Потерянный дневник дона Хуана - Дуглаc Абрамс

— Ты еще и священник.

Я посмотрел на моряков, которые научились находить утешение лишь в кувшине с вином и трусливо избегают той любви, о которой говорил Мануэль.

— Вот моя паства, дон Хуан, — гордо сказал он, показав на пьяниц.

— Позволь открыть тебе еще один секрет, причем мой совет будет вполне бесплатным, — сказала Серена и снова бросила в сторону мужа укоризненный взгляд. — Сердце в любую минуту может солгать, а страсть приходит и уходит. В то время как настоящая любовь — это не то, что ты чувствуешь, а то, что ты делаешь.

— …Или не делаешь, — со смехом добавил Мануэль.

Я улыбнулся, глядя на них и ощущая тепло той любви, которая их соединяла. Долгое время любовь представлялась мне безумием и наваждением, но теперь я сумел разглядеть в ней иной, высокий смысл. Я подумал о донье Анне. Был ли я готов сделать ставку на такую любовь? Я поймал себя на мысли, что по-прежнему отношусь к любви как к азартной игре, в которой никто не может гарантировать выигрыша. Однако я больше не хотел принадлежать к числу жалких трусов, которых так много среди окружающих мужчин. Я понимал, что нельзя быть величайшим любовником, не зная при этом, что такое настоящая любовь. К тому же я больше не претендовал на этот сомнительный титул. Я желал только одного — быть величайшим любовником… для единственной женщины — своей жены. И я знал, какую именно женщину я желаю назвать своей женой.

Я услышал, как звякнули монеты в моем пурпурном кошельке, когда Мануэль бросил его мне обратно.

— Ты все понял сам, а потому ничего мне не должен. В конце концов, я стал более или менее законопослушным гражданином и я не могу брать деньги за неоказанную услугу.

Я улыбнулся и сказал:

— Считай это чаевыми, Мануэль. Ты и Серена были для меня как отец и мать. А для сироты это бесценно.

Я вынул из кармана кожаную маску и с поклоном вернул ее Серене.

— И маскарад, и ночные похождения для меня закончились.

— У меня не укладывается в голове, что такой мужчина, как ты, способен на подобную жертву, — сказала Серена.

— И что же это за мужчина — такой, как я? — усмехнулся я, не рассчитывая услышать ответ. — На самом деле я не приношу никаких жертв. У человека всегда остается выбор.

— Думаю, что наш дон Хуан сумеет сделать правильный выбор, — вступился за меня Мануэль. — Ведь он устоял против чар твоих девушек, не так ли?

Мне показалось забавным подобное доказательство моей стойкости. Я поднялся и собрался попрощаться.

— Если и существует женщина, способная заставить меня забыть обо всех остальных, то, думаю, я ее уже нашел.

Буквально на пороге Серена вновь окликнула меня и задала тот самый вопрос, который задавала в течение многих лет и на который так ни разу и не получила вразумительного ответа.

— И все-таки, почему ты всегда отказывался от моих девушек, дон Хуан?

В ее голосе прозвучали нотки обиды, как будто она была матерью и защищала честь своих дочерей. Я набрался смелости.

— Донья Серена, моя мать была проституткой, и я отказывался от этих девушек из сочувствия к ней.

По ее лицу было заметно, как истина постепенно открывается ей. Мне хотелось, чтобы у нее не оставалось никаких сомнений по поводу мотивов моего поведения.

— Моя мать была вынуждена оставить меня в амбаре монастыря, потому что дети «были слишком большой обузой в ее профессии». Я никогда не хотел принуждать женщину к тому, что приносит ей только отчаяние. У моей матери не было выбора, а у меня он есть. И сегодня я сделал своей выбор.

Я с улыбкой поклонился и повернулся, чтобы уйти.

— Хуан! — услышал я позади себя голос Серены.

Мое сердце замерло, и я медленно обернулся. Она в смятении переводила взгляд с меня на Мануэля, а потом снова на меня. Потом ее лицо внезапно смягчилось, на нем засветилась улыбка любви и благодарности. Очевидно, ей было нелегко подобрать нужные слова, и в конце концов она просто сказала:

— Да хранит тебя… Пресвятая Богоматерь.

Я улыбнулся:

— Спасибо. Думаю, что мне потребуется ее защита.

Путь к спасению

Капитан Федрик стоял на носу корабля и с нетерпением ожидал моего появления. На борту его корабля, как и во всем порту, царили суета и неразбериха. Когда подъехала моя карета, на лице капитана появилась широкая улыбка, а его единственный глаз заискрился, как бриллиант.

— Вы как раз вовремя, дон Хуан. Мы ждали вас.

