Окаянное время. Россия в XVII—XVIII веках - Борис Керженцев

После смерти патриарха Адриана в октябре 1700 года Петр назначил местоблюстителем патриаршего престола малоросского выходца Стефана Яворского. Этот человек был, конечно, весьма далек от традиционного русского благочестия. Он прошел обучение в католических школах Польши, для чего принял унию. Потом он вернулся в православие, но, подобно всем своим соотечественникам, учившимся в иезуитских школах, навсегда остался внутренним поклонником западного богословия и религиозной традиции. Культура латинского запада была ему значительно ближе культуры и духовности православного востока, и прежде всего, конечно, ортодоксальной религиозности России, где, волею судьбы и Петра, ему пришлось возглавить православную церковь.

Яворский временами тяготился своей должностью, но его положение облегчалось тем, что Петр позаботился о максимальном уменьшении его полномочий как местоблюстителя патриаршего престола. Из его ведения были изъяты все административные функции по управлению хозяйственной жизнью церкви и переданы Монастырскому приказу под руководством светских чиновников. Местоблюститель превратился во многом в символическую фигуру, не имевшую никакого влияния на дела церкви. Даже о назначении епископов и архимандритов Яворский нередко узнавал от других лиц. Все церковные дела Петр крепко взял в свои руки и решал их лично или через доверенных людей. В 1702 году Шереметев, минуя местоблюстителя патриаршего престола, прямо обращается к Петру с вопросом о том, кого назначить архимандритом псковского Печерского монастыря. В 1707 году Петр, игнорируя Яворского, поручает И. Мусину-Пушкину подыскать кандидата на место холмогорского владыки вместо умершего Афанасия. Подобных примеров было немало.

В то время пока уязвленный и обиженный Яворский сидел в Москве и находил утешение то в литературных сочинениях, то в пространных жалобах Петру, среди иерархов появилось несколько ярких личностей, символизировавших собой новое лицо церкви.

Будущий преемник Яворского, Феодосии Яновский, постоянный собутыльник императора, участник «всешутейшего собора». Князь Долгоруков писал о нем: «Низость и порочность поведения помогли ему получить чин архиепископа[38] новогородского и президента Синода. Он обирал церкви в своей епархии, похитил бриллианты, украшавшие оклады икон и архиерейское облачение»{131}. Бывший покровитель Яновского, новгородский митрополит Иов, не сдерживая эмоций писал ему: «Спроси меня о себе, кто ты? Я тебе скажу: ты груб, невоспитан, грубиян, ты дикий кабан, похож на свирепого зверя, подражаешь верблюду гневливому…» По общему свидетельству знавших его, Яновский был человеком крайне низких моральных качеств. Но именно такой и мог чувствовать себя комфортно рядом с Петром.

Если Яворского считали тайным католиком, то Яновского именовали лютеранином, зная о его явных протестантских пристрастиях. «Люди старого закала певали в лицо Феодосию стих… “враг креста Христова”, и говорили, что этот стих всего приличнее будет петь при посвящении его в архиереи»{132}.

В таком положении оказалась русская церковь, что вскоре после реформ в новогреческом стиле в ее руководство попали иерархи, отличавшиеся друг от друга тем, что один из них симпатизировал католическому учению и богословию, а другой — протестантскому, и оба почти совершенно не знали учения православного.

Подобные люди заняли все ступени церковной иерархии. Среди епископов и митрополитов, как и среди простого священства, «укоренилась сатанинская злоба безмерного хмельного упивания». Вид пьяного владыки или прилюдно курящего табачную трубку, подобно холмогорскому епископу Афанасию, раньше просто немыслимый, теперь стал привычным для православного архиерея.

