Порт-Артур – Иркутск – Тверь: туда и обратно - Чернов Александр Борисович

Однако обо всем по порядку.

* * *

Первое утро Петровича в Иркутске выдалось блекло-сереньким, хорошо хоть ливень, заливший город по колено, с рассветом прекратился. Для нашего едва продравшего глаза графа оно начиналось с тупой и нудной, акцентированной где-то под теменем головной боли. Но разве могло быть иначе? Гостеприимство генерал-губернатора с его супругой и сливок сибирского купечества, как и следовало ожидать, стало испытанием не из легких. Однако адмирал Руднев выдержал его с честью и достоинством, по завершении застолья и проводов всех гостей удалившись в отведенные ему покои на своих двоих.

По гамбургскому счету, все прошло на пять с плюсом. После затянувшихся деловых разговоров, не отметить положительные итоги которых просто грешно, всех пригласили к столу. И компания, и закуска, и выпивка оказались выше всех похвал.

Сначала Кутайсов, не обращая внимания на выразительные взгляды жены, смешил народ байками из его кавказской походной жизни. Затем изобретатель русской водки стоически доказывал упертым сибирским купцам, что сорок градусов по массе причин лучше, чем пятьдесят, а все, что больше шестидесяти, уже голимое, дремучее варварство и форменное издевательство не только над органической химией, но и над человеческой физиологией. Петровичу пришлось повспоминать разные смешные разности из военно-морского житья-бытья, после чего все дружно обсуждали, кто же из их родни, знакомых или работников мог оказаться японским шпионом…

Короче, вечер накануне удался вполне. В таких обстоятельствах утреннее амбре и легкая ломота в затылке – ситуация естественная. К тому же забота хозяев о здоровье их гостя оказалась поистине восхитительной: оторвав голову от громадных пуховых подушек и выбравшись из прямо-таки царского алькова с бархатным балдахином, Петрович узрел возле себя на столике серебряный поднос с двумя стаканами и возвышающееся над ними, кокетливо укрытое белоснежной, накрахмаленной салфеткой, нечто… При ближайшем рассмотрении нечто оказалось двумя хрустальными графинчиками. Первый, тот, что побольше, был наполнен холодной водой, что естественно. А вот второй, с тщательно притертой крышкой, некой таинственной субстанцией мутно-белесоватого оттенка, при первом взгляде на которую Петрович рефлекторно сглотнул слюну.

«Так-так… Ну-ка, а что тут у нас?.. Да неужели?.. Он!»

Только не подумайте, что наш герой надеялся на встречу с сотней-другой граммов самогона. Нет, конечно. Кем-кем, но страдальцем-алкоголиком, регулярно мечтающим об утренней опохмелке, Петрович не был. Тем приятнее, что предчувствие не подвело.

Ах, это дивное, волшебное блаженство бочкового огуречного рассола! Переведя дух и запив студеной водичкой реанимационную микстуру, Петрович неторопливо собирался с мыслями.

«Итак, что мы имеем после вчерашнего? Голова гудит конкретно, но, хвала опыту и предусмотрительности нашего дражайшего хозяина, приходит в норму. И это хорошо. Мы практически определились по новостройкам и познакомились с людьми, готовыми в дело впрячься. И это совсем хорошо. А еще… Вчера мы во второй раз послали куда подальше кураторские распоряжения Василия. Что, безусловно, плохо. Но зато проснулись сегодня без пяти минут крупным землевладельцем, а до комплекта – членом ОКДВ и нормальным российским коррупционером-гешефтмейкером.

Господи, какая гадость… Какая гадость эта ваша заливная рыба. Как же низко пал ночной кошмар владивостокских мздоимцев!.. Ужас… Ну, хоть не ужас-ужас-ужас, в конце-то концов. Признайтесь: залив Америка и кое-что еще стоят свеч, а? Ёлы-палы…»

О том, что сторона баррикад адмиралом Рудневым отныне определенно выбрана, в узких кругах скоро будет широко известно, но главное – правильно ли она им определена – покажет будущее. Во всяком случае, первая задача – примирить людей графа Воронцова-Дашкова с наместником Алексеевым на основе вполне понятных взаимных интересов – на первый взгляд неразрешимым ребусом не выглядела.

