня. Что оказалось немного повыше классом, чем обычная драка, потому что, когда люди идут на тебя с ножами и мачете, это совершенно новый уровень. У одного из них был меч – я не знаю, как правильно его называть, но это был длинный клинок. Я видел его в фильмах о джунглях, но, понятное дело, не ожидал увидеть в Северном Лондоне. Все в порядке, я все еще держусь на ногах.

Мне в запястье вонзили стилет – в ту же самую руку, в которую меня ударили, когда я гулял с Полом Куком в дни ранних «Пистолз». Моей левой руке реально досталось от жизни.

Что хорошо, так это то, что в тот вечер на мне были удивительно неудобные кожаные штаны. Они были очень толстые, в них ужасно трудно было садиться, и жутко болело под коленкой. Должно быть, их сделали из одной очень старой коровы. Реально, крепкие, как спецодежда, – если бы на мне оказалось надето что-то еще, я бы сейчас был Иэном Дьюри[169] или Безногим Лазарем. Я бы точно прихрамывал или остался калекой. С другой стороны, если бы на мне было что-нибудь полегче, я мог бы двигаться быстрее. Давайте не будем слишком благодарны моде, а?

Такова жизнь. Могут возникать разные ситуации, и у тебя в запасе всего лишь секунда, чтобы выплыть или пойти ко дну, и действовать приходится очень быстро. Иногда случаются вещи, которые могут представлять опасность для жизни, финансового благополучия, да любые другие опасности – и ты должен быть полностью вооружен. Поэтому, когда ты выходишь на публику, ты на самом деле не можешь позволить себе находиться в состоянии опьянения, любом, иначе ты – потенциальная жертва. Есть люди, которые специально охотятся на таких, и обычно они прячутся среди большого скопления народа.

Встреча с каким-нибудь заурядным Джо на улице вполне может закончиться хорошо, но я быстро понял, что больше не могу себе позволить быть застигнутым врасплох таким образом. Никогда больше не допущу, чтобы меня опрокинула толпа мордоворотов. Время от времени ты все равно будешь сталкиваться с настоящими парнями, так сказать, высшего уровня, но с ними, как правило, все в порядке – им нечего доказывать, они не гонятся за трофеями. В этом-то и проблема.

Тогда, я полагаю, я был главной мишенью – и до сих пор ею остаюсь, во многих отношениях, опасность никуда не делась, и я вынужден это сознавать. В конечном счете это ревность. Но к чему тут ревновать? Господи,