Исповедь мачехи - Екатерина Сиванова

– Можешь не сомневаться… Даже странно слушать твои рассуждения по этому поводу. Но насчет Маргариты я бы не была так уверена…

– Почему?

– Она не станет что-то требовать от Егора, а вот мама наша…

– Мама-то здесь при чем?

– Она Маську научит и объяснит, почему надо забрать свою долю.

– Разве у Маргариты есть «своя доля» в нашем имуществе? – усмехнулась я.

– А как же?! – твердо ответила мне Алевтина. – Она такой же ребенок нашего папы, как и я, и Егор, и Маша с Иваном.

Тогда еще мне по душе резанула Алина твердость. Создалось впечатление, что она говорит о давно продуманном и осмысленном. Но я отогнала от себя дурные мысли. И больше к ним не возвращалась. Вспомнила про это все, лишь когда услышала: «Я имею право…» Именно в тот момент я очень пожалела, что уговорила мужа прописать дочь в нашу квартиру в Москве.

Не в моих правилах жалеть о сделанном. Но это был из ряда вон выходящий случай. В голове всплывали все обстоятельства прописки Али и то, что мне по этому поводу говорили родители Андрея, мои мама и отец. Я вспоминала, как против этого был муж…

Почему я так поступила тогда? Что двигало мной? И почему была уверена на все сто процентов, что Аля никогда не поступит со мной и моими детьми плохо? Почему растворилась в этой девочке настолько, что доверяла ей, как самой себе? Когда жизнь заставит меня стать циничной и не доверять людям? Но это же не просто человек! Это дочь! Разве я могла бы не прописать Машу? Все во мне разрывалось от вопросов, я готова была выть. Казалось, мою душу кто-то засунул в черный пакет для мусора; еще чуть-чуть, и этот кто-то затянет узел. Мне уже совсем нечем дышать…

– Ты как хочешь, но я буду выписывать Алевтину из нашей квартиры, – сказал мне через несколько дней муж, – я не могу рисковать тем немногим, что могу оставить нашим с тобой общим детям.

Я молчала. Что я могла сказать? Андрей был прав. Почему-то все время он оказывался прав. И иллюзий у него никаких нет. И не было… Неужели это сказываются наши девять лет разницы в возрасте? Почему я допускаю такие ошибки?.. Это моя ошибка, а исправлять придется ему…

И потом, этот шаг с нашей стороны означал полный разрыв отношений с Алей. Я не верила, что все, конец. Не верила. Скорее всего это происходило потому, что мне лично Аля так ничего и не сказала. Точнее, не высказала.

Помню, как очередной бессонной ночью я вдруг предположила, что Андрей по каким-то неведомым мне причинам специально преподнес мне в таком невыгодном для Алевтины свете их разговор.

Ну не могла, не могла моя девочка, моя Алька, так поступить со мной…

Как же я тосковала по ней… Как я скучала… Сколько раз брала в руки телефон, чтобы позвонить…

Слава Богу, кроме души у меня был разум. Он-то меня и останавливал… Я точно знала, что если позвоню, Аля ответит мне такой жесткостью, что я упаду и не смогу подняться. А права такого у меня нет, потому что я нужна моим детям, родителям… И мой муж… Господи, как я виновата перед ним!

Зачем я решила перевернуть этот мир?.. Все мои поступки относительно детей от первого брака Андрея я совершала, движимая только любовью к мужу. Мне казалось, что иначе нельзя поступать. Да и потом, мой опыт… Мой опыт падчерицы… Я всегда обращалась с Алей так, как хотела, чтобы со мной обращалась жена отца…

Хорошо помню, как позвонила свекрови и рассказала о последней встрече и разговоре Али и Андрея. Меня поразило, как сразу после моего монолога Алина бабушка ответила мне:

– Как жалко, что Алевтина это сказала не мне… Ей надо было ответить на всю эту гадость: конечно, Катя у нас самая плохая и подлая. Именно поэтому у тебя, Аленька, и прописка в Москве имеется, и такая хорошая работа, и своя комната в загородном доме в Подмосковье, и ключ от квартиры, куда ты можешь прийти в любое время дня и ночи, открыть холодильник и есть все, что захочешь… Да где она видела еще таких мачех? Ой, Катюша, плохо это все, очень плохо. Столько боли вам причинить, такой неблагодарной быть… Как же она жить-то будет?.. И ведь не остановит ее сейчас уже никто. Ну чистая мать… Чистая мать.

Все эти годы жизни с Алевтиной окружающие люди смотрели на меня то как на ненормальную, то как на святую… Мне нравился и тот и другой вариант. Я верила, искренне верила, что Аля – моя дочь… Ведь не важно, кто родил, важно, кто воспитал… Когда я должна была принять какое-то решение касательно Алевтины, я неизменно задавала себе вопрос: «А если бы речь шла о Маше?» Правда, справедливости ради надо сказать, что к своей родной дочери я всегда относилась и отношусь строже…

Я захлебывалась в своих мыслях. И никто, кроме Андрея, по-настоящему не понимал моих чувств, моих переживаний.

