Секта. Роман на запретную тему - Алексей Колышевский

Своим азартом везунчик немедленно взорвал игру. Прежде полусонные игроки начали играть по-крупному, и Сушко, поддавшись общему настроению, удвоил, а затем и утроил ставку. «Везунчик» меж тем неожиданно снял банк и вышел из игры. Он мгновенно исчез в толпе, смешался с прочими игроками, а ставка Сушко выиграла, и тот сидел с довольным видом, поглядывая на крупье.

– Давай, крути: у тебя рука легкая! – крикнул кто-то из «рулетчиков», и крупье тотчас заменили. Однако стол продолжал играть против казино и при другом крупье. Всем игрокам странным образом «фартило», все были охвачены азартом, а крупье поменяли вновь. Сушко считал растущие перед ним столбики фишек и поначалу не обратил внимания на подсевшего к нему слева молодого мужчину. Однако тот без особенных предисловий сам обратился к министру:

– Что, Геннадий Артемович, везет вам?

Сушко отвлекся от игры, повернулся, чтобы ответить, и увидел, что рядом с ним сидит тот самый счастливчик – игрок, недавно сорвавший крупный куш и вышедший из игры.

– Мы знакомы?

– Мы, – тот сделал ударение на слове «мы», – мы лично с вами нет. Зато у нас есть общая знакомая.

Сушко стало скучно: «Наверняка какой-нибудь проходимец, узнавший меня в лицо и сейчас пытающийся завязать полезное знакомство».

– Не думаю, что у нас есть вообще что-то общее, молодой человек. Я играю и прошу вас не говорить под руку – это плохая идея.

– Странно, а я думал, вы меня сразу узнаете, – молодой человек сделал паузу. – Шемхамфораш и привет от Пэм.

Сушко вдруг сразу подумал, что этот пройдоха вполне может и не иметь никакого отношения к той смазливой американочке, в конце концов, никто не предупреждал его о появлении какого-то «человека от Пэм», да еще и в казино. А вот Сеченов… – о! – это вполне могут быть его дела. Наверняка он.

– Я не понимаю, – Сушко увидел, что проиграл, и негромко ругнулся, – может, мне охрану позвать?

– Да не надо никого звать. Я-то думал, что вы поняли, кто я, когда у всего стола игра пошла, а вы изволите не доверять своим людям. Но меня это не смущает, таков человек, и Спаситель, бывало, чудил чудесами, лишь бы в него поверили. Ну что, устроить для вас массовый погром в казино? Тогда поверите?

Сушко поерзал на стуле, отчего тот заскрипел, словно старая осина на ветру:

– А вы можете? Я что-то в вас ничего такого не вижу.

– И не увидите, вам незачем. Я начну, пожалуй, только вы будьте рядом, а то мало ли. Народ здесь горячий.

…В казино среди игроков начался радостный переполох: крупье словно играли на их стороне, и за короткое время «Габриэла» лишилась внушительной суммы в американских долларах – это был самый крупный проигрыш за всю историю казино, и администрация один за одним стала закрывать столы. Игроки возмутились, а так как по социальному составу своему им было далеко до рафинированной интеллигенции и они привыкли отстаивать свои интересы с оружием в руках, то мгновенно вспыхнула драка, спустя мгновение переросшая в побоище. Хорошо еще, что с огнестрельным оружием в казино не пускали, не то все закончилось бы еще хуже, но и подручных средств в виде ножек растерзанных стульев оказалось достаточно для причинения «Габриэле» урона, сравнимого с пулеметным обстрелом. Игроки, среди которых было немало пылких горцев, крушили столы, «месили» персонал казино и собирались взять штурмом кассу.

Сушко хладнокровно смотрел на происходящее, и когда прямо на стол возле него рухнул окровавленный охранник «Габриэлы», он повернулся к молодому человеку и спросил:

– Ваше имя?

– Дагон.

– Мне кажется, что проверку вы прошли. Не пора ли нам уйти отсюда? Сейчас появится ОМОН, а мне с моим статусом лежать на полу и ждать, пока дубина в камуфляже отшибет почки, совсем не хочется. Журналисты опять же…

– Из-за вашего недоверия я так и не успел обменять фишки на деньги, – проворчал Игорь, – боюсь, что после сегодняшней веселухи это будет бесполезно.

Ошибка генерала Сеченова. Москва. Март 2007 года

Слежка на американской территории была сложным делом. Агентов-нелегалов, которые могли выполнять такие задачи, к середине девяностых почти не осталось. Многие были раскрыты, а те, кому повезло остаться на свободе, ушли в глубокое подполье до лучших времен и не выполняли никаких оперативных задач. Поэтому Пэм в то время, когда она находилась в Америке, была практически свободна от «опеки» русской разведки.