Не последнее место среди высокопоставленных церковных пьяниц занимал духовник Петра, Тимофей Надаржинский. Это постоянный участник всех оргий и попоек, которые происходили при дворе, в походах и поездках заграницу. В Париже ему пришлось вступить в поединок с известным французским пьяницей-аббатом, секретарем кардинала. Петр, услыхав про способности аббата к питью, загорелся идеей устроить хмельное соревнование. Он сказал: «Надобно его спустить с Надаржинским» — и приказал пригласить француза на ужин. Духовный отец императора не подвел: «Было выпито очень много, и аббат свалился под стол, в то время как Надаржинский, весь красный и едва держась на ногах, но сияющий радостью, налил себе еще стаканчик. Петр бросился на шею Надаржинскому и закричал: “Друг мой, ты поддержал честь России!”»{133} Эти и подобные подвиги не были оставлены без вознаграждения. Петр пожаловал Надаржипскому несколько богатых поместий и множество крепостных «душ».

Изменению нравов в русской церковной среде в немалой степени способствовала перемена в составе духовенства. Еще с первой половины XVII века в Россию приезжает много священников и монахов из Малороссии и западнорусских земель в составе Речи Посполитой. Об особенностях образования, мировоззрения и богословских пристрастиях этих людей, большинство из которых или обучались в иезуитских школах, или испытывали на себе не менее сильное протестантское влияние, уже говорилось ранее. Со второй половины века, после реформы царя Алексея и Никона, этот наплыв усилился, особенно из Малороссии.

В условиях, когда само русское правительство вставало во все более враждебные отношения к русской старой церковной, а потом и национальной традиции, что в царствование Петра выразилось уже в открытой политике истребления русского традиционализма, эти зарубежные выходцы оказывались необходимыми и естественными союзниками власти.

С поощрения правительства они становятся учителями и богословами, занимают архиерейские должности, повсюду вытесняя великороссов. Некоторые монастыри почти целиком наполнялись украинскими монахами, вопреки пословице приносившими с собой и свой устав, что заставляло русских иноков в знак протеста уходить прочь. К концу XVII века даже в таком важном монастыре, как московский Новодевичий, большинство монахинь были малороссиянками.

Негативные последствия такого наплыва состояли в том, что под его воздействием разрушались основы русской духовной традиции. Вновь пришедшие приносили с собой свою церковную культуру, свои обычаи. Русская Богослужебная практика, древняя история русской церкви была им неизвестна и чужда, многие из выходцев даже не владели русским языком. Тем более равнодушны они были к проблемам недавней церковной реформы.

Если русские епископы все же понимали корни раскола и некоторые про себя сочувствовали старообрядческой оппозиции, старались не слишком преследовать ее сторонников, то архиереи-малороссы не разбирались и не имели желания разбираться в церковной смуте чужой для себя страны. Они искренне смотрели на старообрядцев, как на государственных мятежников и еретиков, и были активными помощниками правительства не только в репрессиях и преследованиях староверов, но искореняли, где это было возможно, любые следы древлеправославной традиции, вводя на се месте устав и обычаи киевской церкви, проникнутой сильным иноверческим влиянием протестантизма, католичества и униатства. Под запретом или подозрением оказалось все, что относилось к русской православной культуре — старинные книги, обряды, одеяния священников. Более того, серьезные перемены были внесены и в церковное пение, и в иконопись. Агрессивно внедрялись заимствованные из западной практики особенности: партесное многоголосное церковное пение, а также новые способы иконописания, напоминавшие светскую живопись, противоречившие канонам и совершенно чуждые исконной православной традиции.

Петр был настоящим революционером и не останавливался на полумерах ни в чем. Взявшись однажды за дело государственного переворота, он последовательно осуществлял его во всех направлениях и сферах социальной, политической и духовной жизни. Преобразование церковной структуры было для него одним из первостепенных.

Раньше цари, рассматривая свою власть как данную Богом для защиты веры и заботы о душевном спасении православно верующих, стремились всячески возвысить национальную церковь, укрепить ее авторитет внутри страны и вовне. Для этого добились ее автокефалии и утверждения за русским митрополитом сана патриарха, что привело к усилению влияния церкви и укреплению религиозных настроений. Петра такое положение дел не устраивало по нескольким причинам. Русская церковь даже после реформ середины XVII века представляла для него опасность, поскольку и в измененном и значительно ослабленном виде была олицетворением старых общественных отношений и приоритетов, символизировала собой торжество теоцентрического мировоззрения.