Кровь избранных - Кай Дзен

Балтимор, Роузбоул-Резиденс, декабрь 1957

Внутреннее убранство квартиры отражало прекрасный вкус агента Копленд, но и выдавало все противоречия ее характера.

Дорогая, отделанная белым кафелем кухня сверкала в свете неоновой лампы. Большая часть шкафчиков пустовала: там не было ни комплектов тарелок или приборов, ни кофейных сервизов с какими-нибудь цветочками или зверюшками. Только разрозненная кухонная утварь, уместившаяся за одной створкой.

Просторная и светлая столовая тоже производила впечатление незавершенности. Предметы классической обстановки — сервант темного дерева в стиле барокко и изящный чайный столик — соседствовали в ней с индустриальным ширпотребом. Из всей мебели заметно выделялся длинный, замысловато изогнутый, обитый бархатом диван. Его словно взяли из какой-нибудь студии Голливуда, поэтому легко было представить, что на нем сидят и оживленно щебечут кинозвезды, перебравшие «Сазерн комфорта»[137] или пилюль амфетамина.[138] Истерические улыбки, блеск белоснежных фарфоровых зубов… Подражая дивам, Копленд сделала прическу, нанесла макияж и купила белье.

Высокие господа в темных костюмах с набриолиненными[139] волосами появились, когда Шелли занималась еще в начальной школе. Они любовались ею на переменах, гладили по рыжим локонам, а потом ее жизнь неожиданно изменилась. Мужчины часами беседовали с ее мамой и папой и каждый триместр просматривали табель успеваемости дочурки. Их заинтересовали выдающиеся способности ученицы Копленд. Наверняка эти джентльмены заплатили родителям. Иначе как объяснить обновление семейного договора и появление нового ярко-красного «болида» у отца? Тот вечно отсутствовал, так как находился в непрерывном поиске очередных любовниц. Мать же, напротив, предпочитала принимать гостей в уютной домашней обстановке.

Господа из управления выкупили необыкновенные способности Шелли и, по существу, стали хозяевами ее жизни. Что думает по этому поводу сама девочка, значения не имело. А когда мальчики начали терять головы от вида линий ее тела и белоснежной кожи, рыжую Копленд определили в некий институт в Арканзасе. Там ей пришлось доживать юность рядом с чудо-детьми, профессорами в белоснежных рубашках и улыбающимися воспитательницами с государственными удостоверениями и визгливыми голосами.

Шелли выросла и смирилась со своей судьбой. Институт стал ее миром. Из занятий, намеченных на неделю, девушка предпочитала программы самоконтроля и медитации: так она мысленно посылала всех куда подальше и оставалась абсолютно невозмутимой. Копленд часами сидела в трансе в специальной комнате, отгородившись от всех, и до нее едва долетали комментарии дипломированных чучел, которые разглядывали ученицу сквозь стекло.

— Уровень ее медитации достигает удивительной глубины, сравнимой разве что с техникой расслабления тибетских монахов.

Стадо идиотов.

Девушка приняла свою участь. Так посоветовал ей папочка по телефону из Калифорнии, а в трубке кроме его голоса слышались плеск моря и взвизгивания постельных куколок. О том же твердила со своей всегдашней тягучей и пустой интонацией и мамочка — между двумя глотками алкоголя. Если из такой мерзости на самом деле состоял внешний мир, то она немного теряла.

Среди тестов на интеллектуальную пригодность и нарядов вне всякой моды промчались годы. Из радиоприемника неслись веселые буги-вуги,[140] но Шелли не танцевала, не надевала декольтированных платьев и не обнималась с мальчишками в длинных кабриолетах.

Через несколько лет правительственные чиновники определили ее на первую должность в одно из дочерних ведомств ЦРУ. Шелли стала помощником толстого слюнявого агента, занимавшегося оформлением и контролем дел пятилетней давности. В течение дня ее молодой босс бездельничал и пытался приставать к ней в грязной комнате архивного хранилища. Она нажаловалась на парня вышестоящему начальству и устроила скандал, который многим не понравился.

Через несколько месяцев Шелли перевели в Департамент юстиции в Вашингтоне, округ Колумбия. Там сразу что-то не заладилось с сотрудницами, отвечавшими за составление личных карточек. Ситуация взорвалась мгновенно, поскольку пошла молва о ее особой близости с начальником. Слухи, впрочем, были обоснованными. В заведении начали водить носами: агент Копленд не умеет ни вести себя в коллективе, ни контролировать свои эмоции. Только и выставляется за счет других.

