Север и Юг - Элизабет Гаскелл

Когда Маргарет вошла в дом Хиггинсов, Бесси лежала на софе, придвинутой к камину, хотя день был знойный и душный. Она лежала навзничь, будто отдыхая после приступов кашля и боли. Маргарет поняла, что девушке нужно больше свежего воздуха, и она без лишних слов приподняла Бесси, подложив ей под спину несколько подушек. Бесси с трудом открыла глаза.

– Я думала, что больше не увижу тебя, – сказала она, с грустью посмотрев на Маргарет.

– Боюсь, тебе стало хуже. Я не могла прийти вчера. Моя мать больна… Ну и… по другим причинам.

Ее щеки покраснели от стыда.

– Наверное, ты решила, что если Мэри принесла тебе записку, то я умираю. Нет, просто громкие споры мужчин довели меня до безумия, и, когда отец ушел, я подумала, что было бы прекрасно услышать твой голос, и представила, как ты читаешь мне главы из Библии – о покое и доброй надежде. Мне хотелось заснуть, как умиротворенное дитя засыпает под колыбельную песню матери.

– Ты хочешь, чтобы я почитала тебе главу из Писания?

– Да! Наверное, сначала я не пойму смысл некоторых фраз… наверное, он ускользнет от меня. Но когда ты дойдешь до моих любимых слов – до утешений убогих и сирых, – смысл вернется ко мне и накатит волной, как это всегда бывает.

Маргарет начала читать. Голова Бесси покачивалась из стороны в сторону. Какое-то время она внимательно прислушивалась. Затем ее тело охватила дрожь, едва не перешедшая в конвульсии. Наконец она вскричала:

– Не надо больше читать! Это бесполезно. Я все время богохульствую в своих мыслях. Сержусь на то, что не могу исправить. Ты слышала о бунте, который случился вчера на фабрике Мальборо? На фабрике, которой управляет Торнтон?

– Надеюсь, твоего отца там не было? – покраснев от смущения, спросила Маргарет.

– Не было. Он отдал бы правую руку, чтобы этого не произошло. Вот что мучает меня. Он места себе не находит. Бесполезно говорить ему, что глупцы всегда теряют разум. Ты вряд ли видела мужчину, настолько подавленного, как он.

– Но почему? – спросила Маргарет. – Я не понимаю.

– Видишь ли, он член комитета этой забастовки. Мне нельзя раскрывать такие детали, но Союз назначил отца, потому что посчитал его серьезным человеком, правдивым до мозга костей. Он и другие члены комитета полагались на подготовленный план. Они вместе шли через удачи и поражения, думая, что остальные рабочие будут беспрекословно выполнять их приказы. Главным условием было решение не преступать закон. Народ шел за ними, видя, как они молча терпят страдания и голодают вместе с другими. Комитетчики знали, что, если начнутся бунты и стычки, даже со штрейкбрехерами, все закончится так же бесплодно, как и при многих прежних попытках. Комитет старался договориться со штрейкбрехерами, вразумляя их и привлекая на свою сторону. Союз призвал своих членов лечь и умереть, если понадобится, но обойтись без насилия. И они верили, что рабочие будут с ними заодно. Комитетчики не сомневались, что их дело правое. Они не хотели, чтобы их требования сопровождались незаконными действиями. Но ведь и я не могу отделить вкус лекарства от желе, который мне дают в пастилках. Желе там больше, но вкус порошка все равно пробивается. Что-то я ушла в сторону, наверное, устала. Ты просто представь, каково теперь моему отцу. Он проделал огромную работу, а такой глупец, как Бушер, пошел против указаний комитета и сорвал всю забастовку. Поступил, как Иуда. Эх! Отец отругал его прошлым вечером. Он пригрозил ему пойти в полицию и рассказать о нем как о зачинщике бунта… или сдать его владельцам фабрик для быстрой расправы. Отец хотел доказать, что реальные лидеры рабочих не такие, как Бушер, что они разумные люди, хорошие рабочие и граждане, уважающие закон и порядок. Что они хотят честно зарабатывать… что не будут работать за пенни, даже умирая от голода. Союз и члены комитета хотели добиться своего, но они не планировали наносить вред чужой собственности или покушаться на жизнь других людей.

Помолчав, она тихо добавила:

– Говорят, что Бушер бросил камень в сестру Торнтона. Он едва не убил ее.

– Нет, – сказала Маргарет. – Это не Бушер бросил камень.

Она сначала покраснела, затем побледнела.

– Ты тоже там была? – вяло спросила Бесси.

Она говорила с частыми паузами, как будто разговор давался ей с трудом.

– Да. Но не останавливайся. Продолжай. Не Бушер бросал тот камень. Что он ответил твоему отцу?

