Гугеноты - Владимир Москалев

— А Ле Лон? Делал ли он вскрытие? Осматривал ли ткани внутри? — быстро спросил маленький хирург.

— Этого я не знаю, но, насколько мне представляется, — нет.

— Невежи… Свора шарлатанов, — пробурчал Амбруаз Паре. — Как они не поняли, что очаг заражения находится внутри тела, а не снаружи!

— Значит, — промолвил Лесдигьер, — требуется операция?

— И немедленная! Только удалив опухоль внутри организма, можно спасти жизнь больного. В противном случае неизбежно заражение крови, и тогда…

— Святой Боже…

— Идемте скорее ко мне домой, Лесдигьер, мне нужно взять необходимое для операции. Поторопимся, дорога каждая минута!

Когда они вошли к больному, Шаплен открывал темно-синий пузырек. Увидев вошедших, он выпрямился и, кивнув им в виде приветствия, недоверчиво покосился на Паре. Хирург тем временем, не церемонясь, подошел к больному, внимательно осмотрел рану, пощупал пульс, заглянул в рот, приоткрыл веки, приложил ухо к груди, долго слушал, потом выпрямился и, оглядев всех находящихся в комнате, сказал:

— Господа, я попрошу всех выйти. Останемся я и Шаплен. Когда потребуется, я вас позову.

Не возражая, все молча вышли. На пороге Колиньи обернулся и тихо сказал:

— Мэтр Паре, с этого момента жизнь принца в ваших руках.

— Господин адмирал, — ответил Амбруаз, — это вам надо было сказать мне сразу после поединка.

В томительном ожидании тянулись минуты. Гугеноты, узнав, что требуется полнейшая тишина, сразу примолкли и лишь с благоговейным трепетом взирали на дверь, за которой ученые мужи боролись за жизнь их вождя.

Проделав операцию, Амбруаз Паре зашил края раны и смазал шов каким-то особым составом, известным, надо думать, лишь одному ему. Шаплен спросил его, что это за чудодейственная мазь?

— Это специальный состав, который я привез от арабов. Они же научили меня, его изготовлять. Вот вам тампон и мазь. Завтра в это же время смените повязку. Будете понемногу давать больному микстуру, которую я оставил на столе: по одной ложке, маленькими дозами, через каждые полчаса. Этого хватит на сутки, завтра я пришлю человека, он принесет еще.

— Что это за питье? — спросил Шаплен, беря склянку и рассматривая содержимое на свет.

— Целебный отвар, который даст больному облегчение и вернет здравый рассудок. Кроме того, поможет быстрее зарубцеваться пораженным тканям. А в остальном — только покой. Когда у больного появится аппетит, давайте ему понемногу мясного бульона, в который мелко покрошите вареное яйцо.

— И вы гарантируете полное выздоровление? — теперь в глазах королевского лейб-медика светилось уважение.

— Через три дня принц сможет встать с постели и сделать несколько шагов.

— Как мне благодарить вас, мэтр Амбруаз! — воскликнул Шаплен, пожимая хирургу руки. — Ведь вы спасли мою репутацию.

— Я ни в чем не нуждаюсь, — ответил Паре. — Впрочем, когда-нибудь, возможно, мне и понадобится ваша помощь, но зачем заглядывать так далеко в будущее?

— Я всегда к вашим услугам, — ответил Шаплен. — Но скажите все же, Амбруаз, что произошло? Зачем вы распороли рану и залезли внутрь?

— Все очень просто, — объяснил хирург. — В организм попала инфекция. Необходимо было оперативное вмешательство. Вот и все.

— И еще один вопрос, мэтр… Вы нарочно оставили меня здесь? Ведь я же ничем вам не помогал, вы все делали один и молча.

Легкая улыбка тронула уголки губ маленького хирурга:

— Мы ведь с вами коллеги, а значит, должны оберегать профессиональную честь собрата по ремеслу.

— Я не забуду вашего урока, — растроганно проговорил Шаплен.

— Прощайте, — произнес Амбруаз Паре и направился к двери.

А в зале тем временем волнение достигло предела. Не замечая того, гугеноты время от времени делали короткие шаги по направлению к спальне, и вскоре все, таким образом, столпились у дверей.

Наконец они раскрылись, и появился Амбруаз Паре с мелкими капельками пота на лбу и совершенно бесстрастным лицом, как будто то, что он сейчас сделал, входило в круг его повседневных обязанностей.

Все бросились к нему, несколько десятков пар глаз уставилось на хирурга в ожидании приговора.

И в гробовой тишине Амбруаз Паре объявил:

— Жизнь принца Конде вне опасности.

Все облегченно вздохнули, и от этого дружного вздоха заколебалось пламя свечей в канделябрах, расставленных по всему залу.

