Кладбище - Эдриан Маккинти

— Ты прав, Джерри. Прав, как всегда.

Джерри порывисто обнял приятеля:

— Вот так-то лучше, старина. А теперь — проваливай.

Трахнутый кивнул мне и вышел. Джерри дружески толкнул меня кулаком в плечо:

— Тебя тоже касается, Шон. Брысь!

— На улице дождь.

— Ну и что? Или за те двадцать дней, что ты прожил в Америке, ты успел отвыкнуть от дождей? Вот что, пригласи-ка мою дочь прогуляться. Эта юная леди места себе не находит с тех самых пор, как отвезла Джеки в больницу. Можно подумать, ему предстоит операция на сердце или еще что-то в этом роде! В общем, делай что хочешь, только не торчи в доме, ясно?

Я поднялся.

— Кит, спустись-ка к нам! — позвал Джерри, повернувшись к лестнице.

— Зачем? — крикнула Кит из спальни.

— Сходите погуляйте с Шоном.

— На улице льет как из ведра! — возразила она.

— Иди сюда, кому говорят! — снова окликнул дочь Джерри и заговорщически мне подмигнул. Возможно, я ошибался, но у меня сложилось впечатление, что Джерри с каждым днем испытывает ко мне все большую симпатию, в то время как Джеки нравится ему все меньше и меньше. Не исключено даже, что он бы не особенно возражал, если бы я стал бойфрендом его дочери вместо малыша-серфингиста. Что касалось меня, то я был совсем не против.

Появилась Кит. Она была очаровательна, даже когда хмурилась. На ней были черный топик, черные джинсы и высокие армейские ботинки.

— Ну что еще? — раздраженно осведомилась она.

— Забирай Шона и сходите погуляйте. Вам обоим необходимо развеяться, — сказал Джерри.

— Я жду звонка Джеки, — возразила Кит.

— Да успокойся ты, ничего с ним не случится. Если будет нужно, я сам за ним съезжу. А теперь прочь с глаз моих — оба!

Кит с обидой покосилась на меня, но ослушаться отца не посмела.

— Давай возьмем плащи, — сказала она мне с энтузиазмом человека, идущего удалять больной зуб.

Дождь. На тропинке размыло все следы. Под ногами хрустят ракушки. Ветер раздувает большой черный плащ Кит, словно парус. Я иду с подветренной стороны, и его полы хлещут меня по ногам.

— Куда мы идем? — спрашиваю я.

— Мы же на острове, — отвечает она, — а значит, и идти нам особенно некуда.

— Ну, не хочешь — не говори. Я не настаиваю.

И она не говорит.

Берег совершенно пуст, если не считать нескольких сумасшедших собачников, прогуливающих своих питомцев, да бродяг, которые прочесывают пляж в поисках потерянных вещей. Мы шагаем молча, пока не достигаем дальней оконечности острова.

Здесь расположен маяк, опорный пункт Береговой охраны и длинный бетонный пирс, защищающий вход в естественную гавань Плам-Айленда.

— Давай сделаем одну вещь? — говорит Кит, заговорщически улыбаясь.

— Какую?

— Ну, соглашайся же! — смеется она. На лице Кит выражение лукавой угрозы. Она идет к песчаной косе, венчающей остров, выбирает небольшую плоскодонку и, сняв башмаки, сталкивает ее в воду.

— Что ты делаешь?

— Залезай скорее! — торопит она. — Я сама буду грести. Ты просто сиди и ничего не делай.

— Это твоя лодка?

— Нет, конечно.

Я забираюсь в лодку. Кит вставляет весла в уключины и выгребает в пролив, где встречаются воды реки Мерримак и Атлантического океана. Волна сегодня не слишком сильная, но из-за дождя на воде почти никого нет. Кроме того, у неба такой вид, будто вот-вот может налететь ураган.

— Куда мы плывем? — спрашиваю я.

— Туда, — говорит Кит, показывая на какую-то точку на дальнем берегу реки.

— В Нью-Гемпшир? — пробую угадать я.

— Глупый! — смеется она. — Это еще Массачусетс.

— Знаешь, я ведь не очень хорошо плаваю, — говорю я и улыбаюсь, чтобы скрыть тревогу.

— Не волнуйся, все будет в порядке.

Она гребет против течения реки и отлива, и лодка продвигается медленно. Кит приходится прилагать все силы, чтобы нас не вынесло обратно в океан.

— Давай я немного погребу, — предлагаю я.

— О'кей, — соглашается она.

Со многими предосторожностями мы меняемся местами, и я берусь за весла. Кит сидит теперь на корме, мокрая, улыбающаяся, влажные волосы прилипли к разгоряченному лбу. Настоящая наяда или рыбачка — изящная, естественная, озорная. Волны то и дело перехлестывают через планширь, потом нас раскачивает проходящий мимо катер Береговой охраны, но мы все же оказываемся на середине пролива. Теперь уже нет разницы, плыть вперед или поворачивать назад, и я гребу дальше. Отлив пытается утащить нас с собой, и, приноравливаясь к нему, я сильнее налегаю на левое весло.

