Нарисованные воспоминания (ЛП) - Флауэрс Лони

Я прохожу мимо гостиной, в которую нельзя было заходить, когда я была маленькой. Всегда, когда ступала на белый ковер, я чувствовала себя непослушной и коварной. Даже сейчас, во взрослом возрасте, если мама увидит меня там, то тут же отчитает. Пока я иду по дому, слышу голоса с той стороны, куда направляюсь. Я останавливаюсь прямо у столовой и смотрю на кухню. Открытое пространство в стене четко показывает вид на Дрю и отца. Они разговаривают слишком тихо, чтобы что-то расслышать. Дрю сидит напротив моего отца, они оба пьют кофе. Отец кивает, пока Дрю говорит. Когда отец снова начинает говорить, Дрю смеется. Эта ситуация трогает мое сердце. Они выглядят такими спокойными и расслабленными, как будто являются старыми друзьями.

Я прижимаю руку к щеке, вспоминая, как отец ударил меня, и чувствую злость, разгорающуюся во мне. Как Дрю может просто сидеть и разговаривать с ним, как будто ничего не произошло? Особенно, если он знает, как отец относился ко мне последние несколько лет. Папа делает еще один глоток, пока потирает рукой висок. Я захожу на кухню, и они оба подпрыгивают от звука раскачивающейся на петлях двери.

— Лилли, — натянуто произносит отец, придвигая стул обратно к себе. Он кажется пораженным моим неожиданным появлением.

— Пап. Дрю, — произношу я, оглядывая их обоих пристальным взглядом. Затем подхожу к буфету и ищу что-нибудь пожевать, чтобы избавиться от чувства тошноты. Замечаю пачку крекеров и достаю их.

— Мы с твоим отцом просто болтали.

Я захлопываю дверцу буфета сильнее, чем нужно.

— Вижу. — Я беру из шкафчика стакан, подхожу к холодильнику и наполняю его сладким чаем, прежде чем перевести взгляд на дверь. Когда я только увидела, что они разговаривают, мне надо было сразу вернуться вниз. Нахождение в одной комнате с отцом и моим болтливым парнем действует мне на нервы. Внезапно мне хочется что-нибудь швырнуть, бросить стаканы, тарелки и все, что попадется под руку. Я направляюсь к двери.

— Лилли… садись, давай поговорим, — говорит отец, указывая на пустой стул рядом с собой.

Я разворачиваюсь.

— Нет, мне так не кажется. Похоже вы с Дрю отлично проводили время, пока я не зашла. Не буду вас прерывать.

— Лилли… — начинает Дрю.

— Нет, правда, все в порядке. Я хочу сказать, учитывая все, не останавливайте ваш короткий момент единения из-за того, что я вошла. — Дрю пристально смотрит на меня, а я наблюдаю за отцом. Его глаза пронизывают меня таким взглядом, который я видела слишком часто.

Отец смягчает свой напор.

— Это не так, дорогая. Пожалуйста садись.

Дорогая? С каких пор он так меня называет?

— Я занята. Знаешь, я разбираюсь в комнате Джесса, потому что ты не можешь.

Он смотрит на меня, как будто я спятила.

— Кто сказал, что ты можешь туда заходить?

— Это важно? Это необходимо сделать.

— Да, но я не говорил…

— Я не спрашивала. И уже поняла, что ты больше здесь не живешь. Ты давно уже потерял право голоса в этом доме.

Он со стуком опускает кружку, разбрызгивая содержимое по столу. Я знаю, что скоро услышу его тираду, но не позволю ему выдать ее… не сегодня.

— Оставь это, пап. Говори это тем, кому интересно. Я устала… устала спорить и выслушивать твои обвинения в свой адрес. Я жила с тем, что сделала, последние пять лет. Ты не можешь заставить меня ненавидеть себя больше, чем я уже ненавижу. Я приняла твою ненависть. И очень хорошо усвоила, что я больше не твоя дочь, — показала я руками кавычки. — И что ты не любишь меня… бла, бла, бла. — Я широко раскрыла руки. — С этим у меня покончено. Ты хочешь, чтобы я ушла? Ну, после этих выходных ты никогда больше меня не увидишь.

