Нарисованные воспоминания (ЛП) - Флауэрс Лони

Я резко встаю, когда лодка с грохотом наезжает на что-то твердое. Вижу, что каким-то образом у меня получается приплыть обратно на пирс. Что еще более странно, от носа лодки идет веревка к крюку причала. Я поднимаю глаза и вижу Дрю, который сидит с перекрещенными ногами и наблюдает за мной.

— Привет, — выдыхает он, его руки лежат на коленях.

— Привет.

— Хорошо поспала? — спрашивает он.

Я задумываюсь на мгновение. Спина немного затекла, но в целом, да.

— Вообще-то, да, хотя я не планировала засыпать.

— Тебе, видимо, было необходимо немного поспать. Проголодалась?

Я ужасно изголодалась.

— Немного, — сказала я, не желая выглядеть слишком нетерпеливой.

Дрю широко улыбается, уголки губ ползут вверх, когда он выгибает бровь. Он знает, что я обманываю. Поэтому встает, подходит к лесенке, около которой присаживается и протягивает ко мне руку. Я медленно встаю, а лодка начинает раскачиваться из стороны в сторону, когда я беру его за руку. Чем больше я двигаюсь, тем сильнее раскачивается лодка, и мне приходится вцепиться в лесенку, чтобы не выглядеть неуклюжей идиоткой и не свалиться в воду.

Как только я выбираюсь на причал, сразу выгибаю спину. Спать в лодке — не самая лучшая идея. Дрю оборачивает пальцы вокруг моей руки и тянет меня за собой. В беседке на столе лежит парочка сложенных пледов, а рядом стоят сумка и термос. Он подводит меня к плетеному креслу и отпускает мою руку, чтобы я могла сесть. А затем берет один плед и оборачивает его вокруг моих плеч, отчего я погружаюсь в его мягкость и теплоту.

— Где ты все это взял? — спрашиваю я.

— Твоя мама меня очень выручила.

Я не сомневаюсь в этом. Мысли о ней заставляют меня вспомнить об отце и его внезапном требовании, что я выслушаю каждое его слово. Навряд ли.

— Где отец?

Дрю берет со стола сумку и залезает внутрь.

— Твоя мама убедила его ненадолго уйти из дома. Она заставила его пригласить ее на ужин, потом они, может быть, пойдут в кино, чтобы мы могли провести время вместе и… поговорить. — Он быстро смотрит на меня, а затем вытаскивает руку из сумки. Дрю передает мне укутанный в фольгу квадратик, и я чувствую холод в руках.

— Что она сделала? Но они же больше не вместе. А как же Эрл?

Дрю пожимает плечами.

— Я не знаю. Они через многое прошли вместе, твои мама и папа, поэтому я уверен, что это нормально, если они проведут время вдвоем. Они все равно остаются твоими родителями. Эрлу, я думаю, нужно просто смириться с этим. Оставь это им.

Когда я разворачиваю квадратик, мой рот увлажняется, и я вздыхаю, когда надкусываю бутерброд с толстым кусочком ветчины и майонеза.

— Извини, это просто бутерброд.

— Он идеален. Спасибо.

Когда мы заканчиваем с нашими бутербродами, Дрю открывает термос, наполняет две пластиковые чашки и передает одну из них мне. Жидкость еще теплая, когда я осторожно подношу ее к губам. Рот наполняется шоколадным мокко, который согревает меня, когда я его проглатываю. Я улыбаюсь и качаюсь в кресле, наслаждаясь комфортом.

Мы пьем в тишине, никто из нас не знает, что сказать. Он сидит напротив меня, и мы смотрим на темнеющее небо, пока из-за верхушек деревьев поднимается полумесяц. Я рада его присутствию, но хоть убейте, не понимаю, почему. Иногда кажется, что он является лишь наблюдателем в моем сумасшедшем мире; а иногда, что он не может сдержать язвительного комментария всякий раз, когда я что-то вытворяю. Возможно, я заслуживаю эти комментарии, но, если ему все равно, то зачем он утруждает себя и находится здесь? Какая ему выгода? Развлечение? Я должна спросить, иного способа нет.

Глава 27

Я ставлю чашку на стол для того, чтобы подготовиться ко всему, что произойдет дальше.

— Почему ты еще здесь? — спрашиваю я.

Дрю вздыхает и продолжает смотреть на звезды.

— Я тоже временами об этом задумываюсь.

— Ты добр ко мне, почему?

