Открытие смерти в детстве и позднее - Сильвия Энтони

Поскольку Фрейд жил при двух мировых войнах, мы можем принять в расчет не только его теории, но и его реакции на войну В его биографии мы читаем, что в начале войны 1914 года он ощущал себя пылким патриотом Австро-Венгрии, хотя несколько позже перенес свою любовь и преданность на Германию как более эффективного члена военного альянса. Пацифизм не занимал никакого места в его реакциях на протяжении всей войны.

В открытом письме он спрашивает Эйнштейна: «Почему мы протестуем против войны, которая, по-видимому, заложена в природе вещей, биологически полезна и практически неизбежна?» Затем, отвечая на свой вопрос, он говорит: «Мы не можем не испытывать ненависти к ней. Мы являемся пацифистами, поскольку нас ими делает наша органическая природа». Но, в свете его собственного прежнего поведения, это странный довод. Едва ли он мог бы утверждать, что его органическая природа и психическая конституция радикально изменились между 1914-м (когда ему было близко к пятидесяти) и 1932-м.

Попытавшись вникнуть в его утверждения, мы проникнемся иным впечатлением, чем то, которое, видимо, они призваны были внушить. Испытывая в 1914-м воинственные патриотические эмоции, Фрейд был подобен большинству людей – без особой зависимости от культурного уровня, – в собственной стране, а также в Германии, Франции, Британии, России и других цивилизованных сообществах. В 1932-м со своим пацифизмом он также оказался в огромной компании европейцев и американцев, большая часть которых перестали действовать и думать как пацифисты в течение ближайшего десятилетия. И если политически он не проявил ни глубины, ни проницательности, это не должно быть причиной для удивления или упреков. Лишь одни аспект его поведения нуждается здесь в комментарии, поскольку имеет отношение к его аргументации: объяснение пацифизма органической природой, психической конституцией и культурным уровнем разительно противоречит его же позиции восемнадцатью годами ранее.

Хотя отношение Фрейда к войне изменилось, его Weltanschauung [394] во многом оставалось неизменным [395] : он был человеком Просвещения, в той мере, в какой это позволялось воззрениями венского бюргера его времени. Это касалось всего, кроме его психоаналитической работы. Давление конформизма и реакция на это давление, по-видимому, были в основном неосознанными. Им можно приписать его милитаризм и последующий пацифизм вместе с отсутствием их осознания, а также его объяснение своего позднего пацифизма культурным уровнем и психической конституцией. Его теория политических отношений между ведущими и ведомыми восходит к Платону, но проникнута восхищением современной ему Германией. Это восхищение подпитывалось неприязнью к беспомощности Австрии, которая была основной причиной переноса Фрейдом своей лояльности на Германию во время Первой мировой войны. Можно ли вообразить, как пришлось бы переписывать историю, если бы англичане в ответ на неэффективность правительства перенаправляли свою преданность куда-нибудь еще?!

Согласно финальной версии теории Фрейда, человеческими действиями движут два базовых инстинкта, один из которых направлен на любовь и объединение, другой – на разрушение и распад. Идея инстинкта смерти была отвергнута многими последователями Фрейда, включая его биографа Эрнеста Джонса. Джонс описывает путь развития этой идеи [396] . Наблюдая тенденцию детей и некоторых невротиков навязчиво повторять определенные формы поведения, Фрейд интерпретировал это как инстинктивное желание восстановить прежнее состояние и сделал вывод о фундаментальной цели возвращения организма к ранним фазам, в конечно счете – к фазе неорганической материи; соответственно, конечной целью жизни должна быть смерть. Предполагалось, что инстинкт смерти действует во всей живой природе и даже вторгается в сферу неживого. Агрессия является результатом экстраверсии инстинкта смерти; обеспечение себе не слишком ранней и ненасильственной смерти достигается путем убийства других.

Джонс высказывает два возражения против теории инстинкта смерти: во-первых, Фрейд базировал ее на теории эмбриональной рекапитуляции, с тех пор опровергнутой; во-вторых, он смешивал telos и finis (то есть цель и конечный итог). Тот факт, что тело состоит из материи, которая, в конечном счете, была прежде и станет снова неорганическим веществом, не означает, что такова цель организма. Джонс не мог согласиться с этой теорией и предполагал, что она является продуктом не научного рассмотрения, а субъективного пристрастия [397] . Он писал в связи со своими личными наблюдениями:

...

