Что скрывал покойник - Луиз Пенни

— Это была одна из самых любимых песен Джейн, — ответила Руфь. — Она всегда ее напевала.

— И вы тоже мурлыкали ее в тот день в лесу, — напомнил Гамаш Кларе.

— Она отгоняет медведей. Джейн, наверное, выучилась ей в школе? — поинтересовалась Клара у Руфи.

В разговор вмешался Оливье.

— Она говорила мне, что разучила ее специально для школы. Чтобы преподавать. Правильно, Руфь?

— Предполагалось, что она будет преподавать все предметы, но поскольку петь и играть на пианино она не умела, то не знала, что делать с музыкальным образованием своих учеников. Это было еще в те времена, когда она только-только начала работать в школе, около пятидесяти лет назад. Вот я и научила ее этой песенке, — пояснила Руфь.

— Не могу сказать, что я очень уж удивлена, — пробормотала себе под нос Мирна.

— Это была единственная песня, которую распевали ее ученики, — заметил Бен.

— Наверное, ваши рождественские инсценировки являли собой весьма любопытное зрелище, — сказал Гамаш, живо представив себе Деву Марию, Иосифа, Христа-младенца и троих пьяных матросов.

— Представьте себе, — со смехом согласился Бен. — Мы пели все рождественские колядки подряд, но на один и тот же мотив «Пьяного матроса». Видели бы вы лица наших родителей во время рождественского концерта, когда мисс Нил объявляла: «Тихая ночь», и мы начинали петь!

Бен затянул «Тихая ночь, святая ночь, вокруг все спокойно и мирно» на мотив матросской песенки. В комнате послышались смешки, и собравшиеся подхватили напев.

— Мне по-прежнему чертовски трудно петь рождественские колядки как полагается, — признался Бен.

Клара заметила Нелли и Уэйна и помахала им. Нелли оставила супруга и направилась к Бену, начав что-то говорить ему еще до того, как преодолела половину разделявшего их расстояния.

— Мистер Хедли, я надеялась застать вас здесь. На следующей неделе я собираюсь заглянуть к вам, чтобы прибрать. Как насчет вторника, вам подходит? — Она повернулась к Кларе и драматическим шепотом, так, словно речь шла о государственной тайне, сообщила: — Уэйн доставил мне столько волнений и беспокойства, что я не убирала с тех самых пор, как умерла мисс Нил.

— Как он себя чувствует сейчас? — поинтересовалась Клара, вспоминая отрывистый и сухой кашель Уэйна на общем собрании несколькими днями ранее.

— О, он начал жаловаться, а это хороший знак. Ну, мистер Хедли, что скажете? Решайте побыстрее, мне некогда прохлаждаться тут с вами целый день.

— Вторник мне вполне подходит. — Бен повернулся к Кларе, едва только Нелли отправилась заниматься своим не терпящим отлагательства делом, которое, похоже, заключалось в том, чтобы съесть как можно больше угощения, выставленного на столах. — У меня дома творится настоящий кошмар. Ты не поверишь, на что способны старый холостяк и его собака, если их оставить без присмотра.

Пока очередь медленно двигалась вперед, Гамаш обратился к Руфи.

— Когда я был у нотариуса по поводу завещания мисс Нил, он упомянул ваше имя. Когда он сказал: «Урожденная Кемп», у меня возникли какие-то слабые ассоциации, но тогда я не сообразил, в чем дело.

— И когда же вас наконец озарило? — поинтересовалась Руфь.

— Мне сказала Клара Морроу.

— А вы сообразительный парень. И тогда вы вычислили, кто я такая.

— Откровенно говоря, мне потребовалось некоторое время, но в конце концов я вспомнил, — Гамаш улыбнулся. — Мне очень нравятся ваши стихи. — Гамаш уже открыл было рот, собираясь прочесть по памяти одно из своих любимых стихотворений и понимая, что испытывает прыщавый толстый подросток перед лицом своего идола. А Руфь попятилась, уступая дорогу собственным прекрасным словам, которые должны были вот-вот обрушиться на нее.

— Прошу прощения, что вмешиваюсь, — заявила Клара двум взрослым людям, которые, похоже, были безумно рады видеть ее. — Но, если не ошибаюсь, вы сказали «он»?

— Он? — переспросил Гамаш.

— Он? Нотариус.

— Да. Мэтр Стикли из Уильямсбурга. Он был поверенным мисс Нил.

— Вы уверены? По-моему, когда она обратилась к нотариусу, у той только что родился ребенок. Кажется, ее зовут Солонья, а вот фамилии не помню.

— Солонья Френетт? Из твоего класса?

— Точно, она самая. Джейн рассказывала, что они с Тиммер были у нее, и она составляла для них новые завещания.