— У тебя очень хорошо получается, — говорит Кит. На ее щеках розовеет румянец, а глаза кажутся зелеными, как волны. Еще через десять минут наша лодка начинает скрести дном по песку. Последнее усилие, и мы оказываемся на северном берегу реки Мерримак. Здесь мы вытаскиваем лодку на каменистую полоску пляжа, за которой начинаются высокие дюны, поросшие песчаным тростником и низкорослым кустарником.

— Что это за место? — спрашиваю я.

— Государственный природный парк. Это очень уединенное место — сюда ведет только одна дорога, и по ней мало кто ездит. Раньше я часто приплывала сюда на лодке, чтобы выкурить косячок. Отличный вид, правда?

С берега, где мы стоим, действительно видны почти весь Плам-Айленд, Ньюберипорт, а также изрядный кусок Атлантики. Бурный серо-седой океан кажется мне более близким и знакомым, чем в теплую, ясную погоду, когда и вода, и небо приобретают одинаковый лазурно-голубой цвет.

— Отсюда, наверное, можно рассмотреть твой дом, — говорю я.

— Можно. — Кит согласно кивает. — Вон тот большой — это он. Ну, где флаги...

— Знаешь, мне кажется, что американский флаг все-таки должен висеть выше остальных, — говорю я.

— Ты что, американский патриот, что ли?

Ветер крепчает, и мы прячемся в дюнах. Кит зябко обнимает себя за плечи и ближе придвигается ко мне. По реке Мерримак бегут в океан злые волны с белыми барашками пены, а там, на просторе, уже ходят могучие свинцовые валы. Пронзительный океанский бриз, спотыкаясь, несется над пляжем, оставляя за собой вытянутые песчаные барханчики.

— Как ты думаешь, мы сможем вернуться? — спрашивает она.

— Кому какое дело, вернемся мы или нет?

Ветер начинает завывать по-штормовому, и пространство вокруг вдруг сужается, заполняясь песчаными вихрями. Волосы Кит полощутся на ветру, путаются, лезут в глаза. Она глядит на меня и утыкается лицом куда-то мне под мышку, а я обнимаю ее за плечи.

Она не знает, что делать, как держать себя со мной, что говорить — или не говорить. Ее ладонь лежит на обшлаге рукава моей кожаной куртки и нервно по нему похлопывает. Я снимаю куртку и накрываю ею нас обоих.

Внезапно я замечаю, что Кит вот-вот расплачется. Она пытается загнать слезы обратно, но у нее это плохо получается.

— Как ты думаешь, все будет хорошо? — спрашивает она.

— Что именно? — уточняю я.

— Ну... с папой, с Джеки... Вообще?.. — спрашивает Кит, и я вижу, как слезы катятся у нее по щекам.

Подумаешь, наложат твоему Джеки пару швов, едва не отвечаю я, но в последний момент сдерживаюсь.

— Все будет хорошо, — заявляю я уверенно. — А если ты беспокоишься насчет того, что случилось вчера вечером, — брось! Это действительно ерунда. Все образуется.

— Надеюсь, — говорит она и морщится. Кит всегда хочется казаться сильной, но сейчас она не может с собой справиться. Я слышу, как она негромко всхлипывает.

— Ну, что случилось, дружок? Что тебя беспокоит? — спрашиваю я как можно мягче.

— Нет, я не беспокоюсь, честно! Мне просто хочется, чтобы это поскорее закончилось. Нам было очень хорошо втроем, и я была по-настоящему счастлива, но... Нет, я понимаю, что у папы есть долг перед родиной, есть что-то такое, чего он не может не делать, и все-таки я... мне бы очень не хотелось его потерять, — сбивчиво объясняет она.

— Ничего с ним не случится, — говорю я.

— Откуда ты знаешь?

— Я многое знаю, — уверенно отвечаю я.

Она улыбается сквозь слезы и крепче прижимается ко мне. Некоторое время мы слушаем, как ветер швыряет валы и со свистом проносится над дюнами. В этом разгуле стихий есть что-то величественное, и понемногу Кит успокаивается.

— Это Трахнутый виноват, — произносит она сердито. — Из-за него все началось!

— Да, он нехороший человек, — поддакиваю я с готовностью.

Кит смотрит на меня. Ей хочется говорить со мной откровенно, но она не решается.

— Моей маме здесь бы понравилось. Она любила море, просто с ума по нему сходила, и мечтала жить где-нибудь на побережье, — говорит Кит.

— Откуда она была родом?

— Откуда-то с Лонг-Айленда. Думаю, она жила где-то рядом с заливом, пока не переехала в Бостон.

— Там ты и выросла?

— Да. В городе. Папа часто говорил, что хочет перебраться куда-нибудь поближе к морю. Но только не на Кейп-Энн. Его он терпеть не может. Здешние места ему всегда нравились больше: он считает, что здесь, на Северном побережье, все намного проще и понятнее. Мы уже собирались переехать, но тут мама заболела этой своей злокачественной лимфомой, и... и нам пришлось остаться, чтобы быть поближе к больнице. Мы переехали, только когда она... когда ее...