За гранью Разлома (СИ) - Мак Алиса

— Даже если так, количество жертв было бы несравненно больше, — возразил воинственной девчонке явно сбитый с толку ведущий.

— Я и не говорю, что они не помогли! — захлебнувшись в собственном голосе, выпалила та. — Просто нечестно отдавать им всю заслугу, как будто они единственные, кто может сражаться. Глупо жить и думать, что только охотники могут противостоять Кровавым, Серебряным и вампирам вообще! Каждый человек может делать это, и для этого совсем не нужно разъезжать в масках. Люди стали слишком полагаться на охотников и забывать, что и сами не беспомощны, потому-то все так и боятся вампиров. А если все перестанут бояться и каждый попробует сделать хоть что-то, то никакие охотники вообще не будут нужны!

Миша отложил обглоданную кость и вздохнул.

— А здесь она права, — заметил Макс. — С оговорками, разумеется.

В памяти всплыл недавний рассказ Вани и собственные давние мысли. Чтецу не раз приходилось удивляться, почему люди сами не делали ту работу, которую они поручали ему. Не то, чтобы он возражал — в конце концов на это он жил, — но сомнений не было: людям мешали невежество и страх, а не бессилие.

— У нас же колдуны все, кто не вампиры! — вещало тем временем радио голосом девчонки, не давшей себя убить. — Охотники — это просто пример тому, что каждый, кто захочет выйти на бой…

— Каждый, кто захочет выйти на бой со врагом, может сделать это, — пробормотал Макс, догнав её по темпу. — И если стать охотниками могут не все, то в сердце всякого есть место для роли воина.

Миша с удивлением приподнял брови. Чтец не без труда выдержал его взгляд. Ему было неприятно удивление Бессмертного; неприятно, но совершенно понятно.

— Да, я тоже знаю эту речь наизусть.

Он хорошо помнил тот дождливый и мерзкий октябрь, грянувший после по-летнему тёплого сентября. Они как раз разругались с Витей, который, в погоне за так желаемой им славой, хотел продолжать работать в холода, когда Макса уже во всю тянуло на юг. Семнадцатилетний полноватый недоучка давно начал действовать Чтецу на нервы постоянными мечтами о подвигах и упрёками за чрезмерную осторожность. Потом Макс узнал, что, расставшись с ним, этот мечтатель закончил там же, где и остальные: среди мелких рядовых Инквизиции, но в тот октябрьский день он был зол, а одиночество холодом проникало в салон автомобиля.

Услышав по радио, что Близнецы вышли в эфир, чтобы выступить перед мирными слушателями, Чтец едва не отключил звук. Ему казалась оскорбительным выслушивать морали от народных фаворитов, но обещаний безопасности и откровений о подвигах не последовало. Голос Сестры не срывался и не дрожал. Он звучал холодно и чётко, он плетью бил по ушам, повторяя: старания горстки охотников ничего не изменят в глобальных масштабах. Мир будет достижим лишь после того, когда каждый, кто хочет мира — колдун ли, вампир ли — сделает шаг в сторону его достижения.

Её слова задели Макса, всегда считавшего, что не готовые к охоте люди должны держаться как можно дальше от всего, что с ней связано. Тот день изменил его мнение на диаметрально противоположное. Увы, разочарование не заставило себя ждать. Слова Сестры повторяли снова и снова несколько месяцев; навещая Беляевых, Макс обнаружил, что даже Рада вызубрила их наизусть. Но ничего не изменилось. Никто не восстал, не предпринял попытки изменить свой образ жизни, и даже в рядах охотников не появилось больше новичков. А около года спустя Близнецы исчезли, чтобы больше никогда не появиться вновь.

Урок, который Макс извлёк из этой истории, был прост и жесток. Никто не хотел мира на самом деле. Людям было комфортно в этой медленной и тягучей войне, и Чтец, добровольно вызвавшийся выйти на передовую, был одним из них. Он не видел мира, где вампиров не нужно было бояться.

— Крайне наивная речь, — сказал Макс Мише теперь, — но, не буду врать, мне она нравится.

— Может быть. — Бессмертный вздохнул и поднёс ложку супа к губам, но из-за зелёной занавески вдруг послышался шум и Мира высунулась наружу, чтобы спешно и неожиданно пылко проговорить:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Наивность автора речи не оправдывает её неправильность. Девушка, которая первой сказала эти слова, плохо представляла себе, о чём говорит. Если бы она могла пожалеть о них сейчас, она бы пожалела.