Гамаш замер, не сводя глаз с Клары.

— Вы уверены в этом?

— Честно? Нет, не уверена. Если мне не изменяет память, она упомянула об этом только потому, что я спросила, как чувствует себя Солонья. Она тогда была на третьем месяце беременности. Ее тошнило по утрам. Она недавно родила ребенка, так что сейчас в декретном отпуске.

— Я прошу кого-нибудь из вас как можно скорее связаться с мэтром Френетт.

— Я позвоню ей, — вызвалась Клара. Ее внезапно охватило безудержное желание бросить все, побежать домой и засесть за телефон. Но сначала она должна была сделать кое-что еще.

Ритуал был простым и традиционным. Его проводила Мирна, предварительно плотно позавтракав запеканкой с мясом и хлебом. Она объяснила Кларе, что плотно набитый желудок, обеспечивающий надежный контакт с землей, имеет очень важное значение для проведения ритуала. При взгляде на ее тарелку у Клары зародилась мысль, что вряд ли Мирну сумеет поднять в воздух даже приличный ураган. Затем она обвела взглядом двадцать с чем-то человек, сбившихся на деревенской площади, на многих лицах читалось тревожное ожидание и просто страх. Деревенские женщины встали полукругом, образуя живописное смешение шерстяных свитеров, митенок[49] и вязаных шапочек. Они во все глаза смотрели на огромную чернокожую женщину в ярко-зеленом плаще с капюшоном. Прямо-таки зеленая жрица Ее Королевского Величества.

Клара чувствовала себя как дома, спокойно и расслабленно. Стоя в толпе, она закрыла глаза, несколько раз глубоко вздохнула и начала молиться об избавлении от гнева и страха, которые окутывали ее, подобно траурному крепу. Ритуал как раз и должен был покончить с этими чувствами, превратить тьму в свет, рассеять ненависть и страх, расчистить путь для доверия и душевного тепла.

— Это ритуал прославления и очищения, — обратилась к собравшимся Мирна. — Он уходит корнями в тысячелетнее прошлое, но ветви его и побеги протянулись к нам и сегодня, готовые заключить в свои объятия каждого, кто захочет присоединиться к нему. Если у кого-то есть вопросы, спрашивайте.

Мирна сделала паузу, но никто не рискнул нарушить молчание. В сумке у нее что-то лежало. Она сунула туда руку и извлекла палку. Собственно, это была толстая ошкуренная ветка, прямая как палка и заостренная с одного конца.

— Это молитвенный жезл. Кое-кому из вас он может показаться знакомым. — Она выждала несколько мгновений, и в толпе послышался неуверенный смех.

— Он очень похож на палку, которую грызли бобры, — заметила Ханна Парра.

— Это именно она и есть, ты попала в самую точку, — рассмеялась Мирна.

Она передала палку по кругу, и лед был сломан. Женщины, с тревогой ожидавшие продолжения, напуганные созерцанием того, что они сочли колдовством, оттаяли, осознав, что здесь и сейчас бояться им нечего.

— В прошлом году я нашла ее на берегу мельничного пруда. Взгляните сами, еще остались следы зубов там, где ее изгрызли эти забавные животные.

Со всех сторон потянулись дрожащие руки, спешащие потрогать палку в тех местах, где виднелись следы зубов, и прикоснуться к ней там, где бобер обгрыз ее так, что получился заостренный конец.

Клара быстренько сбегала домой, чтобы привести Люси, которая теперь смирно сидела рядом с нею. Когда молитвенный жезл вернулся к Мирне, она протянула его золотистому ретриверу. В первый раз за всю неделю, впервые с того дня, когда умерла Джейн, Клара увидела, как Люси вильнула хвостом. Один раз. Она аккуратно стиснула жезл зубами. И больше не отпустила. А потом, робко и неуверенно, снова вильнула хвостом.

Гамаш сидел на скамеечке на деревенской площади. С того самого утра, когда они вместе встречали рассвет, он начал считать эту скамейку «своей». Сейчас они со скамейкой грелись на солнце, под лучами которого было на несколько благословенных градусов теплее, чем в тени. Но все равно дыхание вырывалось у него изо рта небольшими клубами пара. Он тихонько сидел и смотрел, как женщины собрались вместе и выстроились в шеренгу. Мирна возглавляла процессию, Клара с Люси на поводке замыкали ее, и все дружно двинулись в обход деревенской площади.

— Самое время для бабьего лета, — обронил Бен, опускаясь рядом со старшим инспектором с таким видом, словно ноги отказывались держать его. — Солнце все ниже и ниже над горизонтом.

— М-м, — согласился Гамаш. — Они часто так делают? — Он кивнул в сторону процессии женщин.