– Он не произнес ни слова. Соседа так трясло от истощения и злобы, что я даже не могла смотреть на него. Я услышала его учащенное дыхание и подумала, что он рыдает. Но после слов о полиции Бушер гневно закричал, ударил отца кулаком по лицу и молнией вылетел из дома. Отец сначала был ошеломлен и оглушен. Он не ожидал такого от истощенного Бушера. Закрыв глаза руками, он посидел немного у камина, а затем направился к двери. Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я бросилась следом за ним и вцепилась в него. «Отец, – сказала я, – ты не должен доносить на этого бедного, обезумевшего от голода человека. Я не отпущу тебя, пока ты не поклянешься, что не пойдешь в полицию». «Не глупи, – ответил он. – Слова действуют на некоторых мужчин сильнее, чем реальные поступки. Я и не думал сдавать его полиции, хотя, клянусь Богом, он этого заслуживает. Лично я был бы не против, если бы кто-то другой разобрался с ним за всех нас. Но теперь он ударил меня, и я вообще не могу идти в полицию, потому что люди подумают, что виной всему была ссора. Может быть, со временем, когда Бушер перестанет голодать и поправится, мы схлестнемся с ним в доброй драке, и тогда я посмотрю, на что он способен». Затем отец оттолкнул меня. Я, слабая, больная девушка, не могла удержать его. Он выглядел таким бледным, что мне было больно смотреть на него. Не знаю, спала я или бодрствовала, а может, находилась в обмороке… Потом пришла Мэри, и я попросила ее позвать тебя. Но хватит разговоров. Прошу тебя, почитай мне главу из Библии. Я чувствую себя лучше… Головокружение прошло. Теперь мне хотелось бы подумать о мире, который так далек от всех этих навязчивых тревог. Только не нужно глав с заповедями. Почитай историю с величественными образами, которые я вижу, когда закрываю глаза. Почитай о Новых небесах и Новой земле, чтобы я забылась в грезах.

Маргарет читала ей мягким, тихим голосом. Хотя глаза Бесси были закрыты, она какое-то время слушала текст «Откровения», и слезы собирались каплями на ее ресницах. Наконец она задремала, вздрагивая и моля о чем-то во сне. Маргарет укрыла девушку пледом и ушла, беспокоясь о том, что ее заждались дома. До этого момента ей не хотелось покидать умирающую Бесси.

Вернувшись домой, она присоединилась к матери, сидевшей в гостиной. Миссис Хейл чувствовала себя отдохнувшей и воздавала похвалы водяному матрацу. Она сравнивала его с перинами в доме сэра Джона Бересфорда, о которых у нее остались самые приятные воспоминания. Миссис Хейл считала, что люди разучились создавать удобные постели, которые использовались в дни ее юности. А ведь если подумать, вся разница заключалась в обработке перьев. И, однако, до прошлой ночи она уже не помнила, когда спала так хорошо. Мистер Хейл предположил, что многие заслуги перин прошлых дней объяснялись активностью юности, которая придавала отдыху особый привкус. Его жена приняла эту идею с прохладцей.

– Нет, мистер Хейл! Все объяснялось удобством кроватей в доме сэра Джонса. Пусть Маргарет нас рассудит. Вот ты молода и весь день на ногах. Скажи, наши кровати удобные? Когда ты лежишь на них, они дают тебе ощущение идеального отдыха? Или ты мечешься на них, пытаясь найти удобную позу, а утром просыпаешься такой же уставшей, какой была вечером?

Маргарет засмеялась.

– Сказать по правде, мама, я никогда не думала об удобствах постели. К ночи я чувствую себя настолько сонной, что, как только ложусь, тут же засыпаю. Поэтому меня нельзя считать компетентной свидетельницей. К тому же, как вы знаете, я не имела возможности опробовать кровати сэра Джона Бересфорда. Я никогда не была в Оксенхэме.

– Разве? Ах да, конечно. Со мной тогда был маленький Фред. После свадьбы я лишь однажды приезжала в Оксенхэм – на бракосочетание твоей тети Шоу. Фред был тогда еще ребенком. В то время Диксон сердилась, что мы превратили ее из горничной в няньку. Я боялась, что она, вернувшись в старый особняк и оказавшись среди близких ей людей, оставит меня навсегда. Но в Оксенхэме у бедного мальчика начали резаться зубки, а на меня навалилась куча забот перед свадьбой Анны. Поэтому Диксон заботилась о нем еще больше прежнего. Это заставило ее полюбить Фредерика. Она была такой счастливой и гордой, когда он прибегал откуда-то после своих игр и цеплялся за ее юбки. Тогда я поверила, что Диксон не оставит меня, хотя мы не могли обеспечить ей условия, к которым она привыкла. Бедный Фред! Все так его любили. Он родился с даром завоевывать сердца. Вот почему я плохо думаю о капитане Рейде, который возненавидел моего дорогого мальчика. И это лишний раз доказывает, что у него было дурное сердце. Ты видишь, Маргарет? Твой отец ушел из комнаты. Он терпеть не может, когда при нем говорят о Фреде.