В Европе дела обстояли немногим лучше, и агентура, пусть и в четверть прежних, советских ее возможностей, но работала. Во всяком случае, в аэропортах постоянно дежурили один-два человека: приглядывались к пассажирам российских рейсов. Были у агентов и конкретные ориентировки на некоторых неблагонадежных с точки зрения госбезопасности личностей, появление которых на российской территории было нежелательно и требовало постоянной опеки. Разумеется, Пэм относилась как раз к таким вот «неблагонадежным», и об ее участии в трогательных проводах неизвестного разведке человека стало известно задолго до его приземления в Москве.

После того как в Риме американцы переиграли генерала Петю, смешав все его планы и разрушив надежду на обретение желанной тетради, он поклялся уничтожить «черномазую», где бы она ни находилась. Появись Пэм в России – это означало бы для нее смертный приговор. Два с лишним года она не попадала в его поле зрения, и вдруг такая удача!

За ней проследили до дверей посольства, подождали, когда она выйдет, и тогда ей навстречу отправился тот самый велосипедист в зеркальных очках…

…Когда генералу Петру Сеченову доложили об убийстве агента в Париже, то он пришел в неописуемую ярость. Заперся в кабинете и дал волю эмоциям: сквернословил, пинал мебель, стучал кулаком по столу и выпил целую бутылку «Белого аиста». Хотел даже подать в отставку, но сдержался. Вместо этого позвонил по ВЧ в Управление делами:

– Вова, у меня новости одна хуже другой. Американка шлепнула моего человека, а тот, кого она провожала в Шарль де Голле, попал с «каталами» в аварию и вместе с ними сгорел в машине. Только паспорт его и нашли, там все словно после крематория – смотреть не на что!

– А удалось выяснить, кто такой?

– Какой-то Мулен. Получил визу у нас в посольстве, купил индивидуальный тур: экскурсии по Москве и Питеру. Большой, Мариинка, Эрмитаж, Мавзолей – всего на две недели. Жить должен был в «Космосе» и в «Астории». Решено было в аэропорту наблюдение не ставить, вдруг опытный агент? Заметил бы за собой слежку и затаился. Вот так он к «каталам» и попал. Денег на такси сэкономил.

– Вроде все сходится, – задумчиво ответил тот, кого звали Вовой, – французик, значит, прижимистый, вот и попал к этим на крючок. Сколько трупов нашли?

– Пять, Володя. Четыре в машине, а еще один возле автомобиля лежал, а рядом с ним – паспорт на имя Мулена. Видать, француз вовремя выбраться не успел.

– А фотография там его осталась?

– Да в том-то и дело, – словно от зубной боли поморщился Сеченов, – паспорт обгорел сильно. Считаешь, подозрительно?

– А ты нет? – усмехнулся Вова. – Запрос во Францию послали?

– Конечно. И запрос, и посольство уведомили. Все как положено в таких случаях.

– И чего они говорят?

– Ты французов не знаешь? Это тебе не немцы твои любимые. Лягушатники теперь долго будут волынить.

– Ну, как разродятся, надо экспертизу провести… Знаешь, что это мне напомнило?

– Я и сам об этом подумал, Вова. Ты ведь мне хочешь про тот случай с младшим Лемешевым рассказать?

– Ну да. Опять та же баба, тот же почерк… И тогда она вроде прямого отношения не имела, и сейчас, но все равно где-то рядом крутится. Чувствую я, понимаешь? Да у кого я спрашиваю, конечно, понимаешь.

– Володь, ты мне можешь сказать, зачем ты из разведки так рано ушел? Это тебе на моем месте надо быть.

– А тебе на моем? Всяк хорош там, где он нужен, Петро. Ладно, ты меня держи в курсе дела, тем более что я из действующего резерва, если помнишь, никуда не выходил.

– Есть. Сразу доложу, как только что-то появится.

Сеченов отключил ВЧ, поглядел на пустую бутылку «Аиста» и с мрачным видом сказал сам себе:

– А это, Вова, еще неизвестно, кто на чьем месте окажется. Понял?

…Игорь поселился на Кутузовском, прямо напротив Бородинской панорамы, где Сушко выхлопотал ему квартиру из госфонда. Квартира была просторной, на третьем этаже, окна ее выходили частью во двор, а кабинет и столовая смотрели прямо на проспект.

– Я тебя на время оставлю в покое, – покровительственно заявил Сушко после небольшой пирушки на двоих по случаю новоселья, – ты приходи в себя, адаптируйся. Все-таки почти три года прошло, многое изменилось. Погуляй, осмотрись…

– А что потом? Мне действовать надо. А чтобы действовать, я должен быть внутри системы.

Сушко сделал успокоительный жест:

– Ты, главное, не кипятись. Тут не Америка, у нас все кондово, без черных месс и прочей мутоты. Тут дело делается, может быть, самое главное сейчас в мире дело. На мне же партия висит, ты в курсе? Давеча решили в открытую выступить под лозунгом «Россия единая и делимая». Как тебе?