— Я не еду с вами, — сказал я, и радостная улыбка на его лице сменилась огорчением. — Мы присоединимся к вам в Санлукаре.

Когда капитан сообразил, что обещанные денежки никуда от него не денутся, он с облегчением вздохнул. Я немного изменил свои планы, поскольку гораздо безопаснее было добраться до Санлукара верхом и подняться на борт в самый последний момент. Не было ни малейших сомнений: для того чтобы поймать нас с доньей Анной, маркиз поднимет на ноги абсолютно всех.

— Мы выйдем в море на весельной лодке, после того как таможенные чиновники и представители инквизиции осмотрят твой корабль.

— Кто это «мы»?

— Я буду путешествовать с женщиной.

— Только с одной? — нахально поинтересовался он.

— Только с одной. Да, кстати, приготовь для нас капитанскую каюту. Благородная дама не будет спать на палубе.

— О, да, разумеется, — капитан казался подозрительно сговорчивым.

Я понимал, что на протяжении всего нашего путешествия через Атлантику мне придется постоянно держать под рукой шпагу. Но поскольку мы условились, что вознаграждение он получит по прибытии, я мог рассчитывать на относительную безопасность.

— Корабль не будет ждать, поэтому постарайтесь не опаздывать.

— Мы не опоздаем.

Верхом на лошадях мы прибудем в Санлукар гораздо раньше, чем туда доберется парусный корабль, вынужденный обходить бесчисленные мели.

Я отправился домой, чтобы тщательно подготовиться к побегу.

Как только опустится ночь, я должен увидеться с доньей Анной и признаться ей в своей любви. Мне предстояло отыскать нужные слова и убедить девушку в том, что ее мать тревожится напрасно. Отныне ни одна красавица не сумеет заставить меня отказаться от своей единственной возлюбленной. Мне наконец стало понятно, почему в течение стольких лет я никак не мог насытить свой голод. Желание без любви — что приправа без мяса, вкус без пищи. И, наоборот, любовь без желания подобна мясу без приправы: утоляет голод, но не дарит наслаждения вкусом. В этом меня убедил жаркий поцелуй Мануэля и его жены, который в свое время смутил даже таких опытных соблазнителей, как мы с маркизом. Подлинная страстная любовь, о которой говорила донья Анна, способна превратить нашу жизнь в праздник — хорошо знакомый и все время желанный. Но позволит ли нам Господь присутствовать на этом празднике? Убережет ли от коварных врагов?

Я с нетерпением ждал наступления темноты, и каждая секунда для меня казалась вечностью. Возможно, я просто поддался страху, но тяжкое предчувствие, подобно черной туче, все плотнее окутывало меня. Или виною всему прежние сомнения, мешающие мне сделать последнюю ставку — ставку на любовь? Я чувствовал себя на удивление беззащитным, и мой прежний опыт охотника за удовольствиями оказался абсолютно бесполезным.

Вечер, 10 июля, 1593

Обольщение Альмы

На закате, как раз в тот момент, когда я закончил последнюю запись в своем дневнике и тщетно пытался занять время, у моих дверей появилась Альма. На ней было простое красное платье без украшений и даже без нижних юбок, как будто она очень торопилась. В моем жилище было жарко, и девушка беспрерывно обмахивалась веером.

— Ленора, пожалуйста, оставь нас одних. Пойди поиграй с Кристобалем в карты… или в какую-нибудь другую игру.

Ленора прыснула от смеха и ушла вниз.

— Маркиз сказал, что ты уезжаешь… один?

— Это правда. Я действительно уезжаю.

— Один? Ты оставил донью Анну? Неужели поцелуй развеял очарование? А может быть, ты убедился, что близость с любимой женщиной ничем не отличается от близости с любой другой?

Горделивая осанка Альмы и выражение ее лица ясно показывали, что она довольна.

Я промолчал.

— Или ты ее не бросил?

Я по-прежнему хранил молчание.

— Я не знаю, что и думать…

С этими словами она бросила веер на стол и наклонилась, грациозно выгнув спину. То был недвусмысленный призыв — старый, как мир. Однако Альме этого показалось недостаточно. Она приподняла подол платья, обнажая восхитительные бедра. Это великолепное зрелище отнюдь не оставило меня равнодушным, но я глубоко вздохнул и вызвал в памяти лицо доньи Анны. Мне не было нужды обнимать Альму, чтобы постичь ее душу. Альма призывно взглянула на меня, изогнув шею. Губы ее были приоткрыты, а глаза блестели. Я улыбнулся, однако на этот раз моя улыбка вовсе не означала готовность к игре. Я звонко шлепнул ее по обнаженным ягодицам.