Секта. Роман на запретную тему - Алексей Колышевский

Встречи священника и генсека были редкими и тайными. За восемь лет, прошедших с окончания войны до смерти красного царя, случилось их не более десятка. После семинарии Владимир Большаков принял сан и, получив имя Аркадий, попал в далекое байкальское село Александровское. Перед встречей Сталин всякий раз вызывал его в Москву шифрованной телеграммой. Такую же телеграмму получил отец Аркадий и в феврале пятьдесят третьего, а получив, спешно засобирался в дорогу. Никакого сопровождения он не имел, добирался до Москвы поездом и потратил на дорогу около недели. На вокзале его встретил личный телохранитель генсека Хрусталев. Отца Аркадия доставили на дачу в Кунцево глубокой ночью и сразу же провели в кабинет.

Сталин неподвижно лежал на диване и смотрел в потолок. Сапоги не снял, и левая нога свешивалась с дивана, доставая почти до пола. В кабинете было сильно накурено.

– А, вы приехали, – Сталин приподнялся и приветствовал священника, – это очень хорошо. Рад вас видеть, – он сделал почти минутную паузу, во время которой отец Аркадий неловко переминался с ноги на ногу, но голоса не подавал. Знал, что ТАКИЕ монологи прерывать нельзя. – Рад вас видеть в последний раз.

– Зачем вы так говорите? Что с вами?

Сталин протянул руку:

– Помогите мне сесть, голова кружится, видимо, сильное давление.

Священник поспешил помочь, сел рядом на стул:

– Что вы чувствуете?

Сталин улыбнулся:

– Вы и сами почти ответили на свой вопрос. Чувствую, что скоро умру, немного осталось. Вы знаете, я ведь тоже когда-то хотел стать священником. Священника из меня не получилось, зато я всю жизнь прожил вот по этой тетрадке, – он выразительно опустил глаза, и отец Аркадий, ранее не обративший на пол никакого внимания, увидел, что возле дивана лежит что-то похожее на тонкую книжечку в самодельном потрескавшемся коленкоровом переплете. – Ее написал один русский монах, – продолжил Сталин, – здесь и про меня, и про тех, кто был до меня, и про тех, кто будет после меня. Я хочу вам исповедаться. Вы согласны?

– Конечно. Слушаю вас.

– Только прежде я вас попрошу взять эту тетрадь к себе. Пусть она лежит в вашей церкви, надежно спрятанная. Когда-нибудь за ней придут, она еще пригодится. Очень пригодится.

…Священник Аркадий Большаков дожил до глубокой старости и умер в середине восьмидесятых. Перед смертью он передал ту самую, полученную от Сталина, тетрадь своему преемнику, отцу Филиппу. Затем тетрадь попала к Сушко.

«И перед самым концом царствия сатанинского будет на Руси двадцать лет самых тяжких, когда из Малороссии придет Иуда. И будет тот Иуда лукавым и телом подобен слону, и захочет он отделить земли русские и прекратить Русь при нем, дабы ей не восстать более долгое время. Тот же, кто помешает ему, ходит возле слона и телом как гибкий барс и знает хотения человеков».

Вот что прочел Сушко, сидя в кресле самолета. В ту самую минуту за три тысячи километров генерал Петя впервые в жизни споткнулся на ровном месте, когда шел по коридору в кабинет президента.

Возвращение. Москва. Ноябрь 1994 года

Французик по фамилии Мулен, пройдя паспортный контроль и оказавшись на российской территории, свой французский «амбьянс» мгновенно растерял. До такой степени, что нагловатые шереметьевские таксисты, которые обычно неуклюже лебезят перед иностранцами и стараются содрать с них втридорога, к мсье Мулену особенного интереса не проявили. Пришлось носатому французу самому напрашиваться в седоки, делая это с легким грассирующим акцентом:

– Послушайте, шофе’г, сколько будет стоить, если в цент’г?

Толстяк с бабьим лицом и бегающими маленькими глазками – бригадир таксистов – смерил «носатика» пренебрежительным взглядом:

– Кха-кха, а куда там? Центр большой.

– О! – Француз картинно наморщил лоб и выпятил вперед свой неестественного размера подбородок. – Ну, п’гедположим, К’гасная площадь?

– Двести долларов, – сказал как отрезал толстяк, приготовившись скинуть пятьдесят, если носатый кандидат в пассажиры станет торговаться.

– О, мон дье! Двести долла’гов! Нет, нет! Это неслыханно!

Бригадир таксистов «скинул», но французик лишь отмахнулся и смешался с толпой. Выйдя на улицу, он в нерешительности остановился, поставил на землю свой чемодан и с мрачным видом уселся прямо на него.

– Ну чего, землячок, отдыхаешь? – рядом остановился человечек какого-то «пронырливого» вида, полная противоположность толстяку, кабы не такие же бегающие глазки. – Куда тебе ехать-то?

– В цент’г, – повторил француз.

