Повести и рассказы - Павел Мухортов

— И до тридцати, и до сорока, пока жива буду, — мягко улыбнулась мама и погладила Генку по голове. — Мама есть мама.

— Вот так всегда, — взмахнув руками, закричал глава дома. Вместо того, чтобы осудить, ты потакаешь ему! Сегодня он напился, а завтра что? Посмотрела бы сестра на него. Вот объект для воспитания.

Генка протянул опешившему отцу почту, молча разделся, но ботинки не снял и также молча удалился в комнату. В полумраке, не включая торшера, он завалился на кровать. Где–то жалобно пела скрипка. Звуки ее нагнали тоску. Геннадий лежал почти в забытье: с устремленными на трещину в потолке глазами, из которой, казалось, в комнату скользким ужом вползает шипящее «Что делать?»

Тренькающий звук телефона потеребил его слух. Тело прошило током. «А ведь я ждал звонка», — почему–то вздрогнув, подумал Генка и одним махом привел тело в вертикальное положение. Гремя ботинками, он кинулся в коридор к маленькому полированному столику, где разместилось чудо НТР, как будто звонок предназначался именно ему.

— Слушаю вас, — он чуть было не отдал в строго уставной форме рапорт дневального: «Дневальный по… роте, курсант Ткачук… но вовремя опомнился.

— Это ты, Гена? — спросил девичий голос на фоне легкого смеха. Этот голос и смех насторожили его. То ли почудилось, то ли в самом деле, но Генка решил, что этот голос принадлежит очень близкому человеку, которого он отлично знает или знал и в котором не мог ошибиться. Но кому?

— Да. А кто меня спрашивает?

— Как, ты не узнаешь?

— Честно говоря, нет.

— Это Лена…

Девушка опять смеялась, а Генка мгновенно почувствовал, как лоб покрылся испариной, а ноги потеряли опору. Он отчетливо слышал Лену, ее голос с интонациями, присущими только ей одной, ее смех, который невозможно было спутать с тысячью других, он–то больше всего и ошеломил. «Звонок из преисподней». Генка чуть было не упал, если бы не стоявший позади шифоньер, на который он оперся.

Ткачук не верил в мистику, но цепь случайностей: удар ножом, возвращение, Филин и Ирка, воспоминание о самоубийстве Лены и даже магнитофонная лента, с которой говорила мертвая любовь, заставляли искать сверхъестественное.

«Послышалось? Или странное совпадение?» — вспышкой ударила мысль и, еще рассчитывая на ошибку, Генка с трудом выдавил:

— Какая… Лена?

— Да что с тобой? Ты не помнишь?

Генка еще не успел проанализировать всего, но понял теперь единственное свое желание, чтобы голос не исчез, не растворился, не пропал, как видение.

— Ну–у–у… Как не помню… Помню!

— Вот видишь.

— А где ты сейчас? — осторожно спросил Генка, пытаясь прийти в себя и собраться с мыслями.

— А ты разве не знаешь?

У Генки екнуло сердце. — Лена! Нет, этого не может быть, ты ведь…

— Почему же, я возвратилась…

— Лена! Ты слышишь?! Слышишь?!

— Да…

— Лена, мне нужно, очень нужно тебя увидеть. Сегодня, сейчас. Где ты?

Молчание. Генка повторил свой вопрос и почти прокричал его в трубку.

— А зачем? — тихо спросила Лена. — Тебе не с кем больше встречаться?

— Не в этом дело! Очень нужно!

Геннадий ощущал дрожь во всем теле, как будто всю ночь просидел в окопе под проливным дождем в набухшей хлопчато–бумажной, выгоревшей под пламенем солнца и вылинявшей т бесконечных стирок куртке, волосы, казалось, торчали дыбом. И еще ему показалось, что это сон, наваждение, нелепица.

— Нет.

— Тогда завтра. Во сколько тебе будет удобно?

— Все равно…

— Где? Во сколько? — и, не дожидаясь ответа, сам назначил свидание. — Возле «Нектара» в семь вечера.

— Ту–ту–ту-ту, — разговор прервался короткими телефонными гудками. «Она положила трубку? Мистификация?»

Шатаясь, Генка с трудом добрался до постели. Голова кружилась. «Это была она. Ошибиться я не мог, голос ее. А может внушение? Она назвала имя, а мой мозг все преобразил. Но такого еще не случалось со мной. Странно. Звонки с того света… Но ведь Ирка была на похоронах? И я видел это надгробие? Положил цветы ее любимые, а она также мило смотрела с фотографии, как живая». Генка вскочил, опять подбежал к телефону, набрал номер.

— Филин! Это ты?

— Да.

— Ты веришь в потусторонние силы?

— Не понял! Кто говорит? Ты, старик?

— Да, я.

