Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наклоняюсь, чтобы взять его. Но в тот момент, когда я просовываю под него руки, с кровати раздается громкий храп. Застываю на месте, пока женщина переворачивается ко мне лицом. Но она спит, глаза ее закрыты, заспанное лицо расслаблено.
Я беру малыша, он кряхтит. Держу его в руках и смотрю на него. Это тот младенец, которого я ждала. И как же трудно дышать, как трудно вынести эту муку любви. Несу его в ближайший туалет с надписью «Только для пациентов». Никого не видно, и я проскальзываю в одну из кабинок.
Оказавшись внутри, осторожно кладу Генри на пол и открываю большую дорожную сумку фирмы «Маркс энд Спенсер», которую принесла с собой. Кладу его внутрь, на спину; нет, уж он не умрет у меня внезапно. Укладываю вокруг него свое одеяло, плотно заворачивая его свободный конец вокруг маленького ярлычка на ножке малыша. Если что-то сорвется, нам придется бежать. Все это время он спит, только немного посапывает.
И вот я уверенно выхожу и иду прямо к лифту. Решаю вместо лифта спуститься по ступенькам. Так будет менее подозрительно. Все, кого я тут встречала, так и делают до или после посещения.
Осторожно прохожу через холл внизу, каждую минуту ожидая, что прозвучит сигнал тревоги или меня кто-то остановит, но ничего подобного не происходит. Розовые ковры, автоматически открывающиеся двери. Скорее отсюда, на свежий воздух.
Быстро отдаляюсь от больницы, ощущая вес Генри в сумке. Теперь он несколько неспокоен, неожиданно делает руками резкие движения. Сумка поскрипывает.
Мне нужно на остановку одиннадцатого автобуса, чтобы привезти его домой как можно быстрее: ведь он захочет есть. Если он заплачет, возникнут осложнения. Люди не привыкли к тому, что в фирменных сумках носят младенцев. Хоть и непонятно почему. По размеру вполне подходит.
Но вместо того чтобы ждать автобус, я решаю пройтись. Боюсь идти домой. Мой дом не ассоциируется у меня с младенцем. Это мой дом, мои цвета, мои книги. Там нет места младенцу. Поэтому я все иду и иду в направлении Харборна. Мимо проезжают несколько полицейских машин с ревущими сиренами. Интересно, для чего это требуется такая срочность?
Становится прохладно, и я радуюсь, что принесла еще одно одеяло. Свежий воздух хорош для малышей. Я довольно часто останавливаюсь и заглядываю внутрь, вижу его маленькое розовое личико, крошечную улыбку, растягивающую маленький ротик, этот необыкновенный носик — миниатюрную копию взрослого носа.
Хоть я и перекладываю сумку из руки в руку, все же руки начинают ныть, поэтому ищу, где бы посидеть. Мне нужно поразмыслить, что делать дальше. Не могла себе представить, что все будет так просто. И недостаточно все продумала. Тот факт, что ничего плохого не произошло, прямо-таки обескуражил меня.
Теперь я уже в Харборне, в парке. Нахожу скамейку, где можно сесть, устраиваю Генри в сумке поудобнее. Мне так хочется взять его и подержать, но здесь я буду выглядеть слишком подозрительно. Я только опускаю палец в сумку и поглаживаю его по крошечной щечке. Его веки слегка подергиваются, но остаются опущенными, живые и дышащие теплом. Он пускает пузыри, и мне ясно, что он узнал мамино прикосновение.
Не знаю, что мне делать, куда пойти, к кому обратиться. Он скоро проснется, и нужно будет его покормить. Может быть, он заплачет. Что мне тогда делать? У меня в животе все крутится не хуже, чем в бетономешалке. А что, если я не смогу угодить малышу? Что, если он не перестанет плакать?
Но в данный момент все хорошо, я сижу в полдень в парке, и рядом со мной мой ребенок. Не хочу двигаться с места. И не уверена, что смогу это сделать.
— Привет.
Я едва не подпрыгиваю. Передо мной стоит девочка, обычная девочка с длинными косичками и очень большими голубыми глазами. Она кажется такой знакомой.
— Привет, — говорю я.
— Я вас знаю. Вы были тогда в поликлинике.
Смотрю на нее внимательнее и узнаю в ней Меган, сестру малыша Генри, рядом с которым я сидела во время моего последнего посещения.
— Да, — говорю я. — В поликлинике.
Она садится на скамейку рядом с сумкой «Маркс энд Спенсер». Я подвигаю малыша к себе поближе.
— А что в сумке? — спрашивает она.
Я пожимаю плечами:
— Ничего особенного. Всякая всячина.
— Можно мне посмотреть?
— Нет.
Генри начинает беспокоиться и подает голос. Меган смотрит на меня, а я на Меган.
— Тебе не следует разговаривать с незнакомыми людьми, — говорю я, вспоминая Эмили, Рози и капитана Крюка. Кажется, сто лет прошло с тех пор.
— Это малыш, — говорит она.
— Да.
— Почему это он в сумке?
— Не знаю даже. — Пытаюсь что-либо придумать. — У меня нет коляски.
— Можно купить.
— Да. Но коляски очень дорогие.
— Я знаю. — Она начинает болтать ногами под скамейкой и поглядывает на меня с улыбкой. Внезапно она кажется мне чрезвычайно умной. — Можно я пойду с вами и с малышом?
