Дарители - Мария Барышева

Все эти люди так или иначе соприкоснулись с тобой — напрямую или через других людей. И теперь они больше не о т д е л ь н ы е, понимаешь? Они — ч а с т ь. Часть новой Дороги. Часть полотна. И этого никогда не случилось бы, если б ты не начала снова рисовать.

— Я убью тебя, — сказал сзади Схимник с каким-то мертвым спокойствием. Наташа отвлеченно кивнула.

— Вот и славно. Все кончится.

— Только вначале привезу Новикова. И твою мать. Убью их у тебя на глазах. Убью медленно.

Наташа ничего не ответила, покачиваясь, словно в трансе.

— А еще я выбью из твоего Новикова информацию о том, где твоя самая главная картина — та, с Дорогой. Я найду ее. Я ее уничтожу, и все твои демоны окажутся на свободе. Как тебе такой вариант?

Наташа с ужасом посмотрела на него.

— Ты не посмеешь! Ты не представляешь, что может произойти! Ты не посмеешь!

— Посмею! — сказал он и наклонился. Его глаза были очень близко — сверкающие, страшные, притягивающие своей глубинной темнотой, и, не выдержав, Наташа скользнула в него — всего лишь на мгновение, окунулась в чужой мрак, густой и холодный… и вынырнула, тяжело дыша и схватившись за горло, а Схимник отступил на шаг и зло прищурился. Она увидела, и он понял это.

— Ты сумасшедший! — выговорила она с трудом побелевшими губами. Схимник молча направился к окну, засовывая пистолет за пояс слаксов, и, когда он прошел мимо нее, Наташе показалось, что ее обдало промозглым холодом. — Ты никогда этого не получишь! Ты можешь убить всех нас, но ты никогда этого не получишь!

— Значит, ты выбрала? — равнодушно спросил он и опустился перед Витой на корточки, и та уставилась на него, как зачарованная, потянулась навстречу, дергая челюстью и разбрызгивая розоватую слюну. «Оружие, — тупо поняла Наташа, вспомнив все рассказы подруги и собственное «путешествие» внутри Кости Лешко. — Она выбрала его, как оружие». Она сглотнула, глядя на широкую спину Схимника, на которой багровела длинная вздувшаяся полоса, словно он с размаху обо что-то ударился. Чудовище! Почему они со Славой не добили его тогда, почему?! Ей отчетливо вспомнилось, как совсем недавно они с Витой сидели на балконе, греясь под весенним солнцем, пили пиво, болтали, смеялись… как давным-давно с Надей. Она не спасла Надю, забыла о ней, бросила, поглощенная своими картинами… а теперь ей придется дать умереть и Вите? Цена в эту жизнь за чьи-то чужие?!

— Вита, не бросай меня, пожалуйста… не бросай…

— Не надо драм, Наташ. Не брошу — ты ж знаешь.

— Ты не понимаешь, что картины… — произнесла она сквозь слезы, но Схимник, не обернувшись, перебил ее резким и сухим голосом:

— Да провались ты к черту со своими картинами! Провались ты к черту! Можешь убираться, если хочешь!

Наташа непонимающе уставилась на него, а он наклонился к Вите и как-то осторожно положил одну ладонь ей под подбородок, а другую просунул под затылок и на несколько секунд застыл так, и Наташа тоже застыла, словно откуда-то со стороны поняв, что сейчас он сломает ей шею. Потом он что-то сказал — сказал очень тихо, и Наташа не разобрала, что именно, вскочив одновременно со звуком его голоса и закричав:

— Нет! Стой!

— Продлить агонию еще на пару часов? — холодно спросил Схимник, не обернувшись и не убрав рук.

— Когда это произошло?!

— Примерно с полчаса.

— Мне нужна доска с кухни — большая разделочная доска, — сказала Наташа, отбрасывая волосы с лица. — Ватман не пойдет — рискованно, но у меня еще остался лист оргалита, масло тоже есть, но мне нужен скипидар на развод. И мне нужно больше света.

Схимник легко вскочил и, ни о чем не спрашивая, быстро прошел мимо, мельком глянув на нее, по привычке мгновенно впитав глазами все детали, и так же мельком удивившись мгновенно произошедшей с Наташей перемене. Растерянное, разбитое, жалкое создание исчезло — посреди комнаты стоял жесткий, уверенный в себе человек с глазами, горящими недобрым диковатым огнем, словно в предвкушении чего-то, человек, за секунду каким-то образом сменивший легкую привлекательность на красоту — угрюмую, пугающую, темную. Набросив пиджак на голое тело, Схимник выбежал из квартиры.

Вернулся он очень быстро, отдал Наташе скипидар, после чего, следуя ее указаниям, расставил по комнате три настольные лампы, всеми правдами и неправдами позаимствованные у соседей, и свет затопил болезненно хихикающего у батареи демона. Наташа приготовила все для работы и взглянула на Схимника, сидевшего на кровати с незажженной сигаретой в пальцах.

— Следи за нами, — сказала она. — Следи за нами и следи за картиной. Мне нужно вытащить только это… и ты должен будешь остановить меня, если я начну вытаскивать что-то еще.

Схимник кивнул, закурил и первой же затяжкой превратил половину сигареты в пепел.

— Как я смогу это понять?

— Откуда мне знать?! — холодно и отрешенно ответила Наташа, и Схимник понял, что она его уже почти не замечает, вся в предвкушении того, что ждало ее за блеклыми, раскаленными от боли глазами. — Но тебе придется смотреть в картину, поэтому постарайся держать себя в руках и не поддаваться ей… как в прошлый раз, иначе она утянет тебя и тогда ты можешь убить нас обеих. Впрочем, тебе-то что, правда?

Не ответив, он пересел так, чтобы видеть оргалитный лист, и Наташа отвернулась. В мозгу, в глазах и руке уже начал разгораться знакомый холодный огонь, и на этот раз она приняла его с радостью, а в следующее мгновение исчезла, нырнув в чужие, агонизирующие, ненавидящие глаза.

* * *

Опоздала! Опоздала! Она с отчаяньем снова и снова скользила вдоль дышащей черным жаром сферы и не находила ничего — ни единой щелки, кругом было только черное, беспросветное, горячее, яростное. Сфера упруго пульсировала, живя своей отвратительной жизнью, и где-то там внутри нее растворялось то, что некогда было Витой Кудрявцевой, и пахло горячей ненавистью, и в сером пространстве разливался звук — черный, манящий, обволакивающий, сладкий, уговаривающий, густой.

…жажда… сгорая в пепел, изнутри и снаружи, гореть сутки, годы, века — бесконечно сгорать, вечность боли — купаться в боли, дышать болью… лучше замерзнуть… замерзшая кровь искрится… погасить огонь… прохлада в горле, все кончится, вот он бокал из хрусталя боли иного цвета, наполненный смертью — ты знаешь вкус смерти? это прекраснейший вкус в мире — сладкий и холодный, и покойный, и умиротворяющий, и лучистый, и исцеляющий… гореть вечно, либо уснуть в холоде — не дыши, сердце замрет, кровь загустеет, да, да, лишь сбросить тело — уродливое, отравленное, пылающее, ненавистное… жидкий огонь… прочь, прочь… на волю, во тьму… тебе больно! тебе больно! огонь… ты огонь… выпей холод… все кончится… выпей холод… я теперь ты… я — ты…я…я…я…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});