Фонд последней надежды - Лиля Калаус

— Родная, мне кажется, мать заскучала. Ты постоянно на работе, я сутками сижу за компьютером. Давай сделаем ей праздник, позовём друзей, родственников… Тряхнём стариной. А?

А-а-а… Вот оно что.

— Ты знаешь, у меня сейчас конференция, столько маеты… Может, через недельку? — не давая выплеснуться раздражению, сказала Ася.

Влад надулся.

— Не думал, что ты так расставишь приоритеты. Откровенно говоря, Ася, я уже всех пригласил на четверг.

Ася ахнула.

— Как на четверг?! Да ты что! Я же ничего не успею! И у меня как раз в этот день открытие конференции!

— Не волнуйся, родная, — ласково улыбнулся Влад. — Мы все тебе поможем!

— А… А кто — все-то?

— Мои ребятки. Ритусик. Да много ли понадобится усилий для скромного суаре человек на пятнадцать-семнадцать?

Ася нервно засмеялась.

— Трёх перемен блюд делать не будем, — решительно заявил Влад. — Достаточно закусок и горячего. У тебя всегда изумительно выходил гусь с яблоками по рецепту матери — думаю, ей будет приятно. Затем, шницель, заливное, овощи-гриль, жюльен… Цыплята-табака… Сациви… И конечно — фирменный севостьяновский йогуртовый торт. Вот и все! А ребятки помогут накрыть, сделают покупки — под твоим руководством, конечно, ну и так… Будут под рукой на всякий случай.

«Ребятками» Влад называл свой стихийно сложившийся после памятной процедуры награждения Упыраем литературный кружок. В него входили четыре молодых поэта — Жека, Ербольчик, Аkа и Боринька; парочка начинающих прозаиков Славян и Едыгей, а также три тётки-графоманки, которые проходили под лейблом «поклонницы». Хороша подмога.

Ася без особой надежды промямлила:

— Меня начальство не отпустит…

— А ты будь понастойчивее, — посоветовал Влад. И исчез в кабинете.

Так. Графоманок можно припрячь на уборку. Поэты-прозаики пусть едут на базар и в магазины, список она составит. Гуся он захотел… Жюльены ему подавай. Нет уж. Сделаем по-другому. Аванс как раз на карточку вчера кинули — закажу-ка я жратву в гостиничном ресторане. А торт йогуртовый — в кафе «Лакомка».

Влад поломался немного, понадувал щёки, но согласился.

В среду вечером Ася поехала в Фонд — надо было заскочить в бухгалтерию, после вышла покурить во дворик вместе с Жоркой Непомнящим.

— Что это у тебя, Асенька, вид сегодня такой невесёлый? Мало ли, не заболела?

Ася вздохнула. Вот ведь, кто бы мог подумать — заботится о ней. Хороший человек оказался. Клинья, конечно, подбивает, как Гулька бы выразилась, ну и что? Он, пожалуй, даже симпатичный… Ася вгляделась в морщинистую Жоркину мордочку. Ох.

— Да вот, завтра дома гости, мне из ресторана кучу еды надо домой тащить…

— Так в чём же дело, Асенька! Мой мерседес к вашим услугам! Во сколько подъехать? — деловито выпалил Непомнящий.

— В том-то и дело, Жора, что в разгар дня, часа в два.

— Бу сде! Не забывай, Асенька, я ведь тоже на своей программе сам себе начальник!

И не подвёл Жорка. Приехал, помог загрузиться, доставил домой, даже до квартиры коробки дотащил. Ася в порыве чувств чмокнула его в щёку.

— Эх, Асенька, да я бы знал… Киркорова бы на твою вечеруху раздобыл! — ответил на это разомлевший Жорка. — Но ты, старушка, должна мне уже вторую свиданку. Помни!

Да уж… забудешь с тобой.

Дома конь, разумеется, не валялся. Тётки курили на кухне, поэты со свистом жрали вино, купленное для гостей, посреди разгромленной гостиной в луже грязной воды стояло ведро. Ритуся безропотно перетирала столовое серебро. Ася засучила рукава.

К пяти часам стол пенился белоснежной скатертью, хрусталь сиял, а салфетки были свернуты золотыми руками Ритуси зайчиками и белочками. Аппетитные вулканы салатов вызывали лавовый ток слюны, буженина лоснилась, заливное давало слезу, икра, выложенная на специальное блюдо чёрно-красными шахматными клетками, наводила на мысль о том, что жизнь прожита не зря. Гигантский гусь-мутант, обливаясь соком, доходил до кондиции в духовке.

Ася, красная, распаренная, с ломотой в спине и чудовищной головной болью, ушла в свою комнату переодеться. Как выяснилось, хозяйку ждать никто не стал. Когда она вернулась, гости уже выпивали по второй. Влад, в стильной рубашке-апаш и кожаных штанах, то и дело кокетливо встряхивал растрёпанной белокурой гривой, похохатывал, жовиально ухаживая за главными гостями суаре.

О шуйцу великого писателя (именно так именовали в своих тостах зарумянившегося Влада его «ребятки») расположилась Ляля Кулинич, громадная тётенька лет сорока, главный редактор журнала «Книгоман». Она была укутана в тигровой расцветки кокон, потела, как гусь в духовке, стыдливо утираясь бумажными салфетками, и смачно поедала заливное, то и дело роняя объедки на чудовищный бюст. О десницу, как волнистый попугайчик на жёрдочке, сидело на краю стула миниатюрное существо в круглых очках с неимоверным количеством диоптрий, от чего глазки существа казались раскалёнными булавками. Это была главный редактор альманаха «Пояс Мнемозины» Нинель Борисовна Мракова. Серо-зелёные волосы её были убраны в тугой комок на макушке, тельце утопало в складках серо-зелёной шерстяной кофты.

Ася налила сама себе соку, обвела глазами публику. Из бывших завсегдатаев севостьяновских суаре она узнала лишь совершенно растерянную начальницу свекрови. Начальница сидела в самой гуще ребяток, которые, шумно перекрикиваясь через её барашковую голову, то и дело безразлично толкали её в бока. Сама Вера Ивановна явилась к столу вслед за Асей. Едва усевшись, старушка, дробно хихикая, опрокинула на себя блюдо с сациви, расплакалась, была уведена Асей в свою комнату и уложена спать.

Ребятки, варварски мешая благородные французские вина с водкой «Финляндия» и немецким пивом, вскоре разошлись не на шутку, принялись, перебивая друг друга, выкрикивать свои вирши. Одна из поклонниц без предупреждения залилась фальшивыми руладами а-капелла. Суаре стремительно перерастало в банальную пьянку. Жалобно звенели бокалы, вскрикивали тарелочки сервиза «Мадонна», столовое серебро сыпалось на пол… Кто-то безутешно зарыдал. Поэт Жека с родинкой-злодейкой на щеке прыгнул Владу на колени и, визжа, заболтал в воздухе худыми, обтянутыми лосинами, ногами.

Нинель Борисовна в ужасе принялась терзать сотовый телефон. Толстуха Ляля, задом, как гигантская черепаха, выкарабкалась из-за стола. Ася вышла вслед за ней.

На кухне тушканчиком у норки сидела на табуретке бедная Ритуся — гуся сторожила.

— Беги домой, Ритусик! — Ася достала из холодильника пакеты с салатами, сунула в Ритину сумку вместе с коробкой конфет и бутылкой колы. — Близнецов своих от меня расцелуй.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});