Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлиньский насмешник

— Деверь ничего не говорил? — спросил Симэнь.

— Ни словечка не проронил. Не решился. Правда, на третий день после свадьбы обещал к вам с поздравлениями пожаловать.

— В самом деле так и сказал? — удивился Симэнь.

— Не буду я вас обманывать!

Симэнь остался крайне доволен и спросил:

— Панихида окончилась?

— Монахи давно ушли, табличку покойного сожгли. Госпожа просила вас пораньше к ней прийти.

— Понимаю. Ну, ступай за лошадью пригляди.

Дайань удалился, не подозревая, что их разговор подслушал Ин Боцзюэ. От его оглушительного крика слуга даже вздрогнул.

— Вот ты где, сукин сын проклятый! — обрушился Боцзюэ. — Скрыть хотел, а я все слыхал. Вот, оказывается, какие у вас с хозяином тайны.

— Не ори, пес дурной! — осадил его Симэнь. — Все узнают.

— Попроси хорошенько, не буду кричать.

Они отвернулись к столу, и Боцзюэ поведал друзьям подслушанный разговор, а потом схватил Симэня и сказал:

— И ты, брат, называешь себя человеком, да? У тебя такое дело, а ты молчишь, с братьями не поделишься?! Пусть только Хуа Старший посмеет пикнуть, дай нам знать. Мы с ним сами поговорим. Сразу будет как шелковый. А заартачится, поперек пойдет, бока наломаем. Да, брат, а как сердечные дела? Ну-ка, расскажи все как есть. А то к чему же, спрашивается, мы побратимами назвались? Нам, брат, только брось клич, мы за тебя и в огонь, и в воду. Пусть родились мы не в один день, но готовы смерть принять в одночасье. Мы тебе преданы всей душой, а ты? Знай помалкивает, справедливо ли так-то?

— Если ты, брат, намерен от нас скрывать, завтра же всем расскажем, — поддержал друга Се Сида. — Узнает и Ли Гуйцзе, и У Иньэр, тебе самому будет неловко.

— Ладно, сейчас скажу, — засмеялся Симэнь. — Женитьба уже намечена.

— Но когда будет подношение подарков и переезд невесты, пока не установлено, — вмешался Боцзюэ.

— На свадьбу обязательно придем, как же брата не поздравить! — заметил Сида. — Только не забудь певиц позвать, выпьем свадебную чару.

— О чем разговор! — заверил Симэнь. — Конечно, всех братьев попрошу ко мне пожаловать.

— Чем ожидать счастливого дня, не лучше ли сейчас и выпить по чарке, наперед брата поздравить, а? — предложил Чжу Жинянь.

Боцзюэ поднял чарку, Сида держал кувшин с вином, Жинянь хлопотал у закусок, остальные встали на колени. Актеры, тоже преклонив колена, запели из «Тринадцати напевов» арию «Да продлиться радость свадебного дня». Симэню пришлось залпом осушить три или четыре чарки.

— Нам приглашение само собой, да не забудь позвать Чжэн Фэна и У Хуэя, — наказывал Чжу Жинянь и, обратившись к актерам, продолжал: — Смотрите, чтобы на месте были вовремя!

— На такое торжество придем загодя, — прикрывая рукой лицо, ответил Чжэн Фэн.

После тостов друзья уселись и снова принялись за еду.

Вечерело. Симэню не сиделось на месте. Улучив подходящий момент, он вышел из-за стола. Боцзюэ хотел было запереть дверь, но за Симэня вступился Сида.

— Отпусти его, брат, — обратился он к Боцзюэ, — не задерживай — ведь дело важное. И невеста будет сердиться.

Симэню удалось незаметно оставить подвыпивших друзей, и он верхом помчался прямо на Львиную.

Ли Пинъэр сняла траур и блистала пестрыми нарядами. В зале ярко горели фонари и свечи, на столе были аккуратно расставлены закуски и вино. На почетном месте стояло одинокое кресло. Пинъэр пригласила в него Симэня. Только что открыли жбан вина, и горничная, подойдя к Пинъэр, наполнила кубок. Хозяйка, отвесив четыре грациозных поклона, поднесла его Симэню.

— Вот и сожгли табличку покойного, — сказала она. — Не бросай меня, прошу. Я с радостью готова подавать тебе гребень и шапку. Буду птицей порхать от счастья.

— А что говорил Хуа Старший?

— После трапезы я отозвала его в спальню и сказала о твоем намерении жениться. Он мое замужество одобрил, не возразив ни слова. Только, говорит, на третий день после свадьбы велю жене навестить тебя. Я дала его жене десять лянов и две перемены нарядов. Оба они остались очень довольны и перед уходом не переставая меня благодарили.

— Если так, то я не возражаю, чтобы она навестила тебя. Но пусть только он попробует помешать, я ему не прощу.

— Пусть он только посмеет меня оскорбить, я тоже ему не спущу.

