Оксюморон - Максим Владимирович Альмукаев

подвёл. Конфеты в нём не было. Более всего в данный миг Коля напоминал мне карикатурного крестоносца, который пытался взять штурмом непреступное прошлое. Я крепко обнял его на прощание. Отъехав на несколько сот метров, я посмотрел в зеркало заднего обзора. Город Заводь, этот плод человеческого гения, как приз, который так жестоко разыграла между участниками этой своеобразной лотереи судьба, вновь предстал передо мной во всей красе. Во истину судьба ничего не даёт даром, но проблема в том, что даже давая не даром, она при этом ещё и не всегда честно назначает цену, которую она желает получить. И очень часто ценник оказывается куда как дороже, чем приобретение.

Лучи солнца отражаясь в ещё видимых окнах делали их похожими на наполненные слезами глаза. Эти мысли навеяли на меня грусть, и чтобы отогнать их я устремил свой взгляд на восток, куда мне предстояло ехать. Чёрные острые линии теней, отбрасываемые тополями, что росли по бокам от дороги, пересекали холмы словно стрелки армий на карте.

В зеркало заднего обзора я видел, как мне долго махал в след, по-детски улыбаясь, простой, застрявший в своей комсомольской юности и порабощённый ею простой русский мужик Коля, который если для чего и был рождён на этот свет, то стать бухгалтером строительной бригады. Бухгалтером с большой буквы «Б».

Затем мой Мерседес покатил с горы, и я потерял его из виду. Я увидел его целинку вновь, когда он уже шёл по направлению к городу к которому он остался верен до конца странной почти истеричной верностью. Он шёл чтобы снова приковать себя к месту своей вечной ссылки. Гордый и обречённый как военный трубач. При слове трубач я вспомнил его оружие, и улыбнулся.

Во истину настоящая интеллигенция – нервная система нации. Внезапно меня осенило одно прозрение. Я вдруг с ясностью понял, что герой это прежде всего тот, кто способен на поступок, не обещающий никакого геройства в любом его срезе. Ты можешь говорить о любви весь день, ты можешь говорить о любви изо дня в день, ты даже чёрт возьми можешь устать говорить о любви и утомить того, кто тебя слушает, но приходит момент в котором ты должен сделать нечто такое, что повлечёт за собой обыденность, и именно этот момент и проявит, кто ты есть на самом деле. Парень который остался там в дали, мне понравился, потому что он был и есть самый настоящий герой с большой буквы “ Г ”.

Уносясь всё дальше, я предался размышлениям. Я думал о государстве. О тех людях, которые составляют его плоть, и хочу поделиться с тобой, читатель, своими мыслями. Главным признаком умирающего государства, как мне кажется, является исчезновение профессионалов как класса. Этот признак, который ошибочно принято считать второстепенным несомненно является главным. Именно эти люди несут и передают систематические знания или применение систематических знаний, которое принято в обиходе называть “ПРИВЫЧКА К ТРУДУ”. Эта привычка и есть та субстанция, которой связаны эпохи, отмеренные провидением империям, большим государствам и вообще цивилизациям. Ведь именно эта привычка позволяет народам созидать колоссальные вещи. Своеобразные тотемы, вокруг которых в дальнейшем и будет создана культура народа. Огромные физические и душевные силы государство часто стремилось использовать именно в этих целях. И в этом, мы должны признать, оно проявляло отнюдь не глупую свою сторону. Смерть великих империй какой была страна, в которой мне довелось родиться, начинается также с отсутствия профессионалов. Одним словом, всех тех, кто занят своим маленьким делом. Кто творит саму ткань империи. Не знаю понятно ли я объяснил. Ну хорошо, попробую объяснить проще. Ну вот скажем сидит в подвале сапожник и тачает обувь. А этажом выше в этом же здании идёт набор солдат для войны на далёких рубежах. И тот, кто набирает армию может быть спокоен, насколько, конечно, может быть спокоен тот, кто занят подобным делом, потому что за его спиной есть великая сила – сапожник тачающий изо дня в день сапоги, а значит и деньги для войны и нет нужды находиться дома. Покой в тылу при наличии внешнего врага – это, если не вдаваться в экономические выкладки и политологические определения, по сути и есть империя. Но стоит сапожнику перестать заниматься своим делом и выйти на улицу с какими-нибудь лозунгами написанными белым на красном или красным на чёрном как империя кончится. И погубит её не варвар из непокорённых провинций, не дикий кочевник, а человек, переставший тачать обувь в своей подвальной мастерской. Переставший из отпущенного ему судьбой времени творить ткань империи. Прав был Дюрант утверждая, что великую цивилизацию невозможно уничтожить извне пока она не разрушит себя изнутри.

Мне вдруг вспомнилось как в детстве мне довелось прочесть про город-храм который назывался Ниппур. В этом городе небыло жителей. Я подумал о том, что наверняка и в древнем предке того “Ниппура”, что остался за моей спиной тоже нёс свою ежедневную службу какой-нибудь сторож вроде Коли, связавший с этим городом всю свою жизнь. Он изо дня в день старательно и неустанно сметал с вымощенных улиц принесённую ветрами из далёких пустынь пыль и тихо переговаривался о чём-то своём с вверенными ему на хранение древними стенами.

«Интересно – подумал я – тяготился ли он своим одиночеством? Кто-то из великих сказал: “Даже мёртвые на кладбищах среди себе подобных. Подумайте, каково-же живому быть одному среди живых.”»

ГЛАВА 20

Мой Мерседес меж тем уносил меня всё дальше и дальше на восток. Ближе к вечеру я остановился у встретившегося мне на пути пруда. На западе занималась заря. Её огненные языки колыхались в лёгких волнах поднимающегося от земли тёплого воздуха. Какое-то время я любовался этим дивным танцем, а потом я поймал вдруг себя на мысли, что не смотрю на огни. Мною овладело странное состояние, словно сомнамбул я сел на тёплый прибрежный песок и устремил свой взгляд в даль. Меня постепенно накрыло странное ощущение словно я не смотрел в даль, а был сейчас там. Там, где за порогом временных поясов уже рождалось великое чудо-рождение новой ночи.

Глядя вперёд меня никак не покидала мысль о том, почему моя отчизна наполнена горем? Причём горем, выраженным в таких ипостасях, какие способны привести в ужас обладателя самой взыскательной фантазии. А ведь это горе имеет не природную основу, в природе не может быть горя, есть естественный отбор, который сопровождается не всегда благовидными поступками с точки зрения человеческой морали. Да, это