Час гончей (СИ) - Мэри Блум

задохнуться, но я опережаю. Всегда опережаю…

Хрум!.. Челюсти с шумом сомкнулись и начали с трудом жевать склизкую живую массу, явно стремящуюся на волю. Сомнительная битва человека и его еды продолжалась с минуту. А потом в полной тишине он смачно проглотил пережеванное и потянулся к вину.

— Последнее сражение, — выдохнув, заявил Садомир, — и ты в нем всегда победитель. Вот почему я люблю охоту, — добавил он и пригубил из бокала, явно желая запить вкус своей победы.

В принципе, если жрать маленьких скользких осьминогов, то, конечно, ты всегда выйдешь победителем.

— Угощайтесь, — любезно поделился он своим деликатесом, и парочка гостей даже угостилась, повторяя подвиг хозяина.

После обеда всей компанией мы немного погуляли по лесу, осматривая место завтрашней утренней охоты, а затем разбрелись по гостевым комнатам с медвежьей шкурой над кроватью и волчьей пастью на стене — отдохнуть и переодеться к ужину, который обещал быть таким же сытным и приятным, как и обед. Интересно, чем наш хозяин удивит на этот раз? Скорпионами в маринаде?

В огромном доме, казалось, повисла тишина. Гости отдыхали по комнатам, внизу готовили ужин. Любимый бладхаунд мирно дремал рядом на тигриной шкуре, пока его хозяин, стоя у зеркала, застегивал рубашку. Прислушавшись ко всей этой тишине, Садомир довольно улыбнулся — начиналась его любимая часть.

Молокосос, недоносок, щенок Волкодава — как мальчишку только ни называли. Признаться, в самом начале и он недооценивал нового мессира. Однако барон Ольховский всегда гордился тем, что умел вынюхивать и видеть то, чего другие не видят. Они все недооценивают Бладхаунда. А Бладхаунд умный, он знает, что глаза не обманывают. Он-то видел, что взгляд мальчишки в отдельные мгновения был отцовским, прищур в отдельные мгновения был отцовским, да и гонор тоже был отцовским. Правда, стиль общения заметно отличался.

— А теперь смотри на свое лицо, — в памяти резко всплыл голос старого приятеля. — Смотри и помни, кого нельзя предавать…

С острого ножа в руке Григория стекали яркие алые капли. Кожа словно горела сумасшедшим огнем, а вокруг глаза расплывалось кровавыми полосами уродливое очертание будущего шрама. Садомир до сих пор помнил эту дикую боль, жгучую злость и смешанное с ней восхищение. Все, что годами копилось внутри, давило, мучило с самого детства, именно в этот миг вырвалось наружу — именно Волкодав, сам не зная, позволил ему все это раскрыть. Сам не зная, показал, чего он всю жизнь хотел. Этот нож барон хранил до сих пор.

Тряхнув головой, отгоняя воспоминания, Садомир оглядел свой шрам с грустной усмешкой. Из всех, кто жил в столице, он и правда больше всех расстроился, что Волкодав умер. И главное — сделал это сам. Кто бы мог подумать, что он наложит на себя руки? Хотя, с другой стороны, кто бы мог убить Волкодава кроме самого Волкодава? Барон задумчиво одернул ворот рубашки. Есть один слушок, странный и даже нелепый, что перед самой своей кончиной Павловский вступил в Братство Возвращения, добрался до самого верха и стащил у них «Девятые Врата». Но зачем? Неужели хотел избавиться от Темноты? Да ну, бред какой-то. Легче поверить, что она предложила ему новую сделку…

Радовало лишь одно — у Волкодава остался сын. Садомир вновь улыбнулся. Охота обещала быть просто отличной.

Отдохнув и переодевшись к ужину, я покинул свою комнату. Глеб вышел в коридор из соседней двери практически в одно время со мной, а следом из комнаты неподалеку появилась и наша общая подружка — в пышном длинном розовом платье, как у принцесс из детских мультиков, и на каблуках, неуверенно на них покачиваясь. Вот такими оказались представления Агаты о званом ужине и подобающем ему стилю одежды. Я даже сделал мысленную пометку отправить ее к Нике за парочкой уроков.

Увидев нас, ведьмочка крутанулась на месте, явно напрашиваясь на комплимент.

— Зефирка, — со смешком похвалил ее Глеб.

— Что ты, гораздо изящнее, — с иронией заметил я. — Пирожное безе.

— Вы должны были сказать, что я секси! — возмутилась Агата.

— Для этого платье должно быть короче, — возразил друг.

— Послушай эксперта по женской моде, — усмехнулся я.

Наша зефирка надула губки. Подхватив под локотки с обеих сторон ее шатающуюся на каблуках фигурку, мы направились к широкой парадной лестнице и спустились в гостиную на первом этаже, где мальчики-горничные вовсю накрывали ужин. Другие гости, вновь прибывшие раньше, приветливо кивнули нам, оглядели наряд Агаты и тактично спрятали улыбки.

— Господа, — следом подошел к нам Садомир, — позвольте я вам кое-что покажу. Жемчужину моей трофейной коллекции. Мою особую гордость. Чтобы вы представляли, как пройдет наша охота.

Агата, явно насмотревшаяся на тушки на стенах, осталась у камина с бокалом вина, который ей услужливо подал один из накачанных горничных. Мы же с Глебом, заинтригованные, направились вслед за хозяином, гадая, чем он нас хочет поразить теперь. Горные козлы? Вепри? Или целый лев? Заядлый охотник мог привезти сюда и его.

Под приятную беседу барон провел нас в свой кабинет, оказавшийся уютной комнатой с бархатными вишневыми шторами, в тон им креслами и большим столом, на котором раскинулась огромная карта его имения и прилегающих угодий. На стенах, как и повсюду в доме, висели чучела белок, зайцев и тушканчиков. Садомир пересек кабинет и открыл небольшую резную дверь в глубине.

— Прошу, — пригласил он, заходя первым в свою сокровищницу.

«Будьте как дома,» — мысленно хохотнул мой полудурок.

Однако ухмылка слетела с его лица, стоило нам переступить порог. Чуть не споткнувшись, Глеб замер и ошарашенно уставился на развешенные по стенам трофеи. Жемчужину хозяйской коллекции, как оказалось, составляли не козлики и зайки и даже не дикие хищники, а человеческие головы. Отрезанные, отрубленные, местами простреленные — превращенные в жуткие чучела, которые тут висели повсюду.

«Это же макеты, да?» — с надеждой спросил друг.

Ага, папье-маше.

— Вот такая моя коллекция, — с явной гордостью подытожил Садомир. — Годами собирал самые интересные образцы. Только одной головы тут и не хватает. Хотя я выделил для нее особое почетное место, — он показал на пустой кусок стены в самом центре. — Однако ваш отец, Константин, и здесь оказался как всегда неподражаемо непредсказуем. Но, как говорится, не можешь поохотиться на льва, всегда можно поохотиться на львенка.

Я перевел глаза со стен на хозяина дома, сделавшего такой внезапный каминг-аут.

— Не переживайте, я не какой-то садист, — все тем же позитивно-светским тоном добавил он. — Я не буду отрезать ваши головы по-живому.

Надо же, какой гостеприимный хозяин — стоило бы отплатить ему тем же. С моих пальцев резко сорвался черный сгусток, метя прямо в его радушную улыбку. Однако, не долетев всего пары сантиметров до барона, ударился о воздух и рассыпался