— Ты говоришь о Сестре? — Макс был неприятно удивлён. — Сестре из Близнецов? С чего ты это взяла?

Ответ был не менее торопливым, хотя пыл в голосе Миры поутих.

— Ты же наверняка знаешь, что Близнецы были очень сильные. Сестра привыкла всегда побеждать и не понимала, что другие люди не такие, как она. Она не знала, что ждёт проигравших, не знала о страхе и боли и не видела того, что видела я, а потому думала, что может навязывать другим свою войну. Но эта война не для всех. Миша, ты же всегда был против, так скажи ему.

— В принципе, я никогда не отрицал того, что люди должны уметь себя защищать, — осторожно возразил Бессмертный, а Мира, шумно втянув воздух носом, выпалила:

— В этом и дело, люди должны уметь защищаться, а не нападать. Нападать — наша работа, потому мы и решили сами разобраться с Кровавыми, разве нет?

Миша растерянно болтал ложкой в супе. Может быть, он не знал, что ответить, а может, не хотел отвечать, но слушать подобные рассуждения от Миры было просто смешно.

— И со многими Кровавыми ты собираешься разобраться? — сухо спросил Макс. — Без колдовства-то?

Мира на миг замерла, шмыгнула носом, а потом резко скрылась за занавеской. Послышался короткий шорох, а потом зелёная ткань снова на миг отодвинулась и в лицо Макса полетела какая-то чёрная тряпка. Макс неторопливо расправил её и узнал свой плащ.

— Ты рылась в моих вещах? — уточнил он.

— Я хотела помочь, — злобно отозвалась из-за занавески Мира.

В плаще не осталось прожжённых дыр. Мира обрезала обгорелые края и пришила на их места новые куски ткани. Вернувшиеся на место рукав и часть подола оказались немного светлее, ткань была легче и слегка отражала свет, но плащ выглядел гораздо аккуратнее, чем раньше. Это был жест мира, как и слова благодарности, сказанные спутницей Бессмертного в день защиты поселения, и Макс, совершенно не чувствуя искренности, постарался его принять.

— Спасибо. — Хотелось добавить резкую просьбу больше не копаться в его рюкзаке, но Чтец сдержался. Конфликт с полоумной девушкой был полной глупостью, и с ним было необходимо покончить, тем более если та сама пыталась пойти навстречу.

Из-за занавески не раздалось ни звука, и только Миша тяжело вздохнул, награждая друга укоризненным взглядом. Оставив плащ на своём спальном месте, Макс молча вернулся к столу и принялся за успевший остыть суп.

Когда Мира снова полезла в его вещи и, достав из рюкзака обгорелые останки книги, подняла их над головой с полной высокомерия и насмешки ухмылкой, Макс не выдержал. Он врезал ей по лицу с плеча, и, чувствуя, как под костяшками его руки ломается её нос, испытал ни с чем не сравнимое удовольствие. Раздражение, злость и непонимание, копившиеся в нём всё это время, обрели волю и вырвались наружу, кровь пульсировала в голове частым ритмом, и в этом ритме Макс слышал призыв: убить, убить, убить, убить Миру. Он бил снова и снова, а она слабо трепыхалась, скулила и брызгала кровью. Потом она затихла, испустив последний вздох, а Макс проснулся, чувствуя, как сводит судорогой его руки.

За окном было ещё темно. Зелёная занавеска неподвижно скрывала Миру от его взгляда: она ещё не проснулась, не выбралась наружу, чтобы приготовить завтрак. Максу вдруг захотелось увидеть её. Ударить её. А потом ещё раз, и ещё, и ещё, пока она не умрёт. Медленно и тихо, бросив один внимательный взгляд в сторону мирно похрапывающего на своём месте Мишу, Чтец поднялся на ноги и подошёл к занавеске. Коснулся её пальцами. Взялся рукой за край.

Что-то острое и цепкое больно вцепилось ему в голень, развеивая наваждение; Макс опустил взгляд и увидел широко распахнутые зелёные глаза Ночки. Несколько секунд охотник и домовая смотрели друг на друга. Чтец, не выдержав первым, резко развернулся и, отперев дверь, вышел наружу. Его руки мелко дрожали, терзаемые жаждой крови. Понимая, что должен снять напряжение, Макс отошёл подальше от стоянки и не возвращался назад, пока Миша сам не вышел, чтобы найти его.