Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения - Владимир Злобин

В подтверждение приводится три примера: перестройка управления промышленностью, «как только старая система ослабила связи с жизнью». Затем опять-таки «по требованию жизни пришло в колхозную деревню то новое, что чудесным образом преображает труд», и, наконец, «направленная на тесную связь с жизнью перестройка средней и высшей школы».

Остановимся на этих трех примерах. Все три «перестройки» были произведены как раз против воли народа и вразрез с требованиями жизни — «рассудку вопреки, наперекор стихиям». О настоящей причине догадаться нетрудно: не совпадавшая с директивами партии личная инициатива. Надо, однако, надеяться, что в этих трех главных отраслях — промышленной, земледельческой и просветительной — живая сила победит мертвую.

Далее опять о связи с жизнью: «Ученому и пропагандисту, инженеру и учителю, писателю и художнику партия неустанно повторяет: только связь с жизнью, с творчеством народа делает ваш труд нужным, наполняет его бесценным содержанием. Без этого бесплодны любые усилия, бескрылы любые помыслы».

В этой же статье сообщается радостная весть о том, что, «опираясь на великое ленинское наследство, партия добилась выдающихся побед на всех участках коммунистического строительства» и что «одной из самых значительных побед является обогащение марксизма-ленинизма новыми идеями».

После этого неслыханного заявления перечисляются те «всесторонние и глубоко разработанные вопросы», которые «внесены в сокровищницу великого учения».

Мы их повторять не будем. Они сводятся к одному: как насадить мирным путем на Западе коммунизм. Нас это безнадежное дело не интересует.

Но одна из попавших в марксистский «Ковчег Завета»[434] «новых» идей удерживает наше внимание. Это идея о «закономерностях перерастания социализма в коммунизм».

Мы удивлены, как мог основатель коммунистической партии, «великий» Ленин о такой простой и естественной вещи не подумать? Чем же он в таком случае занимался?

Затем, что будет делать партия, когда выяснится окончательно, что народ против «перерастания социалистической государственности в коммунистическое общественное самоуправление». Будет ли она навязывать ему «перерастание» насильно или, как это случалось уже не раз, благоразумно даст задний ход?

Поскольку можно судить по настоящей статье, шансов у коммунистов на победу в России, хотя бы не полную, гораздо меньше, чем на подполье, куда их рано или поздно загонит жизнь.

О всенародном провале коммунистической идеологии в статье, естественно, ни звука. Но она этим дышит, и надо быть таким же «непроницаемым», как ее автор или авторы, чтобы этого не чувствовать.

«…партия вела и будет вести непримиримую борьбу за коммунистическую идеологию…»

Поздно…

«…самую прогрессивную и подлинно научную идеологию современности».

Вздор.

«…партия ставит одной из главных практических задач формирование нового человека с коммунистическими чертами характера».

Несчастный!

«Успехи в нашей экономике и культуре неотделимы от успехов коммунистической идеологии и определяются ею».

Вот отчего провал этой идеологии — победа живой силы над мертвой.

Партия винит во всем пропаганду, которая, несмотря на то что за последние годы была «серьезно перестроена», оказалась не на высоте. «Глубокий анализ состояния устной и печатной пропаганды обнаружил, — читаем мы в той же статье, — что вместе с заметными и значительными достижениями она страдает до сих пор большими недостатками. Главным из них остается все еще не преодоленный до конца отрыв от жизни, от практики строительства коммунизма».

Когда же Хрущев наконец поймет, что народ от коммунизма отвращается и что заставить его строить себе тюрьму можно только насильно?

Главная же победа живой силы — на фронте атеистическом. «Казалось бы, давно пора уразуметь, — замечает автор статьи, — что абстрактные лекции никого еще не оторвали от религии». Но и результаты «борьбы практической» с «религиозным дурманом» вряд ли утешат безбожников.

Вот что сообщает «Литературная газета»: в селе Кальнике, в Закарпатье, школьники и учителя показали односельчанам, «как рождаются те или иные святые чудеса», и «добились, что церковь начала пустеть».

Можно сказать, не преувеличивая, что от коммунизма остались полуистлевшие лохмотья.

Начался спуск на тормозах. Мы надеемся, что они выдержат.

