Вдребезги - Кэтлин Глазго

можно писать мне сообщения из библиотеки.

Майки наклонил ко мне голову, так близко, что я почти ощутила прикосновение его щеки.

– Мне кажется, мы действительно добьемся успеха, – протараторил он. – Думаю, это также поможет нам записать студийную песню там, в северной Калифорнии. Я хочу сказать, это ведь просто улетно, да, Шарлотта?

Я опустила голову, и он обнял меня. Я очень медленно досчитала в уме до двадцати. Он поцеловал меня в лоб.

– Соберись и будь сильной, – прошептал он мне на ухо.

Я терла лицо чистым кухонным полотенцем, стараясь вытереть с него пар и жар, царившие в кухне. Маленькие капли пота падали с подбородка в горячую воду, льющуюся в раковину. Райли шел по коридору из офиса с папкой документов в руке. Он поймал мой взгляд и нахмурил брови. Сегодня он выглядел лучше. Сейчас уже почти одиннадцать, и он еще не открывал пиво.

– Ох, какого черта, – сказал он. – Что я тебе говорил про рубашки? Здесь жарко, дорогая. Я не хочу, чтобы у тебя был тепловой удар.

– У меня нет футболок.

Я возилась с тарелками, укладывая их на поддон.

– Что ж, сходи в «Гудвилл» и купи несколько после сегодняшней смены.

Он положил папку со счетами на разделочную доску.

– Хотя бы закатай эти чертовы рукава. Просто ради меня.

Я вставила поддон в машину, лязгнула дверью, вытащила емкость с мокрыми столовыми приборами из раковины, лишь бы не смотреть на него.

– Закатай рукава, Странная Девчонка, – голос Райли стал тверже.

Сейчас он стоял совсем близко от меня. Я чувствовала его запах сквозь пар, смесь запахов – сладкий и пряный, кофейный и сигаретного дыма. Я стояла неподвижно.

Райли посмотрел на передний прилавок – там Линус мыла витрины для пирожных. Он разжал мои пальцы, и столовые приборы опустились обратно в раковину с водой. Он медленно поднял один рукав моей трикотажной рубашки, сначала немного, а затем по локоть. Перевернул мое предплечье.

Я скорее почувствовала, чем увидела, как глубоко он вдохнул грудной клеткой, а затем сильно выдохнул. Я сосредоточилась на грязных остатках еды, плавающих в раковине – промокшие куски мяса и хлеба, завитки омлета, – но мое сердце трепетало.

Что-то произошло, когда Райли прикоснулся ко мне, это смутило меня: электрический ток, провод, протянутый сквозь кожу.

Он опустил рукав обратно. Проверил вторую руку. Его пальцы оказались теплые и нежные.

– Ты бывала во тьме, Странная Девчонка.

Райли засунул папку под мышку и достал пачку сигарет из кармана рубашки. Он любит сидеть и курить с мужчинами, играющими в Го.

– Я помню, ты говорила, что пыталась покончить с собой, но это же просто истребление себя.

Я посмотрела прямо на него. Его глаза были темные и уставшие. Он тоже кое-что знал об истреблении, и это помогло мне не так сильно стыдиться своих рук.

Райли передвинул сигарету в угол рта.

– Но ты теперь путешествуешь сама по себе. Теперь ты уже большая девочка. Ты знаешь, что из этого дерьма нет дороги назад? Купи несколько проклятых футболок с коротким рукавом и пошли весь мир к черту, слышишь?

На полпути к москитной двери он обернулся и протянул мне конверт.

– Чуть не забыл. Твой первый чек. Наконец-то ты официально числишься в штате, больше никаких показушных наличных в карман. Извини, что Джулс так долго организовывала это. Не тратьте все в одном и том же месте, вы все.

Москитная дверь хлопнула у него за спиной.

После лихорадки во время ленча я открыла конверт, и мое сердце почти сразу же упало. Зарплата оказалась меньше той, на которую я рассчитывала, потому что я не подумала о налогах. Я посмотрела на сумму налога и на остаток, который едва только покроет аренду. И как же я теперь куплю что-то нужное до следующего чека? Было лучше, когда Райли платил мне наличными. Таннер заметил, как я смотрю на чек, и кивнул мне с хмурым видом.

– Полный отстой, да? Я по самые уши в кредитах на учебу, но не могу устроиться на вторую работу, иначе не получится учиться.

Он указал в сторону Линус, которая пробивала чек кому-то за передней стойкой.

– Она все время работает здесь за двоих, и все равно ей приходится заниматься донорством плазмы за деньги, чтобы посылать деньги своим детям. Может, попросишь родителей помочь тебе?

Он ловко завернул столовые приборы в салфетки.

Я сложила расчетный чек, ничего не ответив.

Таннер вытер нос.

– Почти все здесь учатся в университете и сводят концы с концами с помощью кредитов или денег от родителей, кроме Темпл. Ты с ней не знакома. Она работает по ночам. У нее четыре работы. Она работает тут, возит пожилую леди за продуктами, стоит за прилавком в секс-шопе и преподает испанский какому-то ребенку.

– Мне уже повезло, что я получила эту работу, – тихо произнесла я.

Таннер пожал плечами:

– Делай то, что должна, чтобы как-то выживать, я полагаю. Соседи по комнате могут помочь, хотя это тоже отстой. Я, по крайней мере, получаю чаевые.

Он взял завернутые приборы и ногой открыл переднюю дверь кафе.

Через минуту он просунул голову внутрь:

– Сходи уточни у Линус. Возможно, она обналичит эту ничтожную бумажку для тебя. Думаю, у тебя нет банковского счета? Если ты попытаешься обналичить чек где-то еще, они оттяпают процент себе.

По дороге домой я долго каталась на велосипеде, стараясь подавить панику, которая росла в душе, по поводу денег, аренды и повседневных трат, и размышляла о том, что делать. Линус обналичила мой чек. Сегодня вечером мне нужно заплатить Леонарду. Чтобы приободриться, я решила съездить к дому, который мне нравится, – туда, где в саду стоит матрасная сетка в качестве решетки для вьющихся растений. Изогнутые стручки зеленой фасоли переплетались с побегами и завитками. За сеткой матраса гигантские головы подсолнуха склоняются над цветками космоса раздельнолистного и кактусами. Ярко выкрашенная каменная брусчатка петляет по всему саду, тропинка проходит между сочными цветами, кактусами, сверкающими сережками, что свисают с тополей, словно громадные колокольчики. Оранжевая рыбка покачивается на поверхности круглого пруда, окутанного дымкой. Снаружи весь дом в настенной росписи – клубящиеся облака, вспышки молний, лающие койоты, ленивые черепахи. Иногда, проходя мимо, я видела женщину, наносившую последние штрихи, ее густые седые волосы убраны на шее. Она тщательно вырисовывала детали, двигая кисточками как было нужно, и сигарета свешивалась с пепельницы у ее ног. Один раз она повернула голову и улыбнулась мне – белая вспышка в жаркий белый день. Роспись ярко загорелась за ее спиной, но я быстро зашагала мимо, смутившись.