Три года - Владимир Андреевич Мастеренко

что-нибудь не клеилось, Виктор и сам мог поступить точно так же.

Было ещё одно обстоятельство, которое делало Маргаритино приглашение заманчивым вдвойне. Пойти к ней в гости — значило по вполне основательным причинам не быть дома, когда к Далецкому соберутся его штатные визитёры. Виктор, чем дальше, тем больше, ощущал, что, когда приближаются праздники, его охватывает тоскливое чувство в ожидании того, что скоро опять наступит день, когда Митрофанов протянет к нему волосатую руку с рюмкой, Верочка воскликнет, томно прикрывая неестественно длинные ресницы: «Ах, мне не надо полную, я совсем опьянею!», а Николай Касьянович, вытягивая губы трубочкой, процедит что-нибудь вроде: «Достоинства виноградных вин широко известны… Весьма…» Однообразие тягостно вообще, в праздники — тем более. Но что может быть хуже, когда однообразие это заключается в том, что ты должен внимательно вслушиваться и даже вставлять реплики в разговор, который противен тебе от начала до конца, улыбаться, когда хочется выругаться, и если не соглашаться, то во всяком случае молчать, когда собеседники высказывают органически чуждые тебе мысли и стремления. И всё из-за вежливости, из-за древнего свода условных законов, под защитой которых равны все — хорошие и дурные, добрые и злые, желанные люди и незваные гости…

Виктор, конечно, пошёл бы против всех этих неписанных правил, он совершенно избегал бы встречаться с друзьями Далецкого, но просительное: «Витенька! Что же люди-то скажут?» тёти Даши обезоруживало его. И всё же — хватит. В конце концов сегодня он вправе ответить тёте Даше тем же самым: «А что скажут люди? Пригласили его, а он — на́ тебе, обманул!»

Гости у Николая Касьяновича уже собирались. Ещё в передней Виктор услышал голос Митрофанова. Что-то, какой-то оттенок в этом голосе, удивило его.

— Может быть, подождать, Николай Касьянович? А? Может быть, понемногу, легонечко, столько сразу — как бы…

И когда Далецкий сухо и резко бросил: «М-да… Ерунда!», Виктор понял, что удивило его в голосе Митрофанова, — оттенок просьбы. О чём бы ни шла речь — всё равно это было странно. Это никак не вязалось с манерами Митрофанова — бесцеремонного, лезущего всегда напролом, тем более, что он, знал Виктор, — непосредственный начальник Николая Касьяновича по службе. А ещё необычнее был сухой ответ Далецкого, который хотя и не заискивал перед Митрофановым, но никаких резкостей по отношению к нему тоже себе не позволял…

Виктор вошёл в комнату. Кроме хозяина и Митрофанова там, оказывается, была и Верочка.

— Виктор Васильевич пожаловал! — поднялся Митрофанов. — С праздничком вас!.. Наработались? Беда вам — и в праздники работаете, не то, что мы, грешные…

Виктор сразу почувствовал, что ошибся, — гремящий бас Митрофанова, как всегда, был до раздражения бодр и напорист. Скорее уж можно было отметить непривычную серьёзность Верочки, с нервной миной на лице теребившей бахрому скатерти. Обилие косметики не смягчало эту мину, а, наоборот, вместе с нею напоминало, о том, что стремилась забыть Верочка, — оно напоминало, что Верочка давно уже не Верочка, а Вера Степановна и что куда лучше было бы Вере Степановне, смыв косметику, нянчить маленьких внуков, которых у неё могло быть, пожалуй, не меньше двух, если бы… если бы у Веры Степановны были дети.

Она выдавила улыбку и проговорила:

— Ужасно болит голова, ужасно… Я, кажется, сегодня буду совсем не в духе…

Нет, и Верочка была прежней…

Виктор прошёл на кухню. Там в жару и чаду тётя Даша стряпала к обеду пирожки и ватрушки, печенья и такие хитроумные штуки, что им и название трудно было подобрать, — на этот счёт она была великая мастерица. Сначала тётя Даша, и верно, повздыхала, что Виктор уйдёт из дому, но потом согласилась:

— Дело молодое, чего ж со стариками — поймут люди…

И сорвалась с места:

— Пойду, сорочку тебе поглажу…

— Я сам, — хотел остановить её Виктор.

— Где уж тебе самому! Кто это видел, чтобы мужик хорошо гладил! — вздохнула тётя Даша, схватила тарелку, набросала в неё разных своих изделий и поставила перед Виктором: — Попробуй тогда, коли уходишь…

Затем, с необычной для своей полноты подвижностью, она побежала гладить сорочку. Вернулась тётя Даша на кухню с коробкой, в которой лежали мельхиоровые ложки, ножи и вилки из нержавеющей стали:

— Мой-то, гляди, раздобрился, подарочек сделал к празднику.

Виктор усмехнулся в душе: Николай Касьянович оставался верен себе. Подарок, может быть, и тёте Даше, но такой, что пользоваться будет им и он. А вернее всего — не будет никто, ножей, вилок и ложек в доме хватало без того. Стиль у Николая Касьяновича был твёрдый, — если уж дарить что-нибудь жене, так зеркальный шифоньер, ковёр, настольные часы, словом, чтобы самому тоже не остаться в обиде. Только в отношении Виктора Далецкий изменил своему правилу, преподнеся ему накануне праздника новенькую автоматическую ручку «Золотое кольцо». Принимая подарок, Виктор смущённо поблагодарил и подумал, что, может быть, он не совсем справедливо относится к Николаю Касьяновичу, — ведь вот не забыл же тот о своём племяннике. А Далецкий заметил между прочим:

— Импортная вещь, — семьдесят пять рублей… Весьма…

После этого Виктору захотелось либо вернуть подарок, либо выложить на стол семьдесят пять рублей. Он не сделал ни того, ни другого лишь из-за тёти Даши, которая в тот момент места не находила от счастья.

Глядя сейчас на блестящие ножи и вилки, Виктор не высказал своих мыслей по той же причине. Пусть радуется, тем более, что — Виктор был уверен — тётю Дашу гораздо сильнее радует не появление в доме новых вещей, а внимание мужа. Он, кстати, за последнее время всё чаще стал оказывать ей такое внимание. У Николая Касьяновича были кое-какие сбережения, точную сумму их Виктор не знал, но что они были, и немалые — он не сомневался. По каким-то соображениям Далецкий пустил их сейчас в ход. По каким — Виктор не мог, да и не хотел знать. Но раз это косвенно доставляло удовольствие тёте Даше — тем лучше…

Из дому, извинившись перед гостями, Виктор вышел задолго до срока, назначенного Маргаритой. Поэтому он не спешил. Медленно шагая по улице, Виктор косился на магазинные витрины, как будто разглядывая товары, а на самом деле рассматривая своё отражение в стёклах, — каков он в парадном костюме, не косо ли надет галстук? В общем… он остался доволен.

Виктора окликнули. Он с удивлением подождал догонявшую его Верочку, — всего несколько минут назад она, похоже, никуда не собиралась от Далецких.

— Я на минуту в аптеку… купить что-нибудь от головной боли, — пояснила женщина. — Увидела вас и догнала. Простите, у меня к вам дело…

Нет, всё-таки с нею что-то случилось! У Верочки — дело!..

— Если вы не очень спешите, — сказала