Спецназовец. Шальная пуля - Андрей Воронин

конечный продукт, каким бы удачным он ни получился, не выдержит даже самой поверхностной, проведенной спустя рукава экспертизы. Он и не был на это рассчитан; Александр Борисович и в мыслях не имел тягаться с маститыми экспертами института криминалистики, он просто хотел немного подстраховаться, оградить себя от негативного воздействия некоторых базовых человеческих инстинктов и основанных на них неотъемлемых свойств человеческой натуры – трусости и жадности, например.

Работа была кропотливая, требующая полной сосредоточенности и филигранной точности, да еще и связанная с техникой, которую Томилин, мягко говоря, недолюбливал. Но и элемент творчества в этой работе присутствовал, и как-то незаметно для себя Александр Борисович увлекся. Немного освоившись с программой, он понял, что мог бы очень далеко зайти, вложив в уста школьного приятеля любую ересь, вплоть до пламенного призыва к свержению существующего политического строя. Но это было ни к чему, и, смирив гордыню творца, неожиданно почувствовавшего себя всесильным, он продолжал работать, придерживаясь заранее набросанного на листке бумаги сценария.

С головой уйдя в работу, отгороженный от всего мира стеной сумрака за пределами отбрасываемого лампой светового круга и раздающимся в наушниках бормотанием, Томилин не услышал стука и опомнился только тогда, когда каким-то шестым чувством ощутил присутствие в кабинете постороннего. Оторвав взгляд от монитора, сощурившись, он разглядел капитана Куницына, который, до половины просунувшись в приоткрытую дверь, вопросительно смотрел на него, явно чего-то дожидаясь – по всей видимости, ответа на вопрос, можно ли ему войти. Мысленно коря себя за рассеянность, более приличествующую писателю или композитору, чем полковнику ФСБ, Александр Борисович молча указал Куницыну на стул.

Пока капитан двигался по вытоптанной ковровой дорожке, держа путь к столу для совещаний, Томилин щелчком мыши сохранил промежуточные плоды своих полуторачасовых усилий, свернул программу, включил воспроизведение первой подвернувшейся под руку музыкальной композиции и только после этого снял и положил на стол наушники. Когда Куницын уселся, из наушников едва слышно доносился искаженный дребезжанием мембраны голос Примадонны: «…кого угодно ты на свете обвиняй, но только не меня, прошу, не меня!»

– Извини, – сказал полковник, очередным щелчком мыши выключая музыку. Он небрежно, как бы между делом, выдвинул ящик стола и смахнул туда листок с тезисами поддельной аудиозаписи. – Решил отдохнуть пару минут – музычку послушать, пасьянс разложить… Что у тебя? Вижу, новости приятные, сияешь, как новенький пятак.

– Так точно, Александр Борисович, – кивнул головой Куницын, острое лицо которого не то чтобы сияло, но действительно выражало положительные эмоции. – Есть подвижка в деле Якушева.

– Во-первых, никакого дела Якушева в природе не существует, – слегка осадил его Томилин. – Обратить на человека внимание и возбудить против него уголовное дело – не совсем одно и то же, Женечка, дружок. Ты, человек с высшим юридическим образованием, должен это знать и помнить. Не в собесе работаешь! Так что ты там на него нарыл?

– Пока ничего, – признался заметно сникший капитан.

– Кажется, я чего-то не понимаю, – сделал ответное признание Томилин. – Тогда какого рожна?..

– Виноват, товарищ полковник. – Привстав со стула, Куницын вынул из кармана и положил на стол перед Томилиным миниатюрный дисковый накопитель. – Здесь фрагмент записи прослушивания. Ознакомьтесь, и все поймете.

Недовольно ворча по поводу чудес техники, за которыми не угонишься, будь ты хоть семи пядей во лбу, Александр Борисович вставил накопитель в соответствующее гнездо на передней панели компьютера. При этом он отметил про себя, что производители этих жестяных ящиков наконец-то начали поворачиваться к потребителю лицом. Раньше этот разъем помещался на противоположной, задней стенке системного блока, и, чтобы осуществить нехитрую операцию подключения дискового накопителя, приходилось низко нагибаться, а то и лезть под стол и там, под столом, с риском вывихнуть плечевой сустав на ощупь отыскивать среди спутанных проводов нужную дырку.

Он включил воспроизведение, а потом, спохватившись, выдернул штекер наушников из гнезда на колонке. «А, шайтан! Откуда ты здесь взялся, э?!» – раздался из динамика незнакомый голос, говоривший с легким кавказским акцентом. «Привет, Джаба, – откликнулся другой, принадлежавший, без сомнения, Якушеву. – Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами?» – «Здравствуй, дорогой. Опять ты! Как так получается, слушай: где ты, там неприятности?»

Полковник внимательно прослушал коротенький отрывок до конца, вернулся к началу, прослушал еще раз, выключил воспроизведение и неторопливо закурил очередную сигарету.

– Похоже, этот Джаба действительно знает о Якушеве нечто, чего не знаем мы, – сказал он задумчиво. – Не исключено, что этого, кроме них двоих, вообще никто не знает. Что ж, это действительно подвижка. Кстати, что это за Джаба и откуда он там взялся?

– Подполковник милиции Джафаров Джабраил БекМуратович, – отрапортовал Куницын, – заместитель начальника райотдела, на земле которого обосновался Расулов. В милицию пришел по набору после срочной службы в армии, получил высшее образование и офицерское звание, продолжил службу в столичной милиции и, как видите, преуспел. Постоянно проживает в Москве, на Юго-Западе, женат, имеет сына одиннадцати лет…

– Ты мне еще про бабушку его расскажи, – ворчливо перебил Томилин. – Откуда он взялся в доме Расулова, я тебя спрашиваю! Он что – его знакомый?

На заостренной, как лезвие топора, физиономии капитана Куницына проступило выражение человека, осознавшего, что самые худшие его опасения начинают сбываться. «Я так и знал!» – говорило оно так же явственно, как если бы капитан произнес это вслух.

– Никак нет, – сказал он неохотно. – Минувшей ночью в соседнем коттедже застрелили сторожа, вот он и явился… гм… расследовать, опрашивать свидетелей.

– Ага, – протянул Томилин, которому физиономия капитана рассказала куда больше, чем его подозрительно обтекаемый ответ. – А сторож, надо понимать, тот самый, к которому Крайнов и Харченко обращались по поводу видеозаписи, на которой их так лихо отметелили?.. Вы там что, поголовно с ума посходили? Вы что творите, рыцари плаща и кинжала, супермены вы, пальцем деланные?! Идиоты! Сил девать некуда? Другого места не нашли?! Там же большие люди живут – с деньгами, со связями… Да они такой визг поднимут, что там назавтра полк спецназа для охраны расквартируют, комендантский час введут и в вас, баранов, начнут без предупреждения палить!

– Виноват, товарищ полковник, – голосом испорченной заводной игрушки проскрипел Куницын. Он уже стоял навытяжку, опустив руки по швам, с каменным выражением лица терпеливо пережидая шквал начальственного гнева. – Вы же сами давеча сказали: хорошо бы…

– Что – хорошо бы? – свирепо прорычал Томилин.

– Я понял это так, что хорошо бы предотвратить утечку информации, – все тем же скрипучим, неживым