Трилогия тумана (сборник) - Карлос Сафон

Девочка подняла голову и оглянулась по сторонам. Вокзал был пуст и заполнен облаком пара, которое медленно клубилось, поднимаясь вверх и окрашиваясь в ярко-красный цвет последних лучей заходящего солнца. Перед Изобель на небольшом расстоянии разливалась лужа какой-то темной вязкой жидкости, блестевшей в зареве заката. На миг ей показалось, что на тягучей поверхности она видит отражение печального лучезарного лика женщины, окруженной ореолом света и звавшей ее. Изобель протянула руку и макнула палец в густую жидкость. Кровь. Девочка отдернула руку и вытерла пальцы об одежду. Бесплотное видение исчезло. Задыхаясь, Изобель отползла к стене и села, прислонившись к ней, чтобы перевести дух.

Через минуту она встала и обвела взглядом станцию. Вечерний свет стремительно тускнел, предвещая скорое наступление ночной темноты. В тот момент Изобель отчетливо осознавала лишь одно: когда опустится ночь, она должна оказаться как можно дальше от вокзала Джитерс Гейт. Она поспешно устремилась к выходу и только тогда заметила призрачную фигуру, которая направлялась к ней сквозь дымку, стелившуюся по платформе. Человек поднял руку, и девочка увидела, как загорелись его пальцы, освещая дорогу. Изобель поняла, что ей не удастся выйти так же легко, как она вошла.

Сквозь обвалившуюся черепичную крышу Дворца полуночи виднелось ночное небо, усеянное звездами, – безбрежное море маленьких белых свечек. Вечер унес с собой часть палящего зноя, от которого с рассвета изнывал город. Но ветерок, стыдливо овевавший улицы «черного города», был всего лишь едва заметным дуновением, теплым и насыщенным ночной сыростью – испарениями реки Хугли.

Дожидаясь возвращения остальных членов общества «Чоубар», Йен, Бен и Шири уныло коротали минуты среди руин старого особняка. Каждый был погружен в собственные мысли.

Бен предпочел свое излюбленное укромное местечко, вскарабкавшись на голую балку, горизонтально пересекавшую фронтон дворца. Он частенько забирался на этот насест и, устроившись ровно посередине и свесив ноги, смотрел на огни города и силуэты дворцов и кладбищ, обрамлявших извилистые берега реки Хугли, пересекавшей Калькутту. Он мог сидеть наверху часами безмолвно, даже не удосуживаясь обратить взор вниз. Члены общества «Чоубар» с уважением относились к странной привычке, одной из многих в его диковинной коллекции причуд, которыми он разнообразил свое поведение. Ребята также научились мириться с затяжными периодами меланхолии, каждый раз неизбежно наступавшими после того, как он спускался с небес на землю.

Сидя во дворике Дворца полуночи, Йен украдкой покосился на друга. Он решил дать Бену напоследок насладиться пиршеством духа. Между тем сам он вернулся к занятию, которое придумал для себя с Шири: весь последний час он пытался втолковать девочке азы шахмат. Для этого они воспользовались доской, хранившейся членами общества «Чоубар» в штаб-квартире. Фигуры ребята приберегали для ежегодных чемпионатов, которые проводились в сентябре. Их неизменно выигрывала Изобель, гордившаяся своим почти оскорбительным превосходством.

– Существует две теории о стратегии игры в шахматы, – объяснял Йен. – На самом деле их тысячи, но основных всего две. Согласно первой, ключевые фигуры на доске занимают второй ряд – король, конь, ладья, ферзь и так далее. Эта теория отводит пешкам роль фигур для размена в развитии тактики игры. Вторая теория, наоборот, утверждает, что пешки могут и должны находиться на острие атаки и что умный стратег должен использовать их для наступления, если желает победить. Откровенно говоря, по мне, обе теории не работают, но Изобель – ярая сторонница второй.

Упомянув подругу, Йен вновь ощутил тревогу, гадая, где она может пропадать. Шири заметила выражение рассеянности на его лице и спасла его от печальных мыслей, задав новый вопрос по поводу игры.

– А в чем разница между тактикой и стратегией? – спросила она. – Это чисто техническая проблема?

Йен задумался над вопросом Шири, и у него закралось подозрение, что ответа он не знает.

– Разница в терминах, она чисто теоретическая, – раздался с высоты уверенный голос Бена. – Тактика – это совокупность маленьких шагов, которые ты предпринимаешь, чтобы дойти до какого-то места. Стратегия – шаги, которые ты делаешь, когда идти некуда.

Шири подняла голову и улыбнулась Бену.

– Ты играешь в шахматы, Бен? – поинтересовалась она.

Бен не отозвался.