— Старик, что с тобой? Ты не рехнулся, так сказать, на почве ссоры? — по голосу Филина Генка понял, что того не оставил равнодушным его вопрос. Филин отнесся более чем серьезно к словам друга.

— Да ничего. Все нормально. — Генка не понимал что делает. Бросил трубку и опять побежал в комнату, чтобы упасть на кровать. Через полчаса Филин сидел перед Генкой в радикулитной позе на подставленном к кровати стуле.

— Так что же все–таки случилось? Не тяни, как говорится, за душу. — Филин горячился. Безуспешно пытаясь разорвать пачку с сигаретами, другой рукой тряс приятеля за плечо. Глаза Генки отчужденно сверкали.

— Честно говоря, мне позвонили с того света… Лена…

— Что?! — в свою очередь выпучил глаза Филин, враз выпрямившись на стуле.

— Мне позвонили с того света, звонок из преисподней, — настойчиво повторил Ткачук. — Понимаешь, со мной говорила Лена. Я слышал ее голос, как слышу сейчас твой. Ошибки быть не могло. Честно говоря, она даже смеялась, как тогда, в мае два с половиной года назад. — Он смотрел в потолок, говорил смутно, скоро и путано, кусая нижнюю губу, и хрустел пальцами.

— Старик, ты точно рехнулся — Филин тягуче вздохнул. — Спустись на землю. Какие силы?

— Это была она… она… — бессвязно бормотал Генка.

— Но ты же был на похоронах?

— Я был на могиле, а на похоронах не был, и никто не был из наших.

— А Ирка?

— Ирка? Ирка не знаю, она молчит.

— Старик, тогда я ничего не понимаю.

— Я, честно говоря, тоже.

— Тогда может кто–то пошутил, а ты просто вспомнил… и, так сказать, внушил все себе?

— Да некому шутить! — зло перебил Ткачук, хрустя пальцами. — Ну, что дурак? Дурак что ли совсем?

— Причем здесь дурак? Не дурак… тебя запросто разыграли.

— Я не верю.

— Тогда это, происки империалистической разведки, — высказал Филин шутливое предположение.

Оба юноши замолчали. Один лежал в прежней позе парализованного, глядя на паутину в углу потолка, как будто там мог прочесть разгадку происшедшего. Другой — скрючился рядом на стуле и не спускал с друга задумчивых глаз.

— Ладно, завтра все прояснится. Я ей встречу назначил.

— Где и когда? Старик, я иду с тобой.

— Зачем? Если это Лена, то вряд ли она встретится с обоими. Если она не Лена, то тем более, ничего страшного. Идти должен я один.

— У–у–у. А что если это… та компания. — Филин неопределенно повел подбородком, — захочет с тобой расквитаться. Вдруг тебя, так сказать, обвинили в ее гибели? Ты об этом подумал?

Не вижу цели. Я ничего им плохого не сделал.

— А та противная рожа? Не помню, на «Х» кажется…

— Хомяков?

— Угадал, старик.

— Да нет, Серега, честно говоря, обо мне забыли. Так что, спасибо, но один.

— Хорошо, старик. Один так один. Только возьми себя в руки. И раз посвятил меня, то держи в курсе, я жду твоего звонка. Очень жду.

Ткачук на такси несся к «Нектару». Он пытался представить возможную встречу с Леной и ни с кем другим встретиться не рассчитывал. «Или она, или никто!»

Машина резко затормозила у знакомого места: узкая, блестящая булыжная улочка, стесненная древними строениями, магазин–салон для новобрачных. Генка расплатился и выскочил из такси. У бара никого не было. Злой февральский ветер пронизывал насквозь. Генка топтался на тротуаре и не сводил горящих глаз с сияющих дверей заведения, где когда–то провел вечер с Леной.

— Кабальеро, вы никого не ждете?!

Он оглянулся. Перед ним стояла девушка. Захватило дыхание. Черная длинная куртка, заправленные в сапоги джинсы. Голова тонула в пушистой лисьей шапке с болтающимся сбоку хвостом.

— Да жду.

Он почему–то не сомневался в том, что девушка спросила не случайно и это как–то связано со вчерашним звонком.

— Я жду здесь Лену, — и, не отдавая себе отчета, взволнованно уточнил, — вы должны повести меня к ней?

Она внимательно посмотрела: — Да, моя подруга ждет тебя в баре.

— Почему вы, а не она?

— Она не пожелала выходить и ждет вас там, — раздраженно произнесла неизвестная и с упреком, словно остерегаясь дальнейшая расспросов, спросила: — А меня вы разве не помните?

— Нет, честно говоря. А где и когда мы встречались? — виновато пролепетал Ткачук. Невероятно тянуло увидеть ту, что была в «Нектаре». Ткачук бы бросил незнакомку, чтобы скорее спуститься в знакомый подвальчик, но блеснула мысль, что девушку неудобно оставлять на улице, и он кивнул, взял ее под руку, потянул за собой.