Хрущев и великодержавность[435]

Только что, по последним сведениям, вышло в России полное собрание сочинений Иннокентия Анненского в одном томе[436]. Новость эта, признаюсь, меня удивила. Что переиздают классиков — странным уже не кажется. Но Анненский, «упадочный» поэт (с точки зрения руководящих органов К.П.С.С.), поэт «герметический», для немногих избранных, что у него общего с народом, с семилеткой, с коммунизмом?

В предисловии это будет, не сомневаюсь, объяснено и «созвучие» Анненского эпохе доказано как дважды два четыре. Обыкновенно я предисловий к советским изданиям не читаю, но это, когда получу книгу, прочту из любопытства.

Если бы Никита Сергеевич Хрущев не был тем, что он есть, он привез бы в Париж не лунную ракету или дьявольскую «антиматерию», а стихи Анненского (беру их как символ). Это был бы жест, достойный великодержавной страны, и вместе с тем лучшее доказательство миролюбия.

Но Россия своей великодержавности лишилась, а с Никиты Сергеевича спрашивать нечего, хотя его положение как главы русского правительства обязывает его если не к благородным жестам, то, во всяком случае, к воздержанию от неблагородных. То, что произошло между ним и посетившим его Макмилланом[437], а затем премьером итальянским, немыслимо ни в одной европейской стране. Но в то же время отказывать ему в благих порывах или, как теперь говорят, «движениях души» было бы несправедливо. Но уж если бы он решил себя превзойти, то привез бы в Париж, кроме, конечно, жены и кучи детей, не Иннокентия Анненского, а кукурузу, уверенный, что она лучше, потому что «общечеловечнее», и в каком-то смысле был бы прав.

Победа умного дикаря над одичавшим в культуре европейцем — для культуры иногда спасительна. Но в данном случае победе мешает не дикарство Хрущева, а его лжекультура, у которой он в плену, и лжерелигия — марксизм, — которую он с рвеньем неофита исповедует.

За 42 года коммунистического ига только раз была России возвращена ее великодержавность, когда пришла в последнюю войну победа. Но это длилось мгновенье. За этим последовало отвратительное, позорнейшее действо — восстановление и приспособление для советского обихода затоптанной в грязь русской культуры. Свою создать не могли, пришлось откапывать и наряжать в советские вицмундиры не только писателей, но и святителей (что сказал бы Ленин!). Только диву даешься, откуда взялась эта армия холопов, что годами не покладая рук строчили предисловия, подчищали текст, делали примечания, доказывали и клялись, что, например, Достоевский, в сущности, убежденный коммунист, но что он из осторожности, чтобы не повредить работе товарищей-революционеров, скрывал свои убеждения, с каковой целью им и написан роман «Бесы».

И все-таки даже в таком виде это была великая литература.

Когда же русский гений (не без помощи немецкого) запустил ракету на Луну, наступила в самом деле новая эра с еще не осознанной, но ничего хорошего не предвещающей «культурой». Делать, впрочем, из этого события какие-либо выводы сейчас — преждевременно, тем более что всех все равно не сделаешь. Они будут делаться сами собой, постепенно, без нашего участия, в непонятной последовательности и утверждаться в порядке совершившихся фактов. И кажется, Хрущев каким-то шестым чувством это учел.

Кто следил за советской прессой, мог заметить, как с каждым техническим успехом, с каждым новым «спутником» коммунизм Никиты Сергеевича креп. Это были достижения «советские» — новое слово, обещанное Россией миру. «Лунная победа» затмила своим блеском все, что было создано русской культурой. Никита Сергеевич смекнул: обойтись можно не только без Толстого, Данте и Шекспира, но и без свободы. Если своим величайшим достижением Россия кому-нибудь обязана, то не Жюль Верну, а Карлу Марксу, в которого Хрущев верит, как в Бога.

Однако странно: советская власть восстановила русскую империю, создала первое в мире социалистическое государство, открыла новую эру мировой истории и, несмотря на все это, Россия не вернула себе утраченной великодержавности.

Почему?

Потому что в России убита свобода.

Страна, откуда вот уже более сорока лет как никто не может свободно выехать, а только бежать, как из тюрьмы, где писатель не имеет права писать о чем хочет и как хочет, а должен следовать государством установленному канону, где всякое отклонение от этого канона приравнивается к государственной измене и виновный вычеркивается из коммунистической «книги жизни», где рабочий не может фактически переменить завод, прикованный к станку, как раб, где все цифры лгут, где священник-чекист доносит на своих прихожан, — такая страна на великодержавность претендовать не может, хотя бы она завоевала полмира или установила связь Земли с Марсом.