– Бен с сожалением относится к шахматам, – пояснил Йен. – По его мнению, шахматы – это второй способ самого бесполезного использования человеческого разума.

– А первый? – весело уточнила Шири.

– Философия, – провозгласил Бен со своей дозорной вышки.

– Бен dixit[15], – резюмировал Йен. – Почему бы тебе не слезть? Сейчас все вот-вот подойдут.

– Я подожду, – ответил Бен, возвращаясь к себе на небеса.

Он спустился вниз только через полчаса, когда Йен углубился в объяснения, как ходит конь, а у входа в дворик Дворца полуночи появились Рошан и Сирах. Вскоре прибыли и Сет с Майклом. Компания уселась вокруг небольшого костерка. Йен разжег его, пустив в дело остатки запаса сухих дров, который ребята держали в закрытой и защищенной от дождя нише в задней части дворца. От пламени костра на лица ребят ложились медные блики. Бен передал по кругу бутылку с водой, хоть и не очень свежей, но по крайней мере не зараженной болезнетворными бактериями.

– Разве мы не подождем Изобель? – спросил Сирах, явно обеспокоенный отсутствием предмета своей безответной любви.

– Возможно, она не придет, – сообщил Йен.

Друзья оторопело уставились на него. Йен коротко пересказал состоявшуюся днем беседу с Изобель. Когда он говорил, лица друзей все больше мрачнели. Закончив, Йен отметил, что подруга настаивала, чтобы они обобщили результаты поисков, наметили, что делать в первую очередь, и распределили обязанности независимо от того, придет она или нет.

– Хорошо, – согласился Сирах взволнованно. – Я расскажу, что мы выяснили, и тотчас побегу искать Изобель. Только этой упрямице могло прийти в голову отправиться на экскурсию ночью, одной, не сказав куда. Как ты мог отпустить ее, Йен?

Рошан поспешил на помощь Йену.

– С Изобель не спорят, – напомнил он, положив руку на плечо Сираху. – Ее слушаются. Расскажи про ребус, а потом мы вместе отправимся за ней.

– Ребус? – не поняла Шири.

Рошан кивнул.

– Мы нашли дом, Шири, – пояснил Сирах. – Вернее, мы знаем, где он.

Лицо Шири вмиг просияло, а сердце учащенно забилось. Мальчики подсели поближе к огню, и Сирах извлек листок бумаги. На нем характерным почерком самого тщедушного члена общества «Чоубар» были написаны строки каких-то стихов.

– Это что? – спросил Сет.

– Поэма, – ответил Сирах.

– Читай, – велел Рошан.

«1. Город, который я люблю, – большой и темный дом лишений, очаг проклятых душ, кому никто не откроет двери и сердце.

2. Город, который я люблю, влачит жизнь на закате, в сумерках, позабыв о величии.

3. Город, который я люблю, поражен болезнью, в тени проклятия оскудели души, и пущены с молотка состояния.

4. Город, который я люблю, не любит никого и не ведает покоя, – стены башни, которая возносит в мучительную неопределенность нашей судьбы, и путы проклятия, написанного кровью.

5. Город, который я люблю, – большого хоровода карусель обмана и бесчестья.

6. Город, который я люблю, – базара образ и зеркало моей скорби…»

Ребята словно онемели после того, как Сирах прочитал поэму. На миг лишь потрескивание дров в пламени и далекий голос города разбавляли шелест ветра.

– Я знаю стихи, – пробормотала Шири. – Они взяты из одной книги моего отца. Ими завершается моя любимая история, притча о слезах Шивы.

– Точно, – подтвердил Сирах. – Мы до вечера просидели в Бенгальском промышленном институте. Фантастическое здание, чуть ли не руины, где накопились этажи архивов, а комнаты погребены под слоем пыли и мусора. Там были крысы, и я уверен, что если бы мы пришли ночью, то увидели бы, что еще скрывается…

– Ближе к делу, Сирах, – прервал его Бен. – Пожалуйста.

– Хорошо, – согласился Сирах, оставив до лучших времен свой азарт охотника за привидениями. – Вкратце после нескольких часов поиска – о чем я не стану распространяться, учитывая обстановку, – мы наткнулись на связку документов, принадлежавших твоему отцу. Они хранились в институте с 1916 года, со дня катастрофы на Джитерс Гейт. Среди документов лежала рукопись его книги; и хотя нам не разрешили ее взять, мы получили возможность изучить текст. И нам повезло.

– Не вижу в чем, – заспорил Бен.

– Тогда ты и будешь смотреть первым. Рядом с поэмой кто-то – наверное, отец Шири – нарисовал от руки дом, – ответил Сирах с загадочной улыбкой, протягивая Бену листок бумаги с текстом.