Искушение чародея(сборник) - Кир Булычев

   В коридоре с грохотом свалился портфель.

   – Папа, мы краба нашли! – Антошка вбежал в комнату. – Волнами на берег вынесло! Мы его обратно в воду столкнули.

   – Щиплется, – сказал Дима, засовывая палец в рот. – Можно я завтра приду?

   – Конечно, – улыбнулся я. – Обязательно приходи.<

> //-- * * * --//

   – Антошка, – спросил я за ужином, – а меня ты можешь взять к своему морю? Мне тоже хочется посмотреть на вашего краба.

   – Пойдем. – Антон ухватил меня за руку и потащил в коридор.

   – Ничего не получится, – сказал я. – Мы уже пробовали.

   – Закрой глаза.

   Я закрыл. Рядом сопел Антошка.

   – Слышишь? – тихо спросил он.

   – Что?

   – Скребется. Это паук. Он снова плетет сеть, чтобы ловить плохие мысли.

   – Да, слышу, – сказал я. – Правда, слышу. Он ползает, касаясь лапками стены и, наверное, отчаянно меня ругает.

   – Да-да! И просит, чтобы ты больше не рвал его паутину.

   Я и не знал, что в нашем коридоре столько шагов! Мы шли, а он все не кончался.

   Мне вспомнился день, когда Антошку привезли из роддома. Это был не маленький человек, а большущий сверток из одеял, перевязанный ленточкой. После того, как Антошку распеленали, я прикоснулся двумя пальцами к его крошечной ручонке.

   Маринка не знала, что так получится. Никто не знал. Она замкнулась и ушла в работу. Может быть, это я виноват. Мне не надо было ее одну отпускать, я должен был сохранить семью. Для Марины ее Институт важнее, он дает ей надежду. А я и в Ленинграде работу найду.

   Сын вел меня за руку по темной бесконечности, заполненной шорохами, мыслями и теплотой его ладони. Затем раздался скрежет дверной ручки.

   – Осторожнее, папа, переступай. Я напридумал здесь дверь к морю. Когда-нибудь она окрепнет и станет доступной для всех. А сейчас открой глаза.

   Я открыл. Передо мной было море. Берег, покрытый мягким песком. Волны, накатывающиеся зеленой стеной. Высокие пальмы. И белые птицы, кричащие в вышине.

Мы бегали друг за другом мокрые от соленых брызг. Мы собирали ракушки и пугали сердитых крабов. Мы лежали на песке, рассматривая небо, на котором, кроме большого солнца, светило еще одно, маленькое, словно в небесах тоже гуляли отец с сыном.

   – Спасибо, – сказал Антон.

   – За что?

   – Ты смог прийти со мной. И услышал паука.

   – Не за что, – сказал я.

   – Знаешь, старый тополь во дворе тоже разговаривает.

   – Когда-нибудь ты поможешь мне его услышать, – улыбнулся я. – Пошли домой?

   – Ты хочешь позвонить маме?

   – Откуда ты знаешь? – удивился я.

   – Догадался. А еще ты ей скажешь, что мы сможем к ней приехать. Ты не волнуйся, я для тебя другую дверь открою, там, в новом доме.

   Почему-то я был уверен, что у Антона это получится. Я растрепал пятерней его мокрые волосы.<

>   – Ой, папа, идем быстрее, – забеспокоился Антошка. – Мне кажется, сейчас мама должна позвонить.

   Где-то вдалеке, в нашей квартире, совсем в другом мире, раздался трезвон телефона. И мы побежали домой.

   Андрей Марченко. Примеси

   Мысли и чувства – самое ценное в Галактике. Эта добыча получше всего золота мира…

 Кир Булычев. Черный саквояж

   …Вроде бы саквояж должен быть добрым, толстым и надежным… А этот саквояж мне не понравился.

 Там же

   – Кхе-кхе, – прокашлял День-Добрый. – Погода будет меняться.

   Я взглянул в окно: ласточки хоть и не парили в высоте, но к земле тоже не жались. Да и вчера в вечернем прогнозе погоды обещали переменную облачность – не более.

   Об этом я сообщил Дню-Доброму. Тот отмахнулся:

   – Много синоптики понимают! – обиделся День-Добрый. – И с ласточками что-то не то!

   – Можно еще сходить в судомодельную секцию – у них там настоящий морской барометр висит.

   – Да на кой мне барометр, Бабкин! У меня артрит – точней любого барометра. Сегодня прямо в троллейбусе скрутило, чуть не упал. Хорошо, что Митяев со мной ехал, место мне уступил…

   Он достал из кармана пенал с таблетками, извлек оттуда одну пилюлю и бросил в рот:

   – Совсем артрит замучил, если бы не лекарство замечательное – не знаю, чтоб делал. Мне его сам министр подарил.

   – Как называется? – спросил я скорей из вежливости.