Учитывая несомненные профессиональные способности агента, руководство решило отправить Шелли в балтиморский отдел ЦРУ. Высочайший интеллект и прекрасное умение просчитать вперед стратегию сделали ее кандидатурой номер один, полезной во всех случаях. Кроме того, посчитали, что Контора со временем ее пообтешет.

Центральное разведывательное управление, прекрасный отряд джентльменов…

Если Департамент полиции Лос-Анджелеса занимал первые полосы газет и питал воображение писателей и кинематографистов, то ЦРУ всегда тихо делало свои темные дела.

Шелли Копленд стала агентом третьего уровня, в сущности — мелкой сошкой. Поначалу ей было тяжело.

— Ничего, кости крепче будут, поднатореешь, — с насмешкой твердили ей начальники.

— Пока что они у меня только трещат, — парировала Шелли.

Но мало-помалу все стало меняться. Ей понравился риск оперативной работы. Рыжая ожила, почувствовала свою значимость. Но с коллегами отношений не заводила. Большинство предпочитало держаться от Копленд подальше. Кое-кто пытался посмеиваться над ее слишком длинными ногами и оттопыренными ушами, которые были особенно заметны, когда девушка собирала волосы в пучок. Конечно, встречались и сослуживцы, находившие женщину привлекательной. Шелли же привыкла, что ею восхищаются. Она первой приходила на работу и покидала офис последней, многому училась и непрерывно наблюдала — набиралась опыта. А еще Копленд обладала удивительным даром: сразу вычисляла врага и без труда заставляла его раскрыть карты.

Однажды в ее сети попался Фолберг, восходящая звезда ЦРУ. Она встретилась ему в коридоре во время какого-то очередного заседания, и его сразу захлестнула волна неотразимой эротики рыжеволосой. Рон обернулся и, как болтливый мальчишка, стал расспрашивать коллег, что это за красотка. Потом одернул пиджак, стряхнул с плеч перхоть и ринулся в атаку, как хищник. Фолберг вручил Шелли свою визитку, пригласил на ужин и, не теряя времени, начал ухаживать в свойственной ему грубоватой манере.

Копленд сразу раскусила, что Роном очень легко управлять, и по привычке досыта этим наигралась. Она спрашивала себя, как подобный тип, с чрезмерным нахальством и с дурацким поведением, смог дослужиться до должности главы сектора ЦРУ. Похоже, за спиной Фолберга стоял какой-то покровитель…

Они стали встречаться, вместе проводили время, и — как обычно в таких случаях — все закончилось постелью. Когда Рон пускался в рассуждения по поводу ничтожных личных врагов внутри управления, Шелли полировала ногти. А стоило ему начать рассказывать невероятные эпизоды своей блистательной карьеры, девушка начинала зевать, прикрываясь ладонью.

Однако красавица обожала его громадные руки, властную силу, с которой он опрокидывал на кровать, и резкий запах одеколона. Женщине казалось, будто ее подчиняют и наказывают за все плохое, что она успела натворить. Фолберга вряд ли назовешь красавцем, да и в постели доблестью тот не отличался, но Шелли притягивала его неуклюжесть. А может, ко всему добавлялся еще и мазохизм: она ненавидела «красношеих», но желала, чтобы те ею командовали. И в этом смысле Рон был идеалом.

Но настал день, когда Копленд поняла, что его разглагольствования обретают серьезный смысл. Таинственный покупатель. Секретнейший материал. Десять миллионов долларов. Послать всех к черту. Скрыться с глаз. Да уж, в этом Шелли ему помогла… Мысли вернулись к выстрелу, к ужасной отдаче. Раздробленный череп Рона, отчаянно бьющееся сердце, паника… Пшеничное поле в Техасе, голова убитого койота на бампере «крайслера» по пути в Остин…

Девушка почувствовала дурноту. Накануне ей приснился плохой сон, хотя она почти все забыла. А потом вдруг вспомнилось: Аль-Хариф. Рано или поздно таинственный покупатель объявится. Надо было что-то предпринять.

— Проклятье, как же действует эта штуковина? Я же просила Карла оставить мне инструкцию. Вот чертова горилла! Может, вещь краденая…

Шелли пристроилась на коленях, неуклюже наклонившись над огромным бобинным магнитофоном, стоявшим на сером паласе возле кровати в спальне. Ее длинные ноги до середины бедра элегантно обтягивали чулки с резинками.

Часы на руке слишком быстро отсчитывали время, и паника росла с каждой минутой. Конечно, кто-то должен вскоре объявиться, и, возможно, прямо здесь, в Роузбоул-резиденс. Ее квартира теперь ненадежное убежище, если она вообще им когда-нибудь была. Надо сменить обстановку, и как можно скорее.