Проживи мою жизнь - Терри Блик

А ты опасен, мальчик. Ты видишь меня в первый раз, а уже ненавидишь, вон как гранитной пылью сверкает твой жалящий взгляд. Только ты просчитался, мальчик. Я не прощаю ни ветошного хамства, ни шуршащей подобострастной лести. Ты преподнёс мне и то, и другое. Ты боишься меня, мальчик. Правильно делаешь. Почему? Потому ли, что это – квир, и я могу использовать это против тебя? Потому ли, что боишься, что я уведу у тебя Диану? Вот это вообще вряд ли. Или здесь что-то иное, более серьёзное? Хотя потерять любимую, кажется, страшнее ничего нет. Через страх нужно идти насквозь, мальчик, а ты в нём залип, и ты воняешь этим страхом. Значит, я найду то, чего ты боишься».

* * *

Эта танда длилась целую вечность. Верлен опиралась спиной на мраморную колонну, скрестив руки на груди, вцепившись в локти до синяков, и не отрываясь смотрела, как соприкасаются бёдра, как руки скользят по спинам, как гладко выбритая щека прижимается к бархату скулы – и маялась, маялась обрушившимся одиночеством в гудящем зале, загоняя ревность в подошвы горящих ступней, встряхивая и награждая пощёчинами одуревший рассудок.

Наконец пары сошли с танцпола, и Солодов, снова осыпая поцелуями кисть Дианы, остановился у кромки поля, не выпуская кисть Дианы из рук, и горячо, полушутливо зашептал:

– Это та новая жертва, которую ты закогтила в Петергофе? Красивая цыпочка, не спорю, но по ней же видно: спесивая банкирша пришла поразвлечься! С неё ползала глаз не сводит, только посмотри. Диана, дорогая, она разобьёт тебе сердце! И не даст тебе столько, сколько могу я!

Орлова, почти не слушая, что несёт Солодов, пристально следила за Майей, невозмутимо стоявшей в отдалении и, кажется, заинтересованно наблюдающей за вновь вернувшимися на паркет парами. Когда Павел слишком сильно стиснул её руку, зашипела:

– Паша! Отпусти, ты делаешь мне больно!

Солодов будто не услышал:

– Диана, ты для неё никто! У тебя есть я! Не уходи!

Тангера вдруг осознала, чего хочет от неё подвыпивший партнёр, и рассмеялась:

– Опять ты за своё! Нет, Паша, нет и ещё раз нет!

Вытянула пальцы из широкой потной ладони и медленно пошла к Верлен, а Солодов, провожая её жадным взглядом, сжимая кулаки, еле сдерживаясь, яростно-бешено соображал: «Вот же твари! Одна воровка, сука продажная, сдохла, так нет, всё лезут и лезут! Раз тебя нельзя купить, тебя можно украсть. И свалить на новую шлюху. Эти банкиры всё равно под подозрением. А тебя можно посадить на поводок и отдрессировать, и ты останешься моей насовсем. Только я сначала покажу тебе, что эта дрянь тебя не стоит, что ты ей ни за каким чёртом не нужна. Так покажу, что на всю жизнь запомнит. Я никому не отдаю то, что принадлежит мне!».

* * *

Майя прикрыла глаза. Диана, ведь ты же не слепая… Неужели ты не замечаешь, что звериные высверки в его зрачках – вовсе не то, на что похожа любовь. Хотя… что я вообще знаю о любви? У меня это – ничейный, странный, ломкий, одинокий мир, тонущий в потоке зонтов и спин, шорохе автомобильных шин, ограниченный прихотливыми колючими стенками тротуаров, подъездов, лифтов, расписанный слепым огнём пронзительной синевы…

Почувствовала невесомое касание пальцев у локтя, открыла глаза, чуть повернула голову. Диана стояла рядом, казалась измученной:

– С тобой всё хорошо? Мне кажется, ты дрожишь.

