Жуткие приключения Робинзона Крузо, человека-оборотня - Даниэль Дефо

Зрелище было ужасное. Подъехав к тому месту на опушке, откуда выскочил конь, мы нашли обглоданные останки второго коня и двух человек, зарезанных этими хищными тварями. Один из погибших был, по всей видимости, тем человеком, чей выстрел мы только что слышали, ибо рядом с ним валялось ружье. Его голова и верхняя часть туловища были полностью съедены.

Нас обуял ужас, и мы не знали, что предпринять. Впрочем, вскоре волки заставили нас принять решение, ибо они окружили нас, надеясь поживиться очередной добычей. Мне кажется, их было не менее трехсот. На наше счастье, у самой кромки леса лежали стволы срубленных летом и подготовленных к вывозу деревьев. Я подвел наш маленький отряд к этим деревьям и велел всем спешиться и встать треугольником, спрятавшись за поваленными деревьями, как за брустверами, а лошадей поставить в середину. Так мы и сделали, и слава Богу, ибо трудно представить себе более яростную атаку, чем та, которой мы подверглись. Звери наступали на нас с глухим рычанием и, одержимые жаждой добычи, легко вскакивали на поваленные деревья, за которыми мы прятались.

Какой же яростной была эта битва! Мой слуга Пятница в одной руке сжимал пистолет, а другой орудовал огромным деревянным мечом, действуя им, как крестьянин серпом во время жатвы, и подсекая волков, словно колосья. Этьен мастерски стрелял по ним из пистолетов, но он ослабел от ран, его движения были медленными, и волки одолели его. Молодой португалец Дакоста и его спутник были утащены волками в лес, и через несколько минут их отчаянные вопли стихли.

Даже в самый разгар схватки я четко сознавал, что ни один волк не атаковал лично меня. Даже эти голодные хищники не смели приблизиться к зверю. Я решил воспользоваться эти обстоятельством, однако, пока я размышлял на эту тему, дело приняло еще более скверный оборот.

Ночь пронзил жуткий вой, громкий, как пушечный выстрел или удар грома. При этом звуке все волки отпрянули назад, даже те, которые пировали, поедая наших погибших товарищей. Стая расступилась, и из леса вышел ужасный зверь. При его приближении волки начали сердито ворчать, поджимать хвосты и пригибаться к земле, и я понял, что перед нами — вожак стаи.

Воистину, это был матерый клыкастый волчище, высотой в холке больше половины человеческого роста. Нижняя челюсть его была приоткрыта и немного сдвинута в сторону, а клыки и когти были размером с мой большой палец. У него был густой серый мех, отливавший белым и серебром, очевидно, что он многие годы правил своим небольшим королевством.

Он остановился в нескольких ярдах от нашего бруствера и осмотрел всех нас так, как повар на рынке осматривает свежие продукты. Из двенадцати человек нас осталось всего семеро, считая меня и Пятницу, и если бы волки во главе со своим огромным вожаком напали на нас вновь, наши шансы уцелеть были бы равны нулю.

Вдруг вожак стаи уставился на меня и заворчал. Один или два волка негромко завыли, и вскоре воздух задрожал от их хорового воя. Огромный волк продолжал ворчать и скалиться, не спуская с меня глаз, и его страшные клыки громко лязгали. Это была угроза всем нам. Или мне одному?

— Хозяин, он не хотеть драться с твоя, — сказал Пятница, по-прежнему не отходивший от меня ни на шаг. — Он хотеть драться со зверь. Ты здесь, зверь здесь, вызов здесь.

Я взглянул на ночное небо, на полумесяц над нашими головами и спросил Пятницу, как он считает, не позволит ли этот огромный волк нам вернуться сюда через пару недель, но в ответ мой слуга даже не улыбнулся.

Волк вновь завыл, и тут случилось самое страшное. Глубоко внутри меня зашевелился и пробудился зверь. Я вновь посмотрел на лунный серп и попытался утихомирить эту темную сторону моей натуры, но все усилия были тщетными. Волк каким-то образом видел скрывающегося во мне зверя и желал сразиться с ним, а зверь видел его моими глазами и принимал брошенный ему вызов. Однажды, перед тем как покинуть остров, я выпустил его не в ночь полнолуния. Теперь он с силой рвался наружу, преодолевая мое сопротивление, как корабль, идущий против течения.

Я сорвал с себя перчатки, а Пятница помог мне избавиться от плаща и одежды, ибо он заметил, что на меня находит обличье зверя. Когда я принялся раздеваться, мои спутники начали задавать мне недоуменные вопросы, но, увидев, как появляется зверь, потеряли дар речи. Лишь слуга одного из купцов слабо вскрикнул, затем послышались и другие возгласы, но Пятница решительно заставил их замолчать.

Пока я срывал с себя ненавистную одежду, огромный волк поднялся на задние лапы, как человек, и там, где у него должны были быть лапы, я увидел костяшки пальцев. Мои чувства притупились, и я успел лишь подумать о том, что знаю, кто послал вызов зверю.

Схватка была ужасной, и я наблюдал за ней через закопченные линзы сознания. Loup garou, как по-французски называют оборотня, оказался сильным и коварным противником. Он наносил зверю такие раны, какие тот не получал ни разу в жизни, и от этого зверь приходил в еще большую ярость. На мгновение я увидел, как мой слуга Пятница пытается достать loup garou своим деревянным мечом, но зверь набросился на него, заставив отступить. Это была его битва, и никто другой не мог украсть у него победу! Это была его битва, ужасная битва, и вскоре я перестал различать что-либо, кроме боли и крови, зубов и когтей, плоти и воя.

Я очнулся, чувствуя во рту привкус чужой крови, и этот привкус одновременно был и резким, и теплым, и сладостным. Я выплюнул ее, как выплевывают кусок отвратительной пищи.

Стая исчезла. Последние несколько волков остались посмотреть, как я поднимаюсь с земли, и жалобно поскуливали, когда мой взгляд падал на них, а затем поджали хвосты и потрусили к лесу.

Все мои спутники были либо мертвы, либо бежали. Больше я никогда не слышал о них и даже не знаю, удалось ли им выбраться из леса. Да меня это и не волновало.

На снегу передо мной валялось обнаженное тело старика с перегрызенным горлом. Лицо у него было вытянутое и грязное, борода — густая и спутанная. Это было лицо, которым в последний раз пользовались давным-давно, незадолго до того, как я впервые вышел в море. Я смотрел на него и видел высокие скулы и крупный нос моего отца, а его потускневшие глаза были круглыми, похожими на глаза моей матери, какими я их запомнил.

Пятница погиб.

Мой слуга лежал на снегу, уставившись в небо широко распахнутыми глазами, а рядом с ним лежал его огромный деревянный меч. Живот у него был распорот, и хотя я всеми силами пытался убедить себя в том, что это работа loup garou, я не мог забыть, с какой лютой яростью накинулся на него зверь, когда Пятница посмел вмешаться в его битву.

И, обнимая моего слугу на этой лангедокской равнине, я чувствовал, как по моим щекам катятся слезы, и сознавал, до какой степени я гнусен, и нет мне прощения за то, что в одну ночь я убил самого верного слугу и друга, какого только можно представить, и родного брата, с которым не виделся много долгих лет.

Я лгу, мое последнее путешествие, мой остров

Часа через три, совершенно окоченев от холода, я с трудом дотащился до того селения, где мы намеревались остановиться на ночлег. Его жители были до смерти напуганы, и у каждого в руках было ружье. Оказалось, что предыдущей ночью волки ворвались в деревню и нагнали такого страха на местных жителей, что они решили стоять на карауле и днем, и ночью, особенно ночью, чтобы уберечь от гибели скот и, разумеется, людей. Никто не усомнился в моем рассказе о том, что на нас накинулась стая волков и что все мои спутники погибли, никто не поинтересовался, отчего я прижимаю к груди огромный деревянный меч.

В этом селении мне пришлось взять другого проводника. Проехав по плодородной местности с теплым климатом, где и в помине не было ни снега, ни волков, ни прочих хищных тварей, я миновал Тулузу и добрался до Жеводана.[22] Когда в Жеводане я поведал свою историю, разумеется, опустив некоторые детали, а именно, те, которые касались особенностей моей природы и судьбы моего друга и спутников, мне сказали, что, когда выпадает снег, в огромном лесу у подножия гор такие случаи не редки. Меня спросили, кто был нашим проводником, кто решился повести нас по этому пути в такое время года, и люди откровенно удивлялись тому, что хотя бы мне одному удалось спастись и не стать добычей волков. Когда я рассказал о том, какую оборонительную позицию мы заняли, поставив лошадей в центр живого щита, мне объяснили, что это было ошибкой, и что при таких условиях наши шансы уцелеть равнялись одному к пятидесяти, потому что, увидев лошадей, хищники начинали неистовствовать. Обычно волки боятся ружейных выстрелов, но сейчас они были страшно голодны и поэтому свирепы, и желание добраться до лошадей заставило их позабыть об опасности. Мне сказали, что если бы мы отошли в сторону и бросили лошадей, то волки накинулись бы на них, а мы тем временем, возможно, смогли бы благополучно ускользнуть, тем более что нас было довольно много и у каждого имелось оружие. Мне оставалось только соглашаться и думать про себя, что у моего друга было очень мало шансов пройти через эти горы.