По отношению к реальности Фрейд был необычайно мужественным человеком. Но в фантазии было и другое. Насколько мы знаем, им всегда владели мысли о смерти… Уже в первые годы нашего знакомства он имел нервирующую привычку при расставании говорить: «Прощай! Может быть, ты больше меня не увидишь». У него нередко случались приступы того, что он называл Todesangst (ужас по отношению к смерти). Ему была ненавистна мысль о старении… и однажды он сказал, что думает об этом каждый день своей жизни, – что, безусловно, необычно [398] . С другой стороны, присутствовала еще более удивительная жажда смерти… Он часто говорил, что главный его страх связан с преследующей его мыслью, что он может умереть раньше своей матери… Когда она умерла первой, он не горевал, а испытывал глубокое облегчение от мысли, что теперь сможет умереть спокойно (и воссоединиться?)… Таким образом, в фантазии у Фрейда всегда была двойственная позиция по отношению к смерти, которую я могу интерпретировать как страх перед ужасным отцом, чередующийся с желанием воссоединения с любимой матерью.

Джонс разделывается с поздней теорией Фрейда, интерпретируя ее на основе более ранних концепций учителя, основанных на эдиповом комплексе. Фрейд попал в собственную ловушку, но нельзя сказать, что этим обесценивается все. Если Фрейд выводит религиозные системы или Джонс – поздние теории Фрейда из инфантильных семейных отношений, это само по себе не лишает религию и теорию инстинктов ни достоверности, ни ценности.

На позднем этапе Фрейд предоставил смерти более первичное в биологическом смысле место, чем прежде. Это сделало его теории более правдоподобными: желание продолжить собственное существование является биологически более универсальным, чем страх перед отцом. Все люди, все живые существа умирают, но не все боятся и даже не все знают своих отцов. Джонс демонстрирует несомненную слабость аргументов, на которых основывалась теория, но, тем не менее, существуют доводы и в ее пользу. Для магического мышления смерть – событие, навязываемое организму извне; рациональный ум видит в ней также внутренний биологический процесс, действующий в течение всей жизни. Метаболизм живой материи тела постепенно становится менее эффективным. Метаболизм клеток тела включает анаболические и катаболические процессы: ассимиляция-рост-восстановление и диссимиляция-распад. Высвобождение энергии связано с последними. Биологический процесс, связанный с распадом клеток тела, играет ведущую роль в экстериоризированной агрессии.

На самом деле смерть по причине отказа общего метаболического процесса – наиболее естественный вариант, по теории Фрейда, – происходит редко. Как известно, обычно она является результатом нарушения одного из множества сложных механизмов, когда большинство тканей тела еще способны поддерживать свое существование, если их адекватно питать. Можно сказать, что в норме смерть скорее случайна, чем естественна. Еще до попыток пересадки сердца руководства по физиологии сообщали:

...

Из нашего знания, что все люди и животные смертны, мы делали вывод, что соматоплазма (клетки тела, не принадлежащие к зародышевой плазме) подвержена старению и естественной смерти вследствие своих внутренних структурных свойств. Но это оказалось неоправданно широкой генерализацией. Штаммы некоторых из этих клеток могут сохраняться живыми в искусственной среде в течение многих лет (после смерти организма) [399] .

Главное возражение против теории инстинктивного стремления организма к состоянию неорганической материи состоит в том, что животные, включая человека, естественным образом не умирают целиком. Тогда что же такое смерть? Зародышевые клетки потенциально бессмертны. Сердце, почки, глаза могут продолжать жить после того, как человека уже нельзя видеть и слышать. Смерть есть прекращение раппорта между физиологическими и психическими процессами, прежде протекавшими согласованно. Концепции жизни, смерти и психики неразрывно взаимосвязаны. «Все физиологические феномены – организация, ассимиляция, дыхание, энергетическая разрядка, рост, размножение и сама смерть, – переплетены воедино в нашей концепции жизни. Мы не можем операционально определить смерть без учета психики или жизнь без учета смерти» [400] .