Амбруаз повернулся к Колиньи:

— Мне здесь больше делать нечего. Отныне у постели больного будет неотлучно находиться господин Шаплен, если, конечно, его не призовет к себе король. Все необходимые рекомендации он получил; с ним будет Ле Лон. Прощайте.

— Прощайте, Амбруаз. И помните, не только принц Конде, но и все мы отныне у вас в долгу.

Маленький хирург, молча, поклонился и покинул дворец.

В эту ночь раненый, как никогда, спал спокойно. Его не мучили кошмары, температура спала, дыхание стало ровным. Обоим врачам только и оставалось делать, что давать ему через каждые четверть часа по ложке того питья, которое оставил Паре.

Утром Конде открыл глаза, вполне осмысленно огляделся и, увидев сидящего рядом Шаплена, поинтересовался, какого черта здесь делает королевский врач. Шаплен объяснил, что его прислала королева-мать в помощь Ле Лону и что теперь, благодаря их совместным усилиям, здоровье принца пошло на поправку.

— Сколько времени я здесь лежу? — спросил Конде.

— Пять дней.

— Выходит, только с вашим приходом я начал выздоравливать?

— О, ваше высочество, не надо преувеличивать моих заслуг. Медицина не всесильна, и мы, медики, подчас помогаем один другому опытом, знаниями в той или иной области, — уклончиво ответил Шаплен.

— Хорошо. Я замолвлю за вас словечко перед Ее Величеством. А где мой врач?

— Ле Лон спит. Мы разделили с ним ночь: он дежурил до четырех утра, теперь моя очередь.

— А где Колиньи? Почему я не вижу Ла Ну? Что с Матиньоном, он выздоровел?

— Монсеньор, с господином Матиньоном все в порядке, рана его оказалась не столь серьезной, как ваша.

— Еще бы! Я видел, как герцог вытащил из моей груди клинок, чуть ли не на целую ладонь обагренный кровью.

— Я вижу, к вам возвращается память, ваше высочество, а это верный признак выздоровления.

— К черту память! Где адмирал? Я хочу видеть адмирала!

— Но, монсеньор, только шесть утра, все спят…

— В самом деле? Хм… Ну что ж, тогда дайте мне еще ложку вашего волшебного питья, и я тоже усну. Нет, честное слово, после него я чувствую себя будто заново родившимся! Вы искусный лекарь, господин Шаплен!

— Ваше высочество, вам нельзя долго разговаривать. Я боюсь, как бы не открылась ваша рана.

— Ну, хорошо, хорошо… — и принц, проглотив содержимое ложки, снова заснул.

…Через три дня после посещения мэтра Паре, когда Конде уже сидел в кровати и с жадностью уминал куриную ножку с оливками, к нему вошел Колиньи.

— Оставьте нас, — коротко сказал он, и оба врача вышли.

— Вы пришли кстати, адмирал, — произнес Конде, заканчивая с едой и вытирая пальцы салфеткой. — Я совсем одичал в своей берлоге и, наверное, за это время накопилась куча новостей, которые мне хотелось бы знать.

— Право, принц, мне нечего вам рассказать, — развел руками адмирал. — Матиньон уже совсем здоров, только иногда корчит рожу от неловкого движения рукой; королева-мать беспокоится о вашем здоровье…

— Что поделывает моя любовница? Последняя, маркиза де Лимейль?

— Нашла себе утешение в объятиях моего брата.

— Неблагодарная, — хмыкнул Конде, — мало того, что ни разу не навестила меня во время болезни, она вздумала предать меня! Самым подлым образом, на глазах у всего двора! Вот они, женщины, адмирал! Ну да ладно. Что поделывает король?

— Делает вид, будто царствует. И по-прежнему развлекается со своими собаками и шлюхами, которых поставляет ему Гонди. Его мать, кстати, вознамерилась совершить большое путешествие по Франции. Хочет показать французам их короля.

Скорчив гримасу, Конде махнул рукой:

— Эти Валуа не перестают меня удивлять своими чудачествами. Что слышно о Монморанси? Он, верно, приобрел теперь славу Геракла, убившего лернейскую гидру[62].

— Ничуть. Он тоже тревожится о вашем здоровье и ежедневно посылает к вам своего человека.

— Вот как? И кто же этот человек?

— Это Лесдигьер, поручик гвардии герцога.

— Помнится, он нашей веры. Хорош, однако, протестант, служащий политику-католику.

— Это очень умный и храбрый дворянин, мой принц, и он в чести у Монморанси. Кстати, не без его помощи нам удалось избавиться от герцога Гиза. Наконец, это тот самый дворянин, которому вы, принц, обязаны жизнью.