«Если», 2005 № 07 - Журнал «Если»

К проблемам виртуальности, только уже не уголовно-исторического, а онтологического характера, имеет отношение и одно из важнейших направлений философии в принципе — так называемый «субъективный идеализм». Ведь главная проблема, которой посвящены размышления епископа Беркли или Дэвида Юма: «Существует ли наш мир на самом деле или он является только продуктом воображения?». «Барьер чувств» — понимание того, что мы воспринимаем окружающее нас через неизбежный фильтр зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания — порождал у мыслителей подозрения в возможной принципиальной неполноценности наших органов чувств.

На размышления об особой реальности, в большей степени зависящей от нашего мозга, нежели от внешнего мира, наводило и поведение душевнобольных. Легко отправлял человека в виртуальные миры и наркотический транс, о чем неоднократно писали литераторы в произведениях, находящихся у самых границ континента фантастики (Т. де Куинси «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум», О.Хаксли «Двери восприятия»).

И ясно, что идея пластичного мира, целиком зависящего от воли человека, мира, где можно стать неким «мини-Богом», получив эрзац всемогущества, не могла не привлечь внимания писателей-фантастов.

По способу осуществления господства над реальностью литературные произведения о виртуальных мирах более или менее четко делятся на три группы:

1. Аппаратная виртуальность, когда герой создает иной, ложный, вторичный мир (или проникает туда) при помощи неких механических приборов. В сущности, все произведения о вторичных мирах, сгенерированных компьютерами, относятся к текстам аппаратной виртуальности.

2. Медикаментозная виртуальность, где герой оказывается в ином, внешне столь же реальном мире при помощи химических препаратов.

3. Волевая виртуальность, в которой герой умеет переходить из нашего мира в другой, созданный его воображением, либо он просто подчиняет своим желаниям наш мир, который тогда оказывается не более чем иллюзией, разновидностью виртуального пространства.

В любом случае виртуальность мира предполагает его податливость, его зависимость от воли человека. Поэтому на самом деле не важно, как мы изменяем ложную реальность — приняв ли таблетку, подключив ли особую программу или просто сконцентрировавшись.

Здесь, правда, следует обратить внимание на одну тонкость, связанную с разделением двух НФ-тем — виртуальной реальности и параллельных миров. В произведениях о параллельных мирах всегда подразумевается, что эти миры существуют на самом деле, что они столь же реальны, как и наша планета. И даже если подобные реальности не равноценны (например, замок Ам-бер и его отражения в «Янтарных хрониках» Р.Желязны), все равно это разница между оригиналом и множеством копий. В текстах же о виртуальной реальности подразумевается, что существует только одна истинная реальность, а все остальные — просто обман чувств, вызванный при помощи различных ухищрений. Главная интрига большинства таких произведений строится вокруг осознания героем того, что он существует в ложной реальности, что он жертва заговора или изощренного обмана, которые вырвали его из единственно правильного, подлинного мира.

Представление о реальности в сочинениях, описывающих виртуальные миры, оказывается близко к восприятию мира индуистами или буддистами. Окружающий мир в такой ситуации выглядит иллюзией, «майей», говоря словами представителей восточных религий, или «сложнонаведенной галлюцинацией», если использовать термин братьев Стругацких. И хорошо, если за этим «покрывалом Исиды» находится некая другая, истинная реальность, «внутренняя Монголия» из романа В.Пелевина «Чапаев и пустота». А если там нет ничего? Если существуют только бесконечные иллюзии — одинаково подлинные и одновременно столь же одинаково ложные? (Тот же роман Пелевина допускает и такое прочтение событий, происходящих с главными персонажами.) Впрочем, обычно фантасты не позволяют себе слишком уж заигрываться в метафизические игры.

Главную проблему восприятия человеком виртуальной реальности четко сформулировал С.Лем в далеком 1970 году в монографии «Фантастика и футурология»: «Фантоматика — если учитывать лишь ее функцию маскировки, иллюзии действительности — отличается такой специфической особенностью, что неизбежно устраняет различия между «лицом» и «маской».

А самая значительная опасность, какая грозит героям произведений о виртуальности — это не осознание ими ложности окружающего мира, а понимание того, что они сами — тоже иллюзия. Об этой угрозе прекрасно написал еще в 1960 году Ф.Лейбер в рассказе «Марианна». Здесь героиня истории об аппаратной виртуальности, постепенно уничтожая иллюзию окружающего мира, доходит до логического конца — осознания собственной иллюзорности. И она нажимает на пульте управления кнопку-ликвидатор «Марианна».

