Сладкий грех. Искупление (СИ) - Мур Лина

— В общем, каждый ингредиент чая важен. То, что продают в магазинах, откровенная моча. А это целая империя, в которую я вложил деньги. И они приносят хороший доход.

— Ты хоть куда-то не влез своими загребущими руками и умными мозгами? — хмыкаю я.

— Я влез везде и попробовал себя во многом. То, что мне понравилось, оставил себе. — Слэйн медленно подходит ко мне. Краем глаз слежу за тем, как он хищно двигается у меня за спиной. Он резко хватает меня за талию, и я вскрикиваю.

— Придурок, — смеюсь, шлёпая его по руке.

— К примеру, тебя, Энрика. Я попробовал тебя. Мне понравилось. Я оставил тебя себе. Но вот то, к чему быстро теряю интерес, или это вызывает у меня скуку, я оставляю или убиваю, — шепчет он мне на ухо.

— То есть ты предупреждаешь меня? — игриво спрашивая, поворачиваю к нему голову.

— Определённо, да. Никогда не заставляй меня скучать, Энрика. Хотя я не уверен, что такое, вообще, возможно. И сегодня я хочу, чтобы ты удивила меня. Снова. Как в тот раз, когда нарисовала цвет моих глаз, который ты видишь. Какой чай ты хочешь создать сегодня? — жарким шёпотом интересуется он. Наши лица очень близко, его глаза сверкают словно драгоценные камни, притягивая меня к себе.

— Хочу чай, который подарит свободу, — выдыхаю я. — Свободу от боли, отчаяния, бессилия и жестокости. Хочу такой. Сможешь мне помочь?

— Попробую, — Слэйн улыбается мне, и я целую его в губы. Он крепче обнимает меня за талию, притягивая спиной к своей груди. Моя шея простреливает от неудобного положения головы, но я ни за что на свете не упущу возможности поцеловать его.

Слэйн отпускает меня