— Я стараюсь не подвергать твои слова сомнению.

— А должен.

Он хмурится.

— Почему ты так говоришь?

Я качаю головой.

— Я не заслуживаю этого. Не заслуживаю тебя. Я — испорченный товар, Дрю. В моей жизни слишком много всего.

Дрю пристально смотрит на меня.

— Дело не в проблемах в твоей жизни. А в том, как ты и твои близкие люди относятся к ним. Обычно так работают отношения… по крайней мере, в большинстве случаев.

— Почему ты не можешь просто наорать на меня, как все остальные? Все в порядке, если тебе этого хочется, я большая девочка. И справлюсь. Не нужно себя сдерживать.

— Крики ничего не решают, и они необязательны, — просто говорит он, как будто это всем известный факт.

Я встаю и начинаю ходить взад и вперед между нашими стульями. Не знаю, что это было. Мне кажется, что он слишком легко меня отпускает. Разрыв не может быть таким простым. Через шесть месяцев, если мы будем вместе, что-то случится, и борьба последних нескольких дней снова всплывет. Я не хочу этого. Проще настоять и во всем разобраться.

— Выходит, кричать на глазах твоих друзей и коллег было нормальным? — спрашиваю я. — Убегать и обвинять тебя в том, что ты оставил меня, тоже было нормально?

Он снова пожимает плечами.

— Бывает. Я решил забыть об этом. У тебя сейчас столько всего происходит в жизни. Я все понимаю.

Черт бы его побрал за то, что он все принимает. Я хочу видеть в нем хоть какие-то эмоции. Если ему не все равно, почему же он не показывает этого? Просто находиться здесь — недостаточно.

— Ну, если ты такой понимающий, что происходит с твоими язвительными словечками?

Дрю молчит какое-то время. Он встает и идет в дальний угол беседки, прислоняется к перилам и смотрит на воду.

— Я тоже не идеальный, или, по крайней мере, мне так кажется.

Вот в этом он чертовски прав.

— Я не говорю, что ты должен быть идеальным, но тебе тоже не нужно просто «отпускать» ситуацию. Ты представляешь, как я себя чувствовала, когда зашла на кухню утром и увидела, как ты непринужденно разговариваешь с отцом? Ты забыл, как он относился ко мне последние пять лет?

Он поворачивается ко мне, его лицо затеняет луна позади него.

— Мы повздорили, но все равно сумели отнестись к друг к другу как можно дружелюбнее.

Приличный разговор превращается в нечто совершенно другое. С ним бесполезно о чем-то говорить. Во мне разгорается злость.

— Да, твой смех сказал мне, что ты довольно хорошо проводил время. Меньше суток назад он ударил меня. Полагаю, ты просто забыл об этом? — глаза наполняются крупными, горячими слезами, и я быстро поворачиваюсь, чтобы уйти.

Дрю оборачивает руку вокруг моего локтя и разворачивает меня. Он твердо смотрит, когда говорит.

— Если ты хоть на секунду подумала, что сидеть с твоим идиотом-отцом было легко, тогда ты совсем меня не знаешь. Я не думал, что утром мне придется спокойно с ним разговаривать и притворяться, что я его терплю.

Я вздрагиваю, когда его пальцы сжимают мою руку, но затем он ослабляет хватку.

— Я думала, вы… — выговариваю я.

— Что? Думала, мы обсуждаем планы на ужин? Рассказываем друг другу шутки? Ты глубоко ошибалась. У тебя очень плохая привычка делать поспешные выводы, так ведь? — звучит это больше, как утверждение, нежели вопрос.

Это моя вина. Мне не нужно ничего говорить.

— Извини, я не должна была считать, что знаю, о чем был ваш разговор.

Дрю делает шаг ближе, и я отступаю назад. В голове вспыхивает эффект дежавю, и я вспоминаю, как мы столкнулись с ним в классе.

Когда я ничего не говорю, он продолжает.

— Ты думала, что я скину тебя, как ненужный балласт. У нас был секс, ты говорила, что любишь меня. Ты не можешь любить кого-то и не доверять ему, и я начинаю думать, может все, что ты говорила, было лишь ерундой.

— Доверять? О чем ты говоришь? Я никогда не говорила, что не доверяю тебе.

— Тебе не нужно говорить. Полагаю, в этом дело, не правда ли? Я имею в виду, ты очевидно недостаточно мне доверяешь, чтобы рассказать, что за рулем была ты.