Впрочем, даже столь решительный эксперимент не дает возможности герою выяснить: в истинном или ложном мире он существовал? Будет ли считаться самоубийством самоуничтожение сложной компьютерной программы, внезапно осознавшей себя индивидуумом? Единого ответа на этот вопрос НФ не дает…

Между тем миром и этим

Самым последовательным «популяризатором» идеи виртуальности окружающего мира был Ф.К.Дик. Писатель говорит об иллюзорности окружающего даже в романе «Человек в Высоком замке», внешне относящемся к жанру «альтернативной истории». Один из главных героев, японец Тагоми, медитируя над ювелирным украшением, не столько переносится в параллельную (нашу) реальность, сколько фактически создает ее. А весь пафос финальной речи героини книги Джулианы Фринк сводится к тому, что Земля, где во второй мировой войне победили Германия и Япония, — это просто общая галлюцинация человечества, виртуальность, которая может быть рассеяна усилием воли людей, готовых поверить в иную версию истории.

Дик испробовал самые разные версии создания виртуальных миров, и в наименьшей степени его привлекала механическая виртуальность, та ее версия, что процветает в современных НФ-романах благодаря своей якобы научности. Для классика американской фантастики аппаратная виртуальность — недостаточно полноценная. Она если и используется в его книгах, то не в качестве идеи, движущей сюжет, а в виде элемента антуража. Например, в романе «Мечтают ли андроиды об электроовцах» при помощи аппарата «эмпатоскопа» персонажи погружаются в псевдорелигиозные галлюцинации. Так, Ф.К.Дик еще в 1968 году совершенно случайно сумел предвосхитить категориальную эволюцию идей виртуальности в НФ — от философской проблемы к части антуража.

Ф.Дик предпочел обратиться к двум путям, еще раньше проторенным европейскими философами и литераторами: создать новый мир можно либо используя наркотические средства, либо изменив собственное сознание, «принудительно» став сумасшедшим (впрочем, чаще всего в диковских романах соединяются оба пути). При помощи наркотических веществ персонажи писателя создают виртуальные миры, ничем не отличающиеся от истинного, как в романах «Убик» и «Три стигмата Палмера Элдрича»; мир, пластично изменяющийся по воле безумцев, изображен в романах «Кланы Альфанской Луны» и «Марсианский провал во времени». Хроника распада реальности, вторжения виртуальных, галлюцинаторных элементов в обычную жизнь представлена в романе «Помутнение», где главный герой как бы сочетает оба пути «уничтожения истинного мира»: начав с употребления наркотиков, он заканчивает полнейшим безумием.

Параллельно с Диком идею виртуальности глубоко и последовательно изучил и отразил в своих книгах С.Лем. Задолго до возникновения словосочетания «виртуальная реальность», Лем, по большому счету, не только открыл, но и закрыл эту тему. Он даже предложил собственный неологизм для описания этого явления — «фантоматика». Подробно польский писатель изложил это в футурологическом исследовании «Сумма технологии» еще в 1962 году. Главным же литературным произведением о виртуальной реальности у Лема была и остается повесть «Футурологический конгресс», построенная на идее медикаментозной виртуальности. Читатели наверняка хорошо помнят историю о том, как некие террористы распылили галлюциногены на съезде футурологов, где принял участие и самый известный лемовский герой — «звездопроходец и почетный доктор университетов Обеих Медведиц» Йон Тихий. Спасенный полицией и укрытый в канализации под отелем «Хилтон» Тихий галлюцинирует, видя картины будущего, где фантоматика стала образом жизни. И именно в этой повести польский фантаст ставит основной вопрос всех сочинений о виртуальности: «Где же находится истинная реальность? До какой степени можно сдирать шелуху иллюзий, обнаруживая, что каждая предшествующая «реальность» была только реальностью в кавычках?». Тихий стал главным героем и тех произведений Лема, где отрабатывались разные сценарии аппаратной виртуальности. В части первой «Из воспоминаний Йона Тихого» любимый персонаж фантаста знакомится с профессором Коркораном, создавшим внутри электронных машин несколько искусственных личностей, пребывающих в виртуальных мирах. А в вышедшем в 1996 году «Последнем путешествии Йона Тихого» «великий звездопроходец» был вынужден бежать с Земли, не вынеся существования в полностью фантоматизированном обществе.