Графоманка - Аля Пачиновна

от чужих ушей, глаз и прочих органов. Местом своей силы справедливо называл Граф свою тайную цитадель. По легенде никто о нем не знал, кроме местного егеря и теперь ещё Леры. Факт существования его скрывался не только от халдеев Графа, но и от любимой сестрицы. О том куда периодически без охраны и средств связи пропадал феодал, челядь, может быть, и догадывалась, но географическими координатами не обладала.

Оставалось неясным по какой причине Лера удостоилась чести быть посвящённой в тайну графьего двора.

Она уже открыла рот, чтобы задать ему этот животрепещущий вопрос, но остановилась на пороге, разделяющим спальню и гостиную.

- Ты не знаешь, чем можно разжечь огонь в камине? Ни газеты нет, и газ в зажигалке закончился, только спички.

Лера пожала плечами, кутаясь в плед. Голова была занята поиском способов вернуть себе одежду, поэтому она не сразу заметила в руке у Графа рюкзак. А в другой - тетрадь.

Все слова перемешались в смузи. Нагота сразу перестала быть основной,  смущающей Леру формой бытия. Форму эту опутало липким холодным шоком, как паутиной. Щёки до слез обдало жгучим стыдом. Она с трудом проглотила ставшую вязкой, как клей, слюну и беззвучно зашевелила нижней челюстью.

- Не возражаешь, если я растоплю этим камин? - он пошелестел в воздухе страницами почти наполовину исписанной тетради. Оставалась крохотная надежда, что в школе ее ругали не зря за ужасный почерк.

- Не вижу препятствий, - отбила Лера бледными губами.

- Уверена? - шрам над бровью стал чётче и Лера  вспомнила, с кем имеет дело.

А ведь жалко. Тринадцать глав романа, как-никак…

Она кивнула так, чтобы максимально непонятно было «да» это или «нет».

- Просто ты всю ночь бормотала: «надо сжечь, надо сжечь…»

- Ну, надо - так жги! - вспыхнула Лера и сама себе не понравилась в этот момент. Что за эмоции, Лера? Где твоя профессиональная выдержка?

Граф вздёрнул губу над левым клыком и издал звук, выражающий отношение к врунишкам.

Он поднялся и пошёл на Леру. Она, от надвигающейся на неё неизвестности, смогла уйти только ресницами в пол.

- Я не читал, не бзди, - Граф притянул ее к себе за талию, коснулся губами макушки. - Не имею привычки читать незаконченные романы. Держи, - он сунул ей в руки тетрадь.

- Что-то слабо верится, - почему-то обиделась Лера.

- Честное пионерское. Я наугад открыл, выхватил из текста про связь твоего воображения с Эммануэль и закрыл. Хотя и не без внутреннего сопротивления.

Нет! Криминальным авторитетам в их воровском законе крупными буквами надо прописать запрет на чтение книг! Такие кадры должны изъясняться междометиями, чтобы не привлекать внимание интеллектуально-развитых женщин к своей персоне.

- Иди там,  пожрать собери что-нибудь, - выговорил он ей в губы тем же властно-вожделеющим тоном, каким просил ночью исполнить арию.

Отлично. Собери. Лера хорошо собирала пазлы и лайки к постам. Пожрать собирать раньше не доводилось.

- Не думаю, что моя стряпня тебе понравится, - сообщила она, ёжась под пледом. - Более того, я горжусь тем, что не умею готовить. Это мой вклад в мировое добро! Бутерброды - это потолок.

- Давай потолок. Иди! - он развернул ее и зарядил по заднице рукой для разгона в сторону кухни.

«Кто ты, Лерочка, мать твою, кто ты…»

Ещё пару недель назад Новодворская определённо точно могла сказать КТО она. Прежде всего - личность! А когда ты личность, можно быть кем угодно. Главное, чтобы свободной от любых привязанностей. Ни от кого не зависеть. Личность ведь на то и  самодостаточная, чтобы быть себе и мамой, и папой, и подругой и личным примером успеха.  А любовь, отношения…  просто у личности времени нет на эту отрасль.

А надо было то всего две недели, чтобы член союза свободных журналистов докатилась до главного члена криминальной группировки.

Смайлик «фейспалм» отлично бы смотрелся у Леры в качестве татуировки на той самой ягодице, которая горела огнём.

Одежду он так и не отдал. Сказал, в доме прекрасно натоплено, хватит с неё и рукописи, которая, вообще-то, не горит, да будет ей известно…

Нет, читающий Коза Ностра опасен сам для себя.

Вечером она не выдержала круговорота их стихий и попросила пощады до утра. Он обещал держать себя в руках. Тогда Лера набралась смелости и  спросила:

- Зачем я тебе, Глеб? - Лера сделала вполне явный акцент на личном местоимении.

Затянувшаяся пауза потребовала уточнения:

- Ты же можешь добывать свои крики из кого угодно. Не думаю, что есть в природе инструменты, которые останутся немы в руках такого… музыканта.

«С тобой даже бревно запоёт» - добавила она про себя.

- Ты настоящая. Не фальшивка. Сейчас у баб это не в моде, а я, знаешь ли, старовер.

- А как долго у вас, у староверов, длятся запои? Сколько я криков ещё должна?

Граф приподнял голову над подушкой, пытаясь заглянуть Лере в лицо, которым она уткнулась  в мужскую грудь.

- А ты, можно подумать, уже напилась?

Утро для Графа началось с традиционного волчьего блюда - женских бочков. Он их кусал, лизал, спускаясь вниз зигзагами. Потом в очередной раз поразился уровню аппетита, выделяемого Лерой  в ответ на его острые ласки.

- Это гипоталамус! - попробовала оправдаться личность.

- Это - кунилингус! - поправил Граф и припал голодным ртом к вкусному. Пристрастился, жадно собирая радость встречи губами и языком. Урчал и порыкивал при этом довольно. Нырял, выныривал, пытался чертить им что-то витиеватое, то ли «Валерия», то ли «Эммануэль». А потом он чем-то куда-то нажал, что-то задел и Леры не стало.

На целых десять секунд.

Очнулась она верхом на Графе, надетая  на то, что никак не решалась назвать простым понятным словом, широко применяемым в межполовом общении.

- Ну и Новодворская… ну и Лера-скромница… - порыкивал Граф, подбрасывая ее толчками бёдер над собой и возвращая со шлепком обратно. Жестко, беспощадно. Он достиг ритма секундной стрелки и держал его до тех пор, пока Лера не истратила весь заряд криков на предстоящий день.

Потом накормил ее завтраком.

Потом она его бутербродами.

А потом он ей выдал, наконец, одежду, потому