Накануне, по ходу представления для одного зрителя, Безобразов с Вонлярлярским старательно разыгрывали номер про доброго и злого следователя, причем не бесталанно, надо сказать, что Петрович и не преминул про себя отметить. Но окончательное решение связаться с «Безобразовской шайкой», он принял все-таки не из-за их разнообразных увещеваний и веских доводов в стиле главного героя произведений Ильфа и Петрова.

Было три куда более важных обстоятельства, чем гарантированный дополнительный доход, которыми пренебрегать не стоило. Во-первых, сложив два и два, Петрович понял, что его вхождение в этот «клуб» желательно самому Николаю. Почему прямо надавить на Руднева царь не захотел? Пока не понятно. И это отдельный вопрос.

Во-вторых, сия маститая компания, к которой можно смело отнести таких сильных мира сего, как граф Воронцов-Дашков, министр внутренних дел фон Плеве или князь Мещерский, объективно противостояла интересам Сергея Юльевича Витте и таящейся за ним мощной, преследующей цели недопущения возвышения России внешней силы.

Само собой, сами господа-концессионеры действовали не столько из патриотических побуждений, сколько ради того, чтобы себя любимых не обделить. Но многие их шаги объективно стали палками, вставленными в катящееся на империю колесо враждебной финансовой мощи мирового масштаба, а как говорится, враг моего врага – мне друг.

В-третьих, регулярное вращение Петровича в ближнем круге императора, причем неформальном, давало очевидные преимущества для проведения реформ на флоте, плюс возможность держать руку на пульсе при принятии в верхах важнейших решений. Надо же противопоставить «дяде Алеше» сопоставимый ресурс в деле влияния на самодержца. И пусть Василий только попробует с этим поспорить…

С другой стороны, а куда Петровичу было деваться, если утонченно-коварная милая бестия, наш государь император, поручил не своему косному Министерству Двора, а ушлым деятелям из ОКДВ присмотреть для его сиятельства графа Руднева-Владивостокского подобающий титулу надельчик на землях, попадающих в сферу деятельности означенного Особого комитета?

Конечно, можно было гордо послать всех по вектору, получив впоследствии бумагу на счастье полного личного обладания куском тундро-степи с плантациями ягеля или квадратом девственной тайги, куда без вертолетной заброски лет двадцать даже сам Дерсу Узала не заберется. Тут-то рогатый и дернул Петровича припомнить про пару выдающихся достижений советской эпохи, названных в нашей истории Комсомольском-на-Амуре и Находкой. В конце концов, при открывшихся перспективах кое-что для будущего России можно было сделать и сугубо частным порядком, без унизительного доказывания своей правоты перед Минфином и растраты на все это времени и здоровья. К тому же умнице Сибирякову, если тот даст согласие на роль директора-распорядителя, будет где развернуться и таланты свои недюжинные приложить…

Поразмыслив минуту-другую над услужливо развернутой Безобразовым перед его носом картой, Руднев не спеша, дабы излишней суетливостью не выдать клокотавшую в нем бурю чувств, ткнул пальцем в кусок побережья, заехав ненароком и на Сучанский уголек. На сем окончательный консенсус был достигнут, а участие Петровича в общем деле обрело под собой первое документально-материальное выражение. Но ведь не токмо ж для себя любимого!

Жаль только, лукавый рогатый не шепнул Петровичу главного. Того, что и Воронцов-Дашков, и Мещерский, и Плеве – видные деятели «Священной дружины», а сам Илларион Иванович в этом элитарном междусобойчике, призванном не столько бороться с террористами и защищать персону государя, сколько гарантировать контроль за ним со стороны старших из братьев Александра III, Владимира и Алексея Александровичей, был после них персоной наиглавнейшей. На это Рудневу позже прозрачно намекнул Кутайсов, когда поинтересовался тем, как прошли переговоры с комитетскими. Но паровоз уже ушел, и что выросло, то выросло.

Теперь о делах сегодняшних. До обеда им надо было успеть сгонять посмотреть на заводик Сукачева, затем заскочить на хозяйство к братьям Белоголовым, глянуть на затоны. Потом – на обед в Дворянском собрании. Увы, откосить от этой славословной нудятины не удастся, слава богу, еле отбились от идеи вечернего банкета. Поэтому в пять пополудни – домашний концерт у графа Кутайсова.