– Так поехали. Сейчас вот еще одного, третьего пассажира для компании найдем, с каждого по тридцать долларов, и поедем. Идет?

– Пожалуй, да, – радостно согласился мсье Мулен. Не чувствуя подвоха, поднялся. Проныра схватил его чемодан, и они вместе двинулись к желанному экипажу, оказавшемуся седьмой моделью «Жигулей».

…Сейчас все по-другому, и мало кто вспомнит знаменитых «катал» из Шереметьева, Домодедова и Внукова – столичных аэропортов. Из всего разносортного уголовного элемента «каталы» были, пожалуй, самыми безобидными и с формальной точки зрения даже не нарушали закон. Найдя двух-трех пассажиров, не желающих платить «двести долларов», «каталы» усаживали их в автомобиль, и «подсадной» заводил разговор, мол, «все равно ехать долго, может, в картишки?» Тот, кто соглашался, бывал «каталами» ощипан, как курица, до последнего перышка, кто артачился, того просто высаживали на обочине, и приходилось-таки платить полную стоимость таксистам или ждать дедка-дачника-частника, который подвезет «подешевше». Вот в двух словах рассказ о канувшем в Лету «катальном» деле…

…Мсье Мулен оказался на заднем сиденье тесной «семерки» зажатым с двух сторон участниками «дешевой» поездки, а на переднее сиденье уселся какой-то молодой человек с портфелем, вполне себе приличный и даже в очках. Водитель медленно вырулил со стоянки перед аэропортом и неторопливо покатил к Ленинградскому шоссе. Молодой человек в очках повернулся и представился:

– Здравствуйте, меня зовут Дмитрий, я из Франкфурта прилетел. А вы откуда?

– Из Па’гижа, – ответил мсье Мулен, а двое его соседей почему-то вообще ничего не ответили и лишь еще больше сжали мсье Мулена.

– Стало быть, вы француз? А по-нашему здорово говорите, – Дмитрий улыбался, и стеклышки его очков отражали сосредоточенные лица задних пассажиров. – А вот у вас во Франции в карты играют?

– Иг’гают, – француз кивнул. – Мы вообще аза’гтная нация.

– А не хотите сыграть? – словно бы невзначай предложил «приличный» Дмитрий. – Представьте себе, мне тут один немец, из Франкфурта, как раз показал забавную игру! У меня и карты при себе. Так, вожу с собой от нечего делать, – пояснил он.

– Отчего же не сыг’гать? Сыг’гаем, – француз принялся оживленно двигать плечами. – Господа, вы, пожалуйста, не могли бы немного потесниться, а то я даже г’уки не в состоянии поднять.

– Я тоже сыграю, – подал голос сосед справа.

– И я, – заявил тот, что слева.

– Тогда на четверых? – весело подмигнул Дмитрий, и в руках его появилась колода карт. Он принялся раздавать и вдруг картинно хлопнул себя по лбу: – Ах ты! Ведь не договорились, на что играем! Я предлагаю для начала по рублю. Проиграешь, не так обидно и можно еще сыграть. Все согласны?

– А у меня г’ублей нету, – сказал француз. – Я тогда по ку’гсу доллара сыг’гаю, ладно?

– Хорошо, сочтемся, свои ведь люди!

И Дмитрий стал сдавать…

…Играть с шулером его колодой? Не проще ли сразу отдать все свои деньги? Однако мсье Мулен, похоже, так не думал и, к нарастающему изумлению ловкача Дмитрия и двух подсадных угрюмцев, стал бойко выигрывать. С рублевой ставки дошли до червонца, что по тогдашнему курсу было три доллара, потом до сотни, потом до тысячи, и через каких-то полчаса француз выиграл все деньги, которые имелись в наличии у трех «катал». Плюс к тому еще и обчистил до нитки шофера – члена той же шайки, у которого вошедшие в раж проигравшиеся «коллеги» попросили взаймы. Убрав в растолстевший бумажник последнюю купюру, мсье Ксавье Мулен посмотрел на улицу: вокруг были какие-то промышленные здания и пустыри, заваленные строительным мусором.

– А где мы едем? Это, кажется, еще не К’гасная площадь?

– До Красной площади сам как-нибудь доберешься, – процедил сосед, тот, что сидел слева, – давай бабки взад гони.

Француз удивился. Он повернулся влево и переспросил:

– Вы п’гедлагаете мне ве’гнуть деньги, кото’гые я честно выиг’гал? Но ведь это не сп’гаведливо!

Дмитрий снял свои очки, придававшие его лицу налет интеллигентности, и без них оказался обладателем довольно брутальной внешности:

– Марат, останови машину. Нам с господином потолковать надо, на воздухе. Выйдем, – предложил он мсье Мулену спустя несколько секунд, когда машина свернула с дороги и въехала на территорию какого-то заброшенного склада, судя по тому, что вокруг было несколько приземистых кирпичных корпусов с пристроенными вдоль стены дебаркадерами, – а то тачку твоими соплями уделывать неохота.