Я прикусываю язык и борюсь с подступившими слезами. Никогда не была настолько откровенной с отцом. Я чувствую себя хорошо, но в то же время это меня сбивает. Мне кажется, что у меня недостаточно смелости говорить ему такие вещи, но спустя время становится понятно, что человек может столько всего выдержать. Я достигаю своего предела. И чуть не швыряю крекеры и напиток на стол, когда поворачиваюсь на пятках и, не оборачиваясь, выхожу за дверь. Я направляюсь к задней двери. Мне нужно прогуляться; я больше ни секунды не могу оставаться под одной крышей со своим отцом.

— Дорогая, куда ты идешь? — спрашивает мама позади меня.

Я оборачиваюсь на нее, но продолжаю идти.

— Мама, не сейчас. Мне нужно убраться из этого дома, прежде чем я разобью твой хрупкий фарфор. Передай отцу не встречаться мне на пути, когда я вернусь, и дела пойдут намного легче.

— Лилли…

Я продолжаю двигаться и выхожу через дверь на задний двор. Солнце согревает мое лицо, немного слабовато для такой поздней осени. До наступления холодов осень, казалось, объединяет в себе сразу три времени года. В один день термометр может показывать +27 градусов, а в другой лишь +1. Лучшим решением становится одеться по-весеннему, но всегда иметь при себе пальто. Я останавливаю взгляд на пруду вдалеке. Когда-то любимое место отдыха Джесса и наших друзей, мы провели там столько дней и ночей, дурачились на пирсе и просто плавали.

На конце причал выгибается в форме Y. Правая его сторона используется, как место для рыбалки, загорания и валяния на песке, а левая ведет к небольшой беседке. Я направляюсь к крытой постройке. Восемь толстых колонн, окрашенные в ярко-белый цвет, образовывают идеальный шестиугольник, предоставляющий определенный простор. Джесс и наши друзья застилали пол спальными мешками, когда летом мама разрешала нам ходить в походы. Беседка была полностью защищена сверху донизу оградой, а на полпути к ней начинался ряд перил.

Я сажусь на плетеное кресло и заставляю себя подумать о чем-нибудь другом, только не о том, что происходит дома. Я откидываю голову на подголовник и закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться лишь на шелесте листьев от легкого ветерка и пении птиц в своем полете.

— Лилли! — я слышу крик отца и распахиваю глаза. Затем оборачиваюсь в сторону дома и вижу, как отец пересекает двор, за ним идет мама, а на крыльце позади них стоит Дрю.

— Джонатан, возвращайся в дом и оставь ее в покое. Она поговорит с тобой, когда будет готова, — кричит мама.

Сегодня не будет разговоров. Я вскакиваю и спешу на другую сторону пирса. Когда запрыгиваю в небольшую лодку, привязанную у конца причала, то чуть не сворачиваю себе шею, пытаясь размотать веревку с крючка. Оттолкнувшись от края, я опускаю весла в воду и плыву на середину пруда. Широко улыбаюсь, когда оглядываюсь на отца и вижу, что он стоит у воды.

— Я не уйду, пока ты не поговоришь со мной, Лилли, — кричит он, прикрывая глаза от солнца. Припекающие лучи, безусловно, убивают его веселье.

Идеально. Свети, солнышко, свети.

Как только я уплываю на дальний край пруда, то складываю весла обратно в лодку и в последний раз смотрю на отца. Он стоит на берегу со сцепленными на груди руками. Мама разворачивается и направляется к дому, а Дрю… его нигде не видно. В животе тянет при мысли, что он, вероятно, воспользовался ситуацией, запрыгнул в свою машину и умотал домой.

Я не могу винить его.

Со вздохом я ложусь в лодку, устраиваясь поудобнее. Солнце согревает мою кожу, а легкий ветерок спасает ее от перегревания. Я закрываю глаза, впитывая покой и тишину.

Отец не обладает такой силой, как терпение, поэтому я могу плавать здесь всю жизнь, если придется.

Я просыпаюсь от холода на коже и не двигаюсь несколько секунд, прежде чем стереть мурашки на руках. Я не хотела засыпать, но уютное солнце и мой недосып твердили мне об обратном. Когда я поворачиваю голову вправо, то замечаю, что над деревом проплывают едва заметные облака, которые окрашивают горизонт в оранжевый и светло-розовый цвет. Вид потрясающий, и я думаю о том, какая же красивая картина получилась бы у Дрю, если бы у него появилась возможность запечатлеть это. Наступает ночь и укрывает небо темно-синим шелком, но на ткани все же проступают белые, крошечные отверстия, позволяя мерцающим огням сбежать через них.