— Нет, конечно, нет. — Чувствую, как у меня внутри поднимается паника. — Где твоя мама?
Она смотрит куда-то вдаль и болтает ногами, напевая себе под нос. Генри опять подает голос.
— Я сбежала из дома, — говорит она через какое-то время и вновь напевает.
— Не вижу в этом ничего хорошего. Разве мама не будет беспокоиться?
— Вы не знаете мою маму.
— Нет, знаю. Я видела ее в поликлинике. У тебя есть еще маленький братик, которого зовут Генри.
Она прекращает болтать ногами и снова заглядывает в сумку:
— А как его зовут?
— Генри, — говорю я с гордостью.
Она морщит нос.
— Не смогли найти имя получше? — Она рассматривает малыша поближе. — И вообще, это девочка.
Я смотрю на нее с изумлением. Мне никогда не приходило в голову, что Генри может оказаться девочкой.
— Нет. Сразу понятно, что это мальчик.
— А почему же тогда он в розовой распашонке? — говорит она. — Розовые носят только девочки.
— Нет, — говорю я. — Я не хочу девочек.
— Да это несложно выяснить, — говорит она.
…Мы примечаем пустую коляску у мясного магазина. Видим, как мама вынимает из нее своего ребенка и заходит с ним в магазин.
— Давай, — говорит Меган. — У нас мало времени. Очередь там небольшая.
Мы выходим из парка и идем по переходу. Прямо перед тем, как подойти к мясному магазину, я останавливаюсь и достаю малышку из сумки. Я чувствую ее. Она в моих руках. Смотрю на нее сверху, на ее личико совершенной формы, и такая боль разливается у меня внутри!
— Быстрей же, — говорит Меган.
Кладу малышку в коляску, накрываю одеялом. Она начинает в знак протеста махать руками и хныкать. Наклоняюсь над ней.
Но Меган тянет меня за руку, поэтому я отворачиваюсь, оставив младенца в коляске. Того младенца, который в общем-то никогда и не был настоящим Генри. Интересно, что же будет делать мама, когда обнаружит, что у нее два малыша. Может, оставит себе обоих?
8
Несуществующая страна
Опять я в поезде, но теперь в качестве сопровождающей, а не сопровождаемой. Интересно, поймет ли это Джеймс. Гоню от себя его образ, не могу я сейчас о нем думать. Вместо этого думаю о маленьком Генри, который, возможно, был Генриеттой. Следовало бы сообразить, что из этого ничего не выйдет. Ничего не меняется. Мать, которой у меня не было, совсем не похожа на ту, какую я себе представляла. Хотя этой воображаемой матери у меня не было так и так. А сводится все к одному и тому же: я остаюсь без матери. А значит, без прошлого и без будущего.
Смотрю на сидящую рядом Меган. У нее на коленях комиксы, и она притворяется, что читает, но уже давно не перевернула ни одной странички. Наверное, устала. Я не заставляла ее ехать со мной. Она настаивала, что не пойдет домой, и я решила, что будет лучше, если она останется со мной, чем отправится неизвестно куда сама по себе. Я, по крайней мере, смогу присмотреть за ней, хоть какое-то время. Возможно, мы просто позаимствуем друг друга на несколько деньков, а потом разойдемся по домам.
— Маме нет до меня дела, — говорит Меган. — Она все время с Генри. Даже не следит за мной как следует.
Не сомневаюсь, что она права, после того, что видела в поликлинике. Я могу понять, почему ее мать переключилась на такого очаровательного малыша, но нужно же и Меган уделять хоть немного внимания.
— А что отец? — говорю я.
Она смотрит на меня слегка смутившись.
— Отца нет.
Прямо как у меня, если не считать, что кое-кто выдавал себя за моего отца.
— Он живет в другом месте?
— Нет, — говорит она. — У меня нет отца. Я же тебе сказала.
— Он умер? — осторожно спрашиваю я.
Какое-то время она раздумывает.
— Невозможно умереть, если тебя вообще никогда не было.
Мне начинает казаться, что она старше, чем выглядит.
Мы весело провели время. Пошли по магазинам и накупили ей всякой одежды. Она примеряла все подряд. Мы одели ее в джинсы из «Тэмми Герл», майку с сердечком от «Мисс Селфридж» и теплое пальтишко из «Маркса энд Спенсера». Нашли ей кроссовки с красными огоньками, которые во время ходьбы то вспыхивают, то гаснут. Совсем не из таких вещей, что Лесли покупает для Эмили и Рози.
- Паразитарий - Юрий Азаров - Современная проза
- Старость шакала. Посвящается Пэт - Сергей Дигол - Современная проза
- Костер на горе - Эдвард Эбби - Современная проза
- Кухня - Банана Ёсимото - Современная проза
- Блеск и нищета русской литературы: Филологическая проза - Сергей Довлатов - Современная проза
- Желтая роза в её волосах - Андрей Бондаренко - Современная проза
- Желтая стрела - Виктор Пелевин - Современная проза
- Необыкновенный кот и его обычный хозяин. История любви - Питер Гитерс - Современная проза
- Рисовать Бога - Наталия Соколовская - Современная проза
- Любовь красное и белое - Давид Беньковский - Современная проза