Истина короля - Мария Сергеевна Руднева

узнает в нем мальчишку, чудом спасенного из дворца.

Юй Цзиянь отвернулся, не желая встречаться с Джеймсом даже случайным взглядом. Тайна, тяжелый груз которой Джеймс против воли навесил ему на сердце, тяготила его. Все больше Цзиянь склонялся к мысли о том, что надо предупредить кого-то, кто действительно мог повлиять на ситуацию. Таким человеком мог бы быть Габриэль Мирт – с его связями в Парламенте и преданностью Бриттским островам и Империи. Но сейчас, когда каждая клеточка тела мистера Мирта была посвящена паровой машине, Цзиянь и помыслить не мог, чтобы отвлечь его. Все потом, все после Выставки – тем более что и Джеймсу явно требовалось время на подготовку.

Цзиянь подозревал также, что Джеймс явился на Выставку не только для любования запуском паровоза – количество представленных здесь новинок и достижений в области науки и техники завораживало. Человек, замысливший что-то подобное тому, что задумал Джеймс, просто не смог бы пройти мимо.

* * *

Цзиянь не подозревал, насколько был близок к правде. Перед тем как явиться в «паровозный павильон», как его успели окрестить в толпе, Джеймс Блюбелл купил несколько вещиц, осчастливив небогатых изобретателей и обеспечив себе прекрасное подспорье в выполнении плана.

Удивительно, насколько даже в Призыв Просвещения сохранялось неравенство между людьми: одни на деньги правительства запускали паровые машины, пока другие радовались сотне фунтов за устройство, позволяющее устраивать многократные салюты в разных концах… например, загородного участка.

– Все ваши фейерверки выстрелят одновременно, сэр! – говорил вихрастый юноша, упаковывая провода в бумагу. – А главное, с установкой справится даже ребенок.

– Даже ребенок? – Джеймс довольно улыбнулся своим мыслям. – Это очень хорошо… Мой сынишка будет в восторге.

– Передавайте поздравления вашему сынишке!

– Безусловно, – очаровательно улыбнулся Джеймс, отходя от прилавка.

Он был более чем убежден в том, что вихрастый изобретатель не вспомнит его лица уже через четверть часа – его прилавок пользовался популярностью. Вот что значит работать на интересы толпы, угождая низменным желаниям. Джеймс усмехнулся – ему такая роскошь была недоступна. Как и бедняге Габриэлю, который, несмотря на огромный послужной список из заключенных патентов и запущенных в производство изобретений, создавал вещи исключительно полезные обществу, словно не понимая, что общество не поймет и не оценит его старания.

Если бы Джеймс доподлинно не знал, что Мирт не смог бы жить по-другому, даже если бы желал этого всей душой, он бы счел его глупцом. Но фаэ, особенно фаэ, выросшего с определенным долгом на плечах, глупцом называть было бы опрометчиво. Если подумать, то долг Мирта рос с каждым днем с момента изгнания Андерса. Последний фаэ на бриттской земле… Фаэ, о серебряной крови которого не догадаться, глядя со стороны, а тех, кто знал правду, уже почти не осталось: Андерс и его элладская принцесса не посмеют явиться на родину из-за Права на смерть, а что до Джеймса…

Джеймс прикрыл глаза.

Дорога, которую он видел перед собой с той первой минуты, когда разъяренная, безумная толпа проломила входные двери дворца, которая снилась ему в далеком ханьском дворце, уходила в тень. Обрывалась – около ступеней Парламента, потому что в тот момент, когда Джеймс подойдет к нему, его путь закончится. Он не думал о том, что будет дальше. Выживет он или погибнет – это не имеет значения. Жажда власти и трона знакома только тем, у кого не было реальных причин отречься в пользу короны. Месть – все, из чего Джеймс теперь состоял, и он не был уверен, что после того, как взрыв сметет Парламент с лица земли, в нем самом еще что-то останется.

Возможно, ему стоит взойти на жертвенный костер и нажать на спусковой механизм детонатора, стоя в королевской мантии и короне в центре самого большого заряда. К сожалению, его план не подразумевал ни мантии, ни короны – да и где они сейчас, что сделали с ними люди, занявшие королевский дом? Его план состоял из переплетения подземных ходов под зданием Парламента, знании о его архитектурно слабых местах и огромного заряда фейерверков. Последний салют в честь Чарльза Блюбелла VII, его жены, дочерей и сыновей.

Поминальный костер, как принято у фаэ, – чтобы отдать должное серебру в собственных венах.

Вот так и выходило, что именно тогда, когда дорога Джеймса подошла к концу, дорога Мирта, состоящая из железных полос и деревянных шпал, только начала свое существование. И пусть Габриэль старается для мира, который уцелеет после того, как Джеймс свершит свою месть, – прежним мир уже не станет.

Он уничтожит уверенность народа в том, что Парламент был прав.

Он утопит лунденбурхцев в крови и нестерпимой вине за содеянное.

И в конечном итоге он уничтожит и Габриэля Мирта, чьи старания некому будет оценить. А когда Бриттские острова погрузятся в пучину анархии… Джеймса Блюбелла уже не будет ничего касаться.

Перед глазами встало зрелище армады ханьских кораблей, входящих в порт Тамессы. В памяти всплыли все те слова, что он говорил Цзияню за обедом, – о желании протянуть руку своему народу и повести его в лучший мир. Иногда он сам верил в эти слова, иногда задумывался, сколько из всего этого будет ему позволено, иногда – в такие моменты, как сейчас, – равнодушно смотрел в лицо тьме.

Если придется вести людей – он поведет.

Наденет корону. Протянет руку ханьскому императору. Примет на своей земле власть древних богов Феникса и Дракона.

Или падет замертво на мостовую. Потому что в конечном итоге это все не будет иметь значения.

Значение имеет только месть.

* * *

Юй Цзиянь неслышно выскользнул из ворот, смешавшись с толпой, и огляделся. В черном плаще и котелке, позаимствованных у Ортанса, металлические детали его лица и тела не так бросались в глаза – особенно на контрасте с тем, что он светил ими с раннего утра, приманивая зевак к паровой машине и объясняя, что к чему.

Мистер Мирт обещал, что после отправления паровой машины он может быть свободен – все равно встречаться и обсуждать итоги Выставки команда планировала не раньше следующего утра. Цзиянь подозревал, что это связано в том числе с мисс Амелией и ее желанием отметить триумф наедине с Габриэлем, и это было закономерно – два героя вечера заслужили этого как никто. Изначально Цзиянь планировал, что все-таки дождется Ортанса и отправится с ним в паб пропустить стакан-другой виски в честь удачного запуска паровой машины, но появление этого человека разрушило его планы на месте.

Этим человеком был Джеймс Блюбелл.

И как бы Юй Цзиянь ни стремился оставить прошлое