Блистательный обольститель - Кристин Монсон

Дерек достиг Алигара за два часа до восхода солнца. Освещенный луной город выглядел, как уставшая блудница. Дым плотным покровом навис над ним, а от реки, забитой телами, распространялось зловоние. Дерек устал, он был голоден и удручен. Нигде среди беженцев, устремившихся из Дели и Мирута, не было и следа Анне-Лиз. «Вряд ли я сумею найти ее здесь», — мрачно подумал он. Дети, заблудившиеся на дороге, уйдя от спящих родителей, грязные от пыли, лежали, как камни, на земле. В темноте он заметил пастуха, гнавшего стадо белых баранов. Городские ворота не охранялись, их огромные петли скрипели, и этот звук наполнил тоской его душу. Дерек въехал в центр города: навстречу ему брели группы людей, уставших от разбоя. Резиденция была тихой, там не светилось ни одного окна, а стены были испещрены следами пуль. Покинутые хозяевами рыночные ларьки были разграблены, навесы раскачивались от порывов ветра. Дерек спешился возле каменного колодца и попытался достать воды, но вместо всплеска услышал только равнодушный удар, когда ведро достигло дна. Было что-то жуткое в этом звуке. Со вздохом он взял полупустую флягу, притороченную к седлу лошади, и прижал ее к губам. Противная теплая вода потекла ему в рот. Человек, кравшийся мимо, торопливо поклонился, увидев его форму, и тут же скрылся в темноте. Вдруг кучка повстанцев выскочила на рыночную площадь, поджигая факелами навесы и ларьки. Он увидел лишь силуэты этих людей, пританцовывавших в свете пламени. Но и они как будто устали от ночных пирушек. Безразличный ко всему после долгого, страшного дня, он сел на лошадь и проехал мимо повстанцев, словно их и не существовало.

— Хузоор! — послышался голос из толпы. — Хузоор, остановитесь, помогите нам! — Человек подбежал и ухватился за стремя. — Мы поймали вора-убийцу, и вы должны совершить правосудие.

Дерек оттолкнул его:

— Я выполняю срочное поручение Бахадур-шаха и не могу вмешиваться в ваши дела.

Человек приплясывал от нетерпения:

— Вы не поняли, хузоор, — он оглянулся — вдруг повстанцы услышат его — и прошептал: — Вор — ангрези, хузоор.

Дерек натянул поводья. «Надо посмотреть, в чем там дело, — решил он, — несчастного ангрези убьют, если я не вмешаюсь». Ситуация ему не очень-то нравилась, достаточно волнений с собственными делами, а теперь еще и это. Если кто-нибудь уловит его английский акцент, то будет казнен не один ангрези.

— Хорошо, — сказал он отрывисто, — только побыстрей покажите мне этого вора. Я не могу задерживаться здесь долго.

— Очень хорошо, хузоор, но не упрекайте меня, если вора уже повесили.

Анне-Лиз неистово сопротивлялась, но один из купеческих стражей уже надевал петлю ей на шею, а другой забрасывал конец на балку, поддерживавшую навес.

— Отпустите меня! — кричала она исступленно. — Я не имею ничего общего с этими ворами!

Но индийцы, по-прежнему не понимая ее, не обращали на эти крики никакого внимания. Они не сомневались, что эта девушка, хотя она и светлокожая, и очень красивая, была воровкой, иначе что она делала в лавке ювелира среди ночи, да еще в компании двух бандитов? Ангрези или нет, ей не повезло. Они начали тянуть за веревку.

Анне-Лиз задыхалась, ее ноги скользили по земле, веревка перехватила ей горло, и, издав последний стон отчаяния, она замерла. Петля резко затянулась, и взорвавшийся мозг Анне-Лиз смутно отметил лишь звук копыт в тот момент, когда ее ноги отделились от земли. Кривая индийская сабля просвистела в воздухе — высокий индус в зеленом с золотом одеянии слуг Бахадур-шаха наклонился с седла и перерезал веревку. Анне-Лиз увидела глаза индуса — темные, отчаянные и как будто… знакомые.

— Господи, — прошептал Дерек с чувством огромного облегчения, но нарочно повернулся к ней спиной и, стараясь четко произносить слова, обратился к индийцам:

— Вы действительно поймали ангрези. Вы были благоразумны, не казнив ее сразу. Я заберу ее к комиссару в Канпур и там решим, что с ней делать.

— Но, хузоор, — запротестовал один из индийцев, — вам нет необходимости беспокоиться. Она использовалась ворами, как приманка: Иначе как ей достались эти безделушки? — говоря это, он схватил руку Анне-Лиз и показал браслеты.

— Вы видели это своими глазами? — потребовал ответа Дерек.

— Нет, — растерялся индус и попытался оправдаться, — но она была внутри лавки, так что все ясно…

Дерек отвернулся от него и быстро заговорил по-английски:

— Объясни, почему ты оказалась в лавке, и поживее. Эти парни не расположены к болтовне.

Анне-Лиз смотрела на него в изумлении; затем, заикаясь, рассказала, что хотела продать драгоценности, чтобы купить еду. Воры же ворвались в лавку совершенно неожиданно.

— Это первое место, где ты украла драгоценности? — он впервые обратился к ней на хиндустани, громко, чтобы слышали индийцы, затем сказал по-английски:

— Говори правду. Если они почувствуют ложь, виселица обеспечена.

— Да, — запинаясь, ответила она, — я взяла драгоценности, но женщина была мертва. Я надеялась…

Дерек оборвал ее:

— Значит, ты пойдешь со мной к комиссару, который будет судить тебя. — Он повернулся к окружавшим их людям: — Эта женщина под моей дипломатической защитой. У меня дело к комиссару в Канпуре. Он рассудит.

Довольные, что освободились от этого запутанного дела, мечтавшие поскорее попасть домой после длинной беспокойной ночи, торговцы после краткого обсуждения согласились. Анне-Лиз была близка к обмороку от истощения, голода и страха. Наконец индийцы передали ее Дереку.

— Забирайте ее и отведите к комиссару, только оставьте драгоценности, принесшие нам столько волнений.

Дерек поторговался с ними несколько минут, надеясь тем самым скрыть слишком сильное желание поскорее увезти Анне-Лиз; но эти минуты показались ей вечностью. Наконец они согласились на половину драгоценностей. Дерек связал руки Анне-Лиз, сел на лошадь, а ее на веревке повел за собой. Стараясь побыстрее выбраться из Алигара и не привлечь ничьего внимания, Дерек быстро ехал через город, так что Анне-Лиз еле-еле поспевала за ним, спотыкаясь от усталости. Через десять минут она упала на колени и закричала:

— Стой, пожалей меня! Зачем ты тащишь меня, как вьючное животное?

Дерек осадил лошадь, но она дернула, и Анне-Лиз шлепнулась прямо лицом в грязь. Несчастная, она извивалась в пыли и рыдала; слезы маленьким грязным ручейком стекали по ее лицу.

— Поднимайся, женщина, — приказал он грубо на хиндустани, незаметно придерживая лошадь. Он спешился, подошел к Анне-Лиз и поднял ее на ноги.

— Ты должна подчиниться, пока мы не выйдем из города, — прошептал он ей на ухо.