Касьянов год - Николай Свечин

Это были последние слова атамана. Лыков вышел к ожидавшему его надзирателю в крайнем волнении.

— Что он вам сообщил? — накинулся на него Николай Александрович. — Сознался или нет?

— Сознался, но протокол подписать отказался наотрез.

— Почему?

— Чтобы не облегчать нам жизнь, видимо.

— Для чего же тогда рассказал? — опешил Красовский. — Да, и в чем именно сознался Арешников? Убийство оценщика он взял на себя?

Лыков никак не мог решить, что передать помощнику, а что скрыть от него. Вдруг атаман прав, и пора домой? Без подписанного им протокола делать питерцу в Киеве больше нечего…

Сбивчиво, на ходу выбирая, о чем лучше промолчать, Лыков изложил рассказ арестованного. С его слов выходило так. Арешников признал, что был главарем банды, которая брала заказы на разные темные дела. В том числе они подрядились запугать оценщика Афонасопуло. Попросил об этом Меринг и дал пятьсот рублей. Посредниками выступили Георгий Георгиевич Гудим-Левкович и пристав Желязовский. А также Асланов. Последний знал о тайном ремесле лаврского арендатора. Но по каким-то соображениям молчал.

— Знаю я эти соображения, — прокомментировал Красовский. — Пользовал он тех громил, как дойную коровушку. И держал про запас до того случая, когда начальство спохватится и прикажет банду предъявить.

Лыков не стал ни спорить, ни уточнять. А продолжил рассказ, состоявший из правды вперемешку с полуправдой. Он сообщил, что смерть оценщика была фактически несчастным случаем. Никто ее не заказывал. Меринг если в чем и виноват, то лишь в неразборчивости в приемах. Темные дела творили Арешников со своей шайкой, но эту сторону не дознаешь. Главарь молчит. Более того, утверждает, что у него болезнь замкнутого пространства.

— Вот на этом его и поймать, — предложил Николай Александрович. — Пусть сознается, а иначе…

— И что иначе? — остудил его пыл надворный советник. — За признание мы отпустим его на свободу? Нет. Какой тогда ему смысл признаваться? Я боюсь, все выйдет проще. Возьмет наш главный злодей, да и повесится. Он прямо мне на это намекал.

— Тогда мы ничего не докажем, — расстроился околоточный.

— А мы и с ним ничего не докажем. Асланов, который покрывал атамана, никогда в том не сознается.

— А кто Бурвасера убил?

— Карп Притаманный. Этот тоже будет молчать. Улик против него никаких.

— И что делать?

— Не знаю, — честно признался питерец. — Надо подумать. Но боюсь, Николай Александрович, придется мне из Киева уезжать ни с чем.

— Почему ни с чем? Банду Арешникова вы открыли. А она много лет людей убивала, — возразил киевлянин.

— Я имел в виду, что Желязовский с Аслановым останутся безнаказанными.

К удивлению Лыкова, его помощник отнесся к этой новости спокойно.

— Я знал, что так и будет, — сказал он. — У нас все настолько запущено, что ничего уж не переменить.

— И вы продолжите служить с потатчиками воров?

— А куда прикажете деваться? Уходить из полиции? Нет, не дождутся!

Эти слова несколько успокоили чиновника особых поручений. Видимо, и впрямь пора собирать манатки. И для Красовского такой исход не станет трагедией…

Вечером Лыков пригласил помощника в ресторан, и не одного. Так и сказал: приходите с невестой. Николай Александрович смутился, но возражать против именования не стал. Питерец угощал своих друзей в ресторане гостиницы «Гранд-Отель», лучшем в городе. Ужин, весьма вкусный и более чем дорогой, завершился прогулкой. Куда еще идти, как не на Днепр? Двое мужчин и серьезная женщина гуляли допоздна. «Шато-де-Флер» работал, как ни в чем не бывало, только пепелище обнесли забором. Лыков ненавязчиво, щадя самолюбие надзирателя, за все платил. Он сразу объяснил, что днями уедет и хочет отблагодарить помощника за оказанное содействие. О делах сыщики не сказали ни слова.

Утром следующего дня питерца вызвали к коллежскому советнику Гуковскому. Помимо врид полицмейстера, там были пристав Желязовский и надзиратель Асланов.

— Спиридон Федорович, уже приехали! — воскликнул Лыков, как ни в чем не бывало протягивая ему руку. Тот пожал ее, но смотрел испытующе.

— Мы заменили лиц, ведущих дознание убийства Володкевич, — сообщил Гуковский. — Господин Асланов нужен в городе.

— Заменили? Значит, преступление в поезде пока не раскрыто?

— Это трудное дело, — пояснил коллежский советник. — С кондачка не взять.

— И кто сейчас занимается им вместо Спиридона Федоровича?

— Второй надзиратель сыскного отделения Красовский.

— Понятно.