К счастью, из своих летних поездок вернулись Маша и Егор. Мы жили в Доме. Прошло несколько дней, радость от встречи улеглась, и как-то перед сном Егор спросил меня:

– Мама, а как дела у Али? Какие есть новости?

– Давай, сынок, отложим этот разговор до момента, когда будем все вместе, с папой, хорошо?

– Значит, новостей нет, – резюмировал Егор.

– Новости есть. Но сообщать мы их вам будем вместе с папой. И хватит об этом.

Буквально на следующий день Маша:

– Мамочка, ну когда Алька приедет? Я соскучилась! Все лето не виделись, мне столько ей рассказать надо!

– Машуль… Давай поговорим вместе с папой…

– А давай я ей сама позвоню и спрошу, когда она приедет?

– Нет, Машенька, не стоит. Подождем папу.

Мне пришлось пересказать эти разговоры Андрею.

– Нам надо как-то поговорить с детьми, надо что-то им рассказать… И лучше, если это будет правда. Прикрывать Алевтину уже не стоит, – предложила я мужу.

– Согласен. Но только говорить буду я и так, как считаю нужным.

– Хорошо…

В субботу утром, как обычно, все дети улеглись вокруг меня на кровати, Андрей, который уже успел покосить траву на газонах вокруг Дома, сидел рядом.

– Пап, – Егор смотрел на отца своим, как всегда, открытым и улыбающимся взглядом, – мама сказала, что ты нам расскажешь про Алю. Когда она к нам приедет?

– Сынок… Дети… – Было видно, что Андрей не знает, с чего начать.

– Ой… Она заболела? – испуганно спросила Маша. – Папа, что у тебя с лицом?

– Нет, Машуль, не заболела… Слава Богу…

– Слава Богу, – отозвались дети.

– Давайте с самого начала, – приготовился Андрей, а маленькие, глупенькие Машка и Егорка уселись поудобнее и укутались одеялами для уюта: по детям было видно, что они приготовились слушать хорошую сказку, сказку со счастливым концом. – Так вот. Вы знаете, что мы всегда все вместе обсуждаем самые важные дела нашей семьи, никогда не обсуждаем друг друга, что называется, за спиной. Вот и сейчас я хочу поговорить с вами открыто и предельно честно. – Дети заметно притихли. – Вы знаете и помните все, что происходило с Алей весной и летом. Мы с мамой знаем, как вы любите сестру, как переживаете за нее, как скучаете по ней. Пока вас не было, ничего не изменилось: Алевтина так и не стала с нами общаться. Я несколько раз просил ее о встрече, но тщетно. Согласилась встретиться она только пятого августа…

– Вот это да, – перебила папу Маша, – это ты ее с мая не видел…

– С апреля, – ответил Андрей, – давайте вы не станете меня перебивать, мне непросто все это рассказывать.

– Прости, – прошептала съежившаяся Маша, которая уже почувствовала, что ничего хорошего они с Егором не услышат.

– Так вот, пятого августа я перед работой встретился с Алей, чтобы спросить, как мы дальше будем жить, и попросил объяснить, что происходит. – и Андрей без утайки рассказал детям все подробности разговора с их старшей сестрой.

Когда он замолчал, Маша плакала, а у Егора впервые, как у взрослого мужчины, заходили желваки…

– Папа, за что она так с нами? – всхлипывая, спросила Маша.

– Ну, не с вами, а только со мной и папой, – встряла я в разговор, – не надо обобщать.

– Я еще не закончил, – остановил начавшееся обсуждение Андрей. – Дети! И прежде всего Егор, – отец пристально смотрел на сына, – после всего того, что произошло, к сожалению, я вынужден констатировать, что вас только трое… Мы с мамой, и прежде всего я, не смогли сделать так, чтобы у вас были старшие сестры… Ну, или хотя бы одна старшая сестра. – Андрей горько опустил голову. – Мне очень жаль…

– Папа, – решительно сказал Егор, – вы с мамой сделали все, что могли, мы же все видели, все на наших глазах происходило, вот только Иван совсем Алю знать не будет… Но… Подождите, этого не может быть, – возбужденно продолжал Егор, – она должна же была что-то объяснить… Мама! Ты-то с Алькой говорила? Ну не могла же она, не объяснившись с тобой, прийти к папе и сказать, что ты такая… такая гадина… И потом, все вокруг знают, что это неправда. Ей никто не поверит! Папа! Папа! Ты-то как разрешил Альке все это про маму говорить?

– Егор! Сыночек, – глухо сказала я, – она это говорила не о маме, о мачехе…