Чердак на Куин-стрит - Карен Уайт

текстовыми сообщениями с призраком, и, пока я раздумывала, стоит ли мне ответить, в зеленом пузыре всплыло новое сообщение.

ОНА ЭТО ЗАСЛУЖИЛА

Трясущимся пальцем я медленно набрала каждую букву.

Кто?

Зазвонил мой телефон. Я вздрогнула и уронила его. Телефон отлетел прочь по деревянному полу. Сонный Генерал Ли жалобно тявкнул с кровати. Я же потянулась к телефону и посмотрела на экран. К моему облегчению, звонила Ивонна. Я нажала на иконку «Ответить».

– Алло?

– Мелани, с вами все в порядке? Вы как будто запыхались.

– Все нормально, – солгала я, хотя все мое тело содрогалось от тяжелых ударов сердца. – Я уронила телефон и должна была найти его… Извините.

– Успокойтесь. У меня появилась для вас кое-какая информация, и я подумала, что проще позвонить, чем писать эсэмэску. Я знаю, как вы не любите читать на телефоне. Вам стоит попробовать увеличить размер текста.

– Да, – пробормотала я, не желая признаваться, что Нола сравнила размер букв на моем телефоне с размером, используемым на огромных уличных рекламных экранах.

– Кстати… Джек уже проснулся? Поставьте телефон на громкую связь, и я смогу рассказать вам обоим, что я нашла. Я про могилу, о которой мы говорили.

– Боюсь, он крепко спит, и я не хочу его будить. Лучше расскажите мне, и я передам ему, когда он проснется.

– Или я могу перезвонить позже.

– Нет. Пожалуйста. Я не выдержу ожидания и не смогу уснуть.

Она рассмеялась:

– Вы не знаете, Джек, случайно, не изучал генеалогическое древо Вандерхорстов?

– Да. У него хватило времени лишь на беглый взгляд, но он не нашел ни одного Вандерхорста – ни мужчины, ни женщины, – умерших в 1861 или 1886 году, чье имя начиналось бы на букву Е, за исключением Эмили. Но мы уже сбросили ее со счетов. Он сказал, что копнет глубже завтра, когда у него будет возможность. Его файлы хранятся… вне сайта. Поскольку здесь идут съемки, он решил хранить их в безопасном месте.

– Разумно. У меня нет доверия к этому Марку Лонго. Он позвонил и оставил в справочном бюро сообщение с просьбой о встрече. Я сказала другому дежурному библиотекарю, что разберусь с этим сама.

Я тотчас представила ее озорную улыбку. Когда же она ничего не добавила, я поняла: она ждет, когда я спрошу первой.

– Итак, Ивонна, вы что-нибудь нашли?

– О да!

Я представила себе Ивонну, как она затаила дыхание, ожидая моей реакции. Может, сказать ей, что я передумала и решила подождать? Но вместо этого я ответила:

– Поскольку сейчас четыре утра и мы с вами разговариваем по телефону, вы могли бы также рассказать мне, что вы нашли?

В трубке послышался медленный вздох.

– Ну, хорошо. Вы помните имя капитана Джона Вандерхорста?

Мои пальцы нетерпеливо постукивали по согнутым коленям.

– Да. Это он спрятал бриллианты в напольных часах. Он погиб в бою в 1863 году.

– Отлично! – Я представила, как она, услышав мой звездный ответ, хлопает в ладоши. – Я нашла картину, на которой он изображен в форме капитана кавалерии. Это был красивый мужчина. Картина принадлежит Чарльстонскому музею, но больше не выставляется. Вы с Джеком могли бы попытаться приобрести ее, так как я считаю, что ей место в вашем доме…

– Я внесу это в свой список дел. Что еще вы узнали?

– Поскольку я не смогла найти ни одного Вандерхорста, подходящего под наши параметры, я слегка расширила поиск и начала искать имена других людей, так или иначе связанных с домом на момент пожара или землетрясения.

– И что-нибудь нашли? – подсказала я, когда она умолкла.

Кто-то должен поговорить с Ивонной о ее склонности к излишним драматическим эффектам, когда она делится информацией.

– Да! Во время большого пожара 1861 года у Вандерхорстов была кухарка. Конечно, у них имелась и другая прислуга, но я подумала, что из-за близости надгробия к кухне лучше всего начать с…

– И ее имя начиналось на «Э»? – прервала я.

– Нет. Ее звали Люсиль. Ее родители были рабами, и мать Люсиль работала у Вандерхорстов на плантации Магнолия-Ридж кухаркой. В 1847 году Люсиль привезли из Магнолии для работы на кухне в доме на Трэдд-стрит. Год спустя Джон Вандерхорст освободил Люсиль и ее родителей. Я не могу найти дату рождения Люсиль, но из того, что мне удалось извлечь из крайне скудной информации, ей, когда она переехала в Чарльстон, было лет восемнадцать-девятнадцать.

Я подавила нетерпение.

– Так кем был этот Э?

– Я к этому иду. – Она откашлялась. – По-видимому, у Люсиль в Магнолии был муж.

– И его имя начиналось на «Э»?

– Нет. Это не так. Но когда Люсиль привезли в Чарльстон, ее муж остался в Магнолии.

– Это ужасно.

– Согласна. Но это не все. – Она вновь умолкла, и я представила себе, как она, лукаво сверкая глазами вновь, затаила дыхание, нарочно пытая меня и ожидая, когда я задам ей вопрос.

– Но почему, Ивонна?

– Архивных данных о не членах семьи мало, но я немного покопалась в семейном архиве Вандерхорстов, и вы не поверите, что я нашла! По-моему, я просто молодец, что подумала о…

– Ивонна, – процедила я, не заботясь о том, поймет ли она, что я говорю сквозь стиснутые зубы.

– Да, простите. Но всякий раз волнуюсь, когда нахожу очередной неуловимый фрагмент! Итак, я знала, что ничего не найду в генеалогических записях, поэтому я пошла по другому пути. А именно, поискала сведения по их домашнему хозяйству. Вы не поверите, как много интересного можно найти в старых амбарных книгах, списках провизии и счетах из галантерейных магазинов!..

– И что вы нашли? – спросила я, перебивая ее. Мое терпение давно иссякло.

– Счета за детские товары. Коляска, люлька, бутылочки для кормления и все такое прочее.

– Что ж, в этом есть смысл. У Джона был сын Уильям.

– Очень хорошо, Мелани! Но Уильям родился только в 1860 году. Эти счета датированы 1847 годом, то есть на добрых тринадцать лет раньше. Еще более показательно то, что я нашла счет из магазина тканей на Маркет-стрит.

Я тяжело вздохнула в трубку, слишком усталая, чтобы гадать.

– И что это было, Ивонна?

– Два ярда розового муслина и два куска бледно-розовой шелковой ленты.

Я подумала о Ребекке.

– Значит, кто-то обожал носить розовое.

– Можно подумать и так, пока не вспомнить моду того периода и то, что двух ярдов ткани было мало для полноценного платья взрослой женщины.

Сев прямо, я пролистала детали в картотеке, которую называла своим мозгом.

– Значит, где-то в 1847 году родилась девочка?

– Именно! И это не ребенок Вандерхорста, иначе она бы появилась на семейном древе.