Отрок. Внук сотника (Часть 1-2) - Евгений Красницкий

— Когда все сразу, то — ничего как следует?

— Ну не так, чтоб уж совсем, но если бы она была просто лекаркой, может и нашла бы способ… Трудно сказать.

— А ты бы их смогла вылечить?

Настена помолчала, Мишка уже решил, что ляпнул бестактность, снова заставляя Настену признаться в своей беспомощности, но оказалось, что лекарка просто раздумывает: как объяснить мальчишке сложные для его понимания вещи.

— Ты вот, если огурчиков малосольных с простоквашей поешь, что будет?

— Ну, это… Живот прихватит.

— Но сами по себе ни огурцы, ни простокваша для живота не вредны?

— Значит, дело в сочетании? То есть: твои травы им могли и не подойти?

— Умница, Михайла, все верно понял. Я и для наших-то не сразу средство подобрала, а для них… Может и успела бы, а могла и не успеть. Юля, собралась? Тогда ступайте.

* * *

Дом Настены стоял в низине среди деревьев на опушке прибрежного леса. Юлька провела Мишку через огород к плетню, сразу за которым начиналась настоящая чащоба. Но чащоба была не простая, когда-то здесь прошел ветровал и стволы поваленных деревьев громоздились один на другом, образуя, непроходимый, на первый взгляд, завал, проросший, вдобавок, молодой порослью.

Однако оказалось, что пройти здесь можно. Юлька показала начало едва заметной тропинки, петлявшей среди бурелома столь причудливо, что невольно вспоминался лабиринт критского быка Минотавра. Пробираясь вслед за Юлькой, где в полный рост, а где и согнувшись, Мишка обратил внимание на то, что в некоторых местах деревья явно были повалены специально, чтобы еще больше усложнить и запутать дорогу. Да, к бегству тут подготовились очень тщательно.

Изрядно попетляв, ребята вышли к берегу реки.

— Вот, смотри: — Юлька указала на лежащий у самой воды здоровенный булыжник — видишь вот этот камень?

— Ну, вижу.

— А на том берегу точно такой же?

— Тоже вижу.

— Если идти точно от этого камня к тому, то можно перейти реку так, что вода будет только чуть выше колен, но сворачивать никуда нельзя — и справа и слева глубина.

— А знаешь, это же самый короткий путь к дедовой пасеке получается! — Сообразил Мишка. — Перейти на тот берег, и вверх по течению. Меньше часа пути. Там маленькая избушка есть, а летом еще и большой дом поставили. Если что, там и отсидеться можно, правда в большом доме печь но успели доделать, а в маленькой избушке даже зимой жить можно.

— Холодно уже, а то бы сходить, посмотреть.

— Хочешь я тебя перенесу?

— Нет, камни скользкие, еще свалимся, потом мокрыми домой бежать. — Юлька поежилась. — В другой раз. Давай здесь передохнем немного, да обратно. Ты дорогу-то запомнил?

— А что там запоминать, с тропинки все равно никуда не свернуть.

— Это тебе так кажется потому, что ты за мной шел. Обратно первым пойдешь, тогда увидишь, что не все так просто. Если придется убегать, главное — оторваться от погони, чтобы из виду потеряли, тогда уже не догонят — заплутают.

— Пешком плохо уходить, все на себе тащить придется. — Мишка представил себе, как продирается через бурелом с поклажей. — Вот, если бы коня можно было провести…

— Можно и коня, только идти надо по-другому.

— Здорово вы к побегу подготовились.

— Хочешь жить — подготовишься. — Юлька пнула ногой веточку, сбросив ее в воду и некоторое время молча смотрела, как ее уносит течением в сторону Ратного. — Знаешь почему мою мать в Ратное бабка привела?

— Почему?

— Всю родню, кроме них в доме сожгли.

— Попы?

— Если бы, а то свои же. Кого-то там вылечить не смогли, или еще чего-то не поделили, взяли и объявили материну мать колдуньей. Призвали попа, как же без него, а тот говорит: нельзя нечистой кровью землю поганить, надо место огнем очистить. Мать еще маленькая была, сумела в окошко протиснуться. Прибежала к бабке, та отдельно жила, а бабка беды дожидаться не стала, собралась и ушла.

Про воинское поселение она давно знала, а в таком месте лекарю всегда больше работы, чем в обычном селе. Вот и пришли в Ратное. Мать с тех пор всегда к побегу готова.

— Но к вам же здесь хорошо относятся, даже прежнего попа угомонили, когда он твою мать с бабкой выгнать хотел.

— Чего в детстве напугался, того всю жизнь бояться будешь. Наше лечение попам всегда поперек, они говорят, что болезнь — наказанье божье, а мы, выходит, воле божьей противимся.

Мишка смотрел на Юльку, слушал ее голос и поражался ее преображению. Вроде бы, та же самая девчонка, которой только что исполнилось двенадцать лет, маленькая, худенькая, небогато одетая… Нет, не девчонка — маленькая женщина, видевшая на своем недолгом веку больше смертей болезней и увечий, чем иной воин, и, так же, как и воин, рисковавшая жизнью, исполняя свой долг. Маленькая женщина, постоянно готовая к несправедливости, к предательству тех, кого она и ее мать не однажды спасали и выхаживали. Спокойно рассуждающая о том, что однажды ее могут объявить вне закона и придется бежать, бросив все.

Ни обиды, ни злости — просто диагноз, только поставленный не одному человеку, не всему населению Ратного разом, а самой жизни, столкновению в умах двух традиций — христианской и языческой. Раздвоение личности — сегодня с благодарностью принимают помощь, всем селом, в складчину, содержат лекарку с дочкой, а завтра пойдут с топорами громить «обиталище колдуний — прислужниц Врага рода человеческого». Шизофрения, поразившая всю страну.

«Нет, не пойдут. Один раз дурного попа Ратнинцы уже вразумили. Отец Михаил на лекарок народ поднимать не станет ни за что, наоборот, защитит, если понадобится. И все же, все же, все же…»

Почему-то, захотелось еще и еще стоять возле речки, по которой плывут опавшие с прибрежных деревьев листья и слушать Юлькин голос.

— Юль, расскажи о Макоши, что можно, конечно, я в тайные знания не лезу, просто понять хочу: почему ты так велесова ведовства испугалась? Что, разве Велес и Макошь враги?

— Нет, не враги, они разные, совсем разные. Он мужчина, она женщина, он в царстве мертвых хозяин, а Макошь — вся для жизни, он — скотий бог, а она — для людей. У них все разное, далекое друг от друга. Вот смотри: когда хлеб жнут, последние стебли на поле не срезают, а заплетают Велесову бороду, так? А для Макоши срезают, и ее сноп — не последний, а, наоборот, первый на поле. Все противоположное.

— А сама она?

— Макошь? Что такое кош знаешь?

— Удачный жребий, выигрыш, прибыток. Отсюда и кошель, кошелка…

— Ну вот, а она — Ма-кошь — мать удачного жребия, счастливой судьбы. Поэтому и сватаются, и сговариваются о свадьбе в Макошину неделю.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});