Тетушка Фэн принесла из кухни горячей воды, мяса и теста. Пинъэр вымыла руки, почистила ногти, сама скатала из провернутой баранины шарики и, завернув их в тесто, приготовила пельмени. В обеих посеребренных чарках заискрилось южное вино, налитое горничной Сючунь. Пинъэр поднесла чарку Симэню. Он отпил половину, а остальное дал допить ей. Так, угощая друг друга, они осушили не одну чарку.

Да,

Любовь нас делает моложе,И чарки выпитые множит.

Приближение свадьбы радовало Пинъэр. Она выглядела гораздо веселее обычного.

— Я тебя заждалась, боялась, опьянеешь у Ина, — говорила она, сияя улыбкой. — Вот и послала Дайаня поторопить. А они про нашу свадьбу не пронюхали?

— Побирушка Ин догадался. Расшумелся. Слуге целый допрос учинил, все выпытывал. Братья собираются прийти с поздравлениями, просили певиц позвать и угощение устроить. Обступили меня, заставили выпить подряд несколько кубков. Только они замешкались, я хотел было улизнуть, да они задержали. Я уж им и так и этак объяснял — ну, отпустили.

— Верно сделали, что отпустили, — подхватила Пинъэр. — Знают, куда ты стремишься.

Пинъэр едва владела собой, бросая вожделенные взоры на Симэня. Он тоже был не в состоянии сдержать чувства. Они прильнули друг к другу — ароматная гвоздика коснулась абрикоса — и соединились в поцелуе. Заключив Симэня в объятия, Пинъэр прошептала:

— Мой милый! Если хочешь жениться на мне, поскорее возьми меня к себе. А пока навещай, не оставляй одну страдать днем и ночью.

Играя, они слились в любви.

Да,

Как ханьский У-ди[291] с красавицей той, что царства губила;Как чуский Сян-ван с девою той, что тучкой себя явила.[292]О том же говорят и стихи:Любовь безгранична, желания страстны,Объятия ласковы, жгучи и властны;Светильник серебряный светит им в лица,И все это счастье им словно бы снится.

Если хотите знать, что случилось потом, приходите в другой раз.

Глава семнадцатая

Прокурор Юйвэнь обвиняет командующего придворной гвардией Яна. Ли Пинъэр берет в мужья Цзян Чжушаня

Воспоминанья душу мне тревожат,Ушли любви короткие мгновенья.С подругой игры феникса на ложе,Смущенье, радость первого сближенья…Мерцал светильник, выгорало масло,Потрескивал фитиль, и пламя гасло.Сменилось счастье днями запустенья,К прошедшему ни тропки нет, ни вехи.Но час пришел — привел меня в смятенье,Пообещав мне новые утехи.

Так вот, двадцатого в пятой луне справлял свое рожденье начальник гарнизона Чжоу Сю. Симэнь отвесил пять цяней серебра, выбрал два платка и, одетый по-праздничному, верхом на белом коне отправился с поздравлениями, сопровождаемый четырьмя слугами. Среди гостей были судебный надзиратель Ся Лунси, командующий ополчением Чжан Цзюйсюань, тысяцкие Цзин Наньцзян и Хэ Цзинь и другие военные чины. Прибывших встречали ударами в барабан и музыкой. Лицедеи давали представление. Четыре певицы наливали кубки.

Проводив Симэня, Дайань привел коня домой, а когда день стал клониться к концу, оседлал коня и поехал встречать хозяина. В начале Западной улицы ему повстречалась тетушка Фэн.

— Далеко ли путь держишь, мамаша? — спросил Дайань.

— Хозяйка наказала пригласить господина Симэня, — отвечала старуха. — Ювелир Гу принес коробку с головными украшениями, вот хозяйка и просит господина прийти посмотреть, да и дело у нее есть, поговорить надо.

— Хозяин у воеводы Чжоу пирует. За ним еду. Иди домой, я ему передам.

— Хлопот тебе прибавляю, а? — посочувствовала Фэн. — Скажи, будь добр. Больно хозяйка его ждет.

Дайань пришпорил коня и помчался к начальнику гарнизона. Пир был в самом разгаре, когда слуга подошел к Симэню и сказал:

— Иду я за вами, сударь, встречаю на улице тетушку Фэн. Ее к вам госпожа послала сказать, что ювелир прислал головные украшения. Вас приглашает посмотреть, и еще у нее к вам дело какое-то есть.

Симэнь угостил слугу сладостями и дал закусить. Он хотел было откланяться, но его никак не желал отпускать воевода Чжоу. Симэню пришлось выпить с ним большой кубок вина.

— Я вам премного благодарен, ваше превосходительство, — извинялся Симэнь. — Я бы рад продлить удовольствие, но меня ждут дела. Прошу прощения! Не осудите!

Он осушил кубок, простившись с хозяином, сел на коня и помчался к Ли Пинъэр.