   – Аураномалат. Это натриево-золотая соль яблочной кислоты… Но я к тебе по делу… Ты не мог бы пригласить завтра к двенадцати Сорокалета? Очень бы хотелось его увидеть – я буду проводить испытания своего прибора. И я уверен – успех будет полным.

   Я задумчиво кивнул. Сорокалет – изобретатель с мировым именем, мой друг и учитель, работой Дня-Доброго интересовался.

   И, поблагодарив, День-Добрый поднялся, но, прежде чем уйти, сказал:

   – Ты тоже, конечно, приходи. И Стасика позови.

   Стасик – это руководитель нашей секции изобретателей и рационализаторов в Доме Пионеров. А у Дня-Доброго была своя крошечная секция в подвале, в которую, правда, мало кто записывается. День-Добрый называет себя нутрономом. А кому хочется стать юным нутрононом? То ли дело – астрономом! Сиди себе в куполе, что в башенке над Домом Пионеров, гляди на звезды.

   А нутрономы обитают поближе к земле. А еще лучше, чтоб ничего аппаратуру не расстраивало – в подвале или пещере. Как не заработать в таких местах артрит, ревматизм и прочие подобные болезни? И ведь если подумать, нутрономия нужна для народного хозяйства. Это серьезная задача – рассмотреть в толще земли все аномалии. Пока у Дня-Доброго получается не всегда и не все. Зато когда все заработает – все клады будут найдены, все залежи угля, нефти, золота или алмазов – на здоровье. Все пещеры, все подземные ходы будут как на ладони, и останется только нанести их на атлас.

   Пока через прибор Дня-Доброго мы как-то увидели берег моря, которое лежит глубоко под Москвой, и даже рассмотрели скелет какого-то древнего ящера, находящийся прямо под Домом Пионеров на глубине полукилометра. Жаль, что затем прибор задымился и вышел из строя.

   Сейчас День-Добрый мастерил новый аппарат, который занимал чуть не половину его секции. На новый нутроскоп уходил почти весь припой, выделяемый для Дома Пионеров, а микросхемы так и вовсе добывались всеми правдами и неправдами.

   Проводив посетителя, я зашел в секцию судомоделизма – мне там была обещана модель корабля для демонстрации изобретения. Там вкусно пахло деревом, Федька Митяев колдовал над клипером «Город Аделаида».

   – Чудак-человек, – сказал я. – Ведь ты его уже год делаешь. Настоящий, поди, и то быстрей построили. А толку с того? Его даже на воду спустить нельзя!

   – Не скажи, – обиделся Федька. – Вот есть в твоей секции братья Симоны, от их работы какой толк?..

   Мне пришлось согласиться: братья Симоны сейчас строили уже двенадцатую модель вечного двигателя. Парусник, по крайней мере, был красив.

   Уходя, я посмотрел на надежный морской барометр, некогда подаренный секции одним капитаном дальнего плаванья. Прибор сейчас вполне отчетливо указывал не на «Бурю» и даже не на «Дождь», а на «Переменно». Очевидно, что с прогнозом погоды, ласточками и барометром все было в порядке.

   Что-то не так обстояло с артритом.

   Выйдя из метро, я зашел в магазин.

   Висящие под потолком вентиляторы лениво перемешивали воздух. У окон судачили бабушки: они где-то услышали, будто сегодня завезут финский сервелат, и теперь жили в его предвкушении.

   – Слыхали? – сообщала товаркам одна бабуля. – Над Парком Культуры опять видели летающие тарелки!

   – Чиво? – спросила другая. – Чиво она говорит?..

   – Говорит, в Москву сервиз с Марса прилетал!

   – А-а-а! А где будут продавать?

   Себе я купил мороженых кальмаров, глыбы которых лежали в прилавке-холодильнике. Полагаю, что многие совершенно напрасно недооценивают такую еду. Пища вкусная, полезная, здоровая и экологически чистая.

   Домой я пришел около шести. Заглянул в почтовый ящик, надеясь, что пришел свежий номер «Юного Техника», но там были лишь газеты.

   Надо было выгулять Руслана – моего лучшего друга, огромного ньюфаундленда. Недавно Сорокалет подарил мне ультразвуковой свисток, рассказав, что его сигналы слышат собаки. И теперь на пустыре я упражнялся с Русланом – отдавал команды, которых не слышали люди. Во время занятий у меня возникла мысль: а что если к этому свистку приложить какой-то прибор, который делает ультразвук слышимым для людей. Тогда, скажем, милиционер мог сзывать помощь совершенно бесшумно.

   Вернувшись с прогулки, я зашел на кухню, желая поужинать. Там застал сестру Настасью с ее женихом. Влюбленные как обычно выглядели преглупо. От любви, если подумать, толку еще меньше, чем от Федькиного парусника. Открыв холодильник, я достал бутылку кефира. Пока нарезал хлеб, заговорил Артем.