Эланус - Урсула Познански

Линда за день до этого подло обошлась со мной. У меня был номер ее телефона, и вечером я послал за ней Элануса. А он полетел в одно очень интересное место.

– А именно?

– Дом Лихтенбергера.

– Что?

Ему показалось, что голубые глаза Марлен увеличились раза в два.

– Да. Я ничего не слышал, но она была там с каким-то мужчиной. Я полагаю, что это был наш преподаватель. Вот про это и была моя записка. Я незаметно подсунул ее Линде. А следующей ночью Лихтенбергер повесился.

О боже, если кратко резюмировать, то можно было подумать, что именно письмо и стало катализатором для этого.

Кажется, Марлен сделала такой же вывод. Она закрыла глаза и потерла лоб рукой.

– Но никто не мог даже подумать о таком! – сказала она Йоне, все больше сомневаясь. – Даже если Линда показала записку Лихтенбергеру. Неужели из-за этого нужно вешаться?

– Вот тут ты права.

Она дрожала так, как будто замерзла.

– Но все-таки он это сделал.

– А может, и нет.

Было ли сочувствие в ее глазах?

– Я охотно сейчас облегчила бы твою совесть, но самоубийство Лихтенбергера – это факт.

– Только если это не обман. Его могли убить и представить это все как самоубийство, ты понимаешь?

Он засчитал Марлен, что она хотя бы кратко упомянула эту теорию, прежде чем покачать головой:

– Нет, Йона, извини. Зачем это кому-нибудь делать? А тыне думаешь, что полиция как раз это и установила? У них есть специальные люди для этого.

– Но есть очень ловкие преступники.

Эрих не оставляет следов.

– Ну хорошо, может быть. Но мне до сих пор не хватает мотива. К чему все это? Кто хотел бы видеть Лихтенбергера мертвым? – И снова ее глаза стали большими. – И ты тогда подумал про его жену? Поэтому ты пришел к ней домой?

– Я был там, потому что хотел знать, действительно ли это его дом. Вначале это было лишь предположение. Я нигде не нашел таблички с именами жильцов, поэтому решил достать письмо из почтового ящика. Так я мог бы узнать имя по адресу на конверте.

И снова лицо Марлен отразило озарение.

– Да, точно. И тогда ты самым милым образом решил вернуть письмо обратно.

– Верно. – Внутренне Йона подготовился к преодолению очередного барьера. – Но сначала я его открыл.

Марлен опустила голову и стала рассматривать носки своих туфель. Может, она сейчас скажет, что на сегодня ей уже достаточно его признаний. И он конечно же понял бы это. Но прежде чем она уйдет, он хотел рассказать ей абсолютно все.

– Конверт был адресован не доктору Лихтенбергеру, а его жене Беате. И внутри лежали десять тысяч евро.

Одной фразой он тут же вернул себе все внимание Марлен.

– Что ты сказал?

– Десять тысяч евро. И на конверте не был указан отправитель.

– И ты вернул их. – Это было не утверждение, но и не вопрос.

– Да. В новом конверте.

Она прошла пару шагов и помахала ему рукой, позвав за собой:

– Это вообще не имеет никакого смысла… – Она пристально посмотрела на него со стороны: – Или? Ведь ты же гений. Ты понимаешь, как это связано?

– Нет. Не имею ни малейшего понятия.

Она довольно кивнула:

– Что-то такое должно еще быть в этой игре, чего мы не знаем. Пока не знаем.

– Я думаю, это связано со Шраттером. Насколько я знаю, он странный человек. Кричит на каждом шагу, не придерживается договоренностей…

Марлен задумалась.

– Я с ним близко не знакома. Мы пару раз беседовали, и он показался мне очень дружелюбным, корректным и компетентным. Если он ведет себя по-другому, то, возможно, он находится под огромным давлением.

Ставлю на кон свою стипендию, подумал Йона. Если Шраттер как-то связан со смертью Лихтенбергера, то пострадает не только он сам, будет разрушена репутация университета. Русские мафиози, корейские техномагнаты и американские промышленники отправят своих дорогих детей куда-нибудь в другой университет.

Итог пока был такой. Не ясно только до сих пор, что же стало причиной сложившейся ситуации. И причиной того, что они хотели убрать Йону со своего пути.

Собственно говоря, это было самое главное, что он хотел понять, из чисто эгоистичных побуждений.

– Я сейчас пошлю Шраттеру сообщение, – сказал Йона. – Если он ответит, то я больше не выпущу его из своего поля зрения.

Марлен медлила, но все же кивнула:

– О’кей. Я все же не могу представить себе, что он виноват, но что-то здесь не так.

– Это заметили уже и в замке Deluxe? – Йона достал из кармана брюк свой телефон.

– Где-где?

– Так называют в городе ваше общежитие. А ты не знала?

– Нет. Но и вправду подходит.

Когда Йона начал набирать сообщение, она встала к нему так близко, что он чувствовал ее дыхание на своей щеке.

«Уважаемый г-н д-р Шраттер!

Жаль, что наша последняя встреча не состоялась. Я понимаю, что Вы очень заняты и, вероятно, просто забыли. А может, за это время что-то случилось? Но, надеюсь, в ближайшие дни Вы все-таки уделите мне минут десять Вашего времени. Есть некоторые вещи, которые я хотел бы с Вами обсудить.

С сердечным приветом, Йона Вольфрам».

– Ловко, – констатировала Марлен. – Он должен ответить на это, я думаю. Хотя бы для того, чтобы извиниться, что заставил себя ждать.

Йона думал точно так же. Он нажал на «отправить». Возможно, лучше всего было бы тотчас же отправиться домой, чтобы Эланус был полностью заряжен, как только ответит ректор. Если Йона будет регулярно наблюдать за ним, то он поймет его жизненный и рабочий ритм и будет знать, когда можно будет застать его в бюро.

– Ты хочешь пойти домой, – утвердительно сказала Марлен.

Неужели по нему было так легко понять это?

– Да.

– О’кей. Я тоже. Я пойду обратно в… – как ты это назвал? – замок Deluxe и немного подумаю. Например, о тебе и о твоих странных увлечениях.

– А также о том, захочешь ли ты дальше иметь со мной дело? Он надеялся, что она улыбнется, когда спрашивал это, но ее лицо оставалось серьезным.

– Да, об этом тоже.

Паскаль, должно быть, караулил его у окна. Иначе нельзя объяснить то, что он уже бежал через улицу, пока Йона копался в кармане куртки в поисках ключей.

– Привет, гений. Время для математики?

– Нет.

Йона отыскал ключ и открыл дверь. Его телефон пока еще не вибрировал в кармане брюк, но это могло случиться в любую секунду.

– В понедельник у меня контрольная. Если ты мне сейчас не поможешь хоть немного, я все завалю.