— Мне недавно телефонировал комендант крепости Немирович-Данченко, — продолжил Гуковский. — Арешников повесился в камере.

— Когда? — воскликнул сыщик.

— Под утро. Недоглядели за ним военные. С самого начала мы были против того, чтобы помещать арестованных в цитадель. Но вы, господин Лыков, поступили по-своему. В Лукьяновской тюрьме убийца был бы жив и предстал бы перед судом. А теперь что? Все концы оборваны.

Лыков покосился на Асланова. Тот глаз с него не сводил! Видимо, хотел понять, что теперь известно питерцу о деле.

— Вы успели допросить злочинца перед смертью, — заговорил пристав. — Что он вам рассказал? Или поехал на небо тайгою?[54]

Лыков состроил унылую физиономию:

— Нет, он сознался. Но толку теперь от его рассказов… Подписывать Арешников ничего не стал, а слова есть слова, лишь сотрясение воздуха.

— И все-таки, — настоял Желязовский.

— Ну, он сообщил свое настоящее имя. Оказывается, атамана звали Петр Володимеров. Он бывший харьковский купец. Много лет назад в случайной ссоре убил человека и скрылся. С тех пор жил под чужим именем. Устроился в Киеве арендатором Лаврского завода, но преступное нутро взяло свое. Арешников-Володимеров сколотил банду. Сначала лихие парни просто расчищали главарю дорогу, устраняли неугодных…

— Каких еще неугодных? — перебил сыщика Гуковский. — В кирпичном деле разве могут быть криминальные мотивы?

— Да они везде могут быть. Арешников с помощью своих головорезов перебивал выгодные заказы, убирал конкурентов. Если интересно, поговорите с подрядчиком Прозументом. Он вам расскажет, как фабрикант кирпича помог ему избавиться от жулика-управляющего.

Гуковский немедленно записал фамилию.

— Но что с убийством Афонасопуло? — впервые заговорил Асланов. — Сознался в нем покойный?

— Да. Тут, господа, имела место случайность. Оценщика намеревались просто побить, а тот достал револьвер. И громилы сгоряча ухайдакали беднягу.

— Минуту. С какой стати Афонасопуло хотели побить? — удивился Желязовский.

— Меринг заказал, чтобы тот не писал скандальных писем, — пояснил сыщик.

Трое киевлян загалдели одновременно. Питерец остановил их жестом:

— Успокойтесь. Это невозможно доказать, тайна ушла в могилу вместе с атаманом. Я не стану, разумеется, обвинять Меринга ни в чем. Так, сообщил для вашего сведения. Это должно остаться здесь, в кабинете.

Опять заговорил Асланов:

— Алексей Николаевич, как мог домостроительный делец Меринг поручить заказ Арешникову? Тот объявлений в газете не давал. Каким образом эти двое нашли друг друга?

— Я задал этот вопрос. Но Яков Ильич, а вернее Петр Софроньевич отказался на него отвечать.

— Не пойму: что-то он рассказал, а что-то нет, — нахмурился околоточный. — Где логика? Для чего преступник открыл вам некоторые факты? Обычно если уж злодеи молчат, то молчат во всем.

— Вот объяснение, — сыщик выложил на стол крест. — Это Володимеров снял с себя и просил передать его сестре в Харьков. Я еще тогда подумал: словно с жизнью прощается. А так оно и было.

Киевляне осмотрели крест и вернули его питерцу.

— Так выходит, Созонт Безшкурный не убивал Афонасопуло? — спросил врид полицмейстера. — Никольские бандиты тут ни при чем?

— Да.

— Но как же тогда в вещах Безшкурного оказался паспорт оценщика?

Питерец пожал плечами:

— Этого мы уже никогда не узнаем.

— А гицель, что назначил вам встречу в «Шато-де-Флер»? — вспомнил околоточный. — С ним что?

— Понятия не имею. Арешников открестился, сказал, это не их рук дело.

Все помолчали, потом командированный объявил:

— Все, дело раскрыто. Я уезжаю домой.

— Когда? — встрепенулся Желязовский. Ждет не дождется, подумал Лыков…

— Сегодня же. Того, что я узнал, достаточно для доклада Сипягину и Витте.

— Вы скажете тестю про зятя? — удивился Гуковский. — В смысле, про наем громил с целью унять писарский зуд Афонасопуло.

— Я что, похож на идиота? — обиделся сыщик. — Сообщить министру финансов такое про его родственника, не имея на руках доказательств. Мне еще моя служба не надоела.

На этом совещание закончилось. Лыков отправился в гостиницу собирать вещи. Заодно он послал служителя на вокзал купить билет. Сыщик хотел ехать курьерским, так быстрее. Поезд отходил в шесть вечера. Оставалось еще время. Он повидался с Прозументом, взял у него обещанные документы и копии писем Меринга. Вроде бы все, можно домой…