Майя с трудом отлипла от колонны, бесстрастно глядя поверх голов танцующих пар. Солёным, шершавым голосом ответила:

– Я, пожалуй, пойду. Для первого раза хватит.

Диана кивнула, а потом неожиданно сказала:

– Я тоже ухожу.

Верлен сквозь бешено стучавшее в висках сердце едва расслышала слова тангеры. Брякнула первое, что пришло в голову:

– А разве ты не должна быть здесь до конца?

Орлова оглядела зал, словно видя его впервые, и сбивчиво проговорила:

– Обычно так и есть. Но я же хозяйка. Могу уйти, когда захочу. Ребята всё закроют.

Очень хотелось потереть словно вспоротую отстранённостью Верлен кожу над левой грудью, но тангера удержалась: я могла бы тебе сказать, что, когда ты уйдёшь, я стану похмельно-угрюмой. Этот блестящий свет станет слякотно-тусклым, и скулящая тоска уже подбирается ко мне. Я могла бы тебе сказать, что без тебя всё это золото становится простой пылью… Но не скажу. Пока – не скажу…

– Подожди меня пару минут, хорошо? Я сумку возьму.

* * *

Они вышли вдвоём на крыльцо – и наткнулись на стену воды. Ливень грохотал и гудел в водосточных трубах, отвешивая пощёчины редким прохожим, бегущим вдоль Лиговского проспекта. В жемчужных переливах водяной пыли в свете заспанно моргающих фонарей невозможно было разглядеть, что творится в пяти метрах от тебя, только неясные контуры. Литые ограждения, стены домов, дорога, превратившаяся в реку, и Нева, ставшая разбитой дорогой, – всё смешивалось и исчезало.

Оказалось, что Дианин «Фиат» наглухо заперт, и в таком шторме нечего было и думать отыскать хозяев двух машин, уткнувшихся ей в бампер. Верлен, не задумываясь, наклонилась к уху Орловой и потребовала сесть в её «Ягуар», благо к нему никто не посмел прижаться. Тангера повернулась к Майе и счастливо улыбнулась. Восторг перед отрывавшими от земли шквалами сверкал в её глазах. Раскрывать зонты было бессмысленно – слишком сильный ветер, и поэтому они просто промчались десяток шагов, одновременно открыли двери и упали на сиденья. Тончайший батист рубашки, за секунды промокший насквозь, облепил рельефные мускулы, похожие на морские камешки-окатыши, и танцовщица от нахлынувшего необузданного желания закусила губу, не замечая, как вспыхнули такие же золотистые иглы в прозрачной кленовости взгляда Верлен. Поддаваясь порыву, вдруг предложила:

– Раз уж ты сегодня мой шофёр, тогда я заказываю маршрут. Я хочу посмотреть, как ты живёшь!

Верлен опешила до такой степени, что даже перестала протирать запотевшее лобовое стекло, и всем корпусом повернулась к девушке. Едва справляясь с пронзившей её дрожью, медленно и негромко переспросила:

– Ты хочешь посмотреть, как я живу?

Диана, пристёгиваясь, кивнула. Взъерошила копну влажных волос, чтобы скрыть загоревшиеся от собственной смелости щёки, и призналась:

– Я сейчас живу с родителями. Мне пришлось на время вернуться домой, раньше я снимала квартиру, но… в общем, давай мы не будем говорить об этом. Просто сегодня мне совсем не хочется сразу возвращаться домой. Я не очень лажу с семьёй, поэтому предпочитаю появляться поздно и выходить из своей комнаты, когда уже все разойдутся. Расписание позволяет встречаться с домашними реже. Я уже сняла новую квартиру, там доделывают ремонт – и недели через две я снова буду свободным человеком, далеко от жаждущих меня упрекнуть, укусить или обвинить. Так что? Устроишь мне экскурсию? Заодно сможем поговорить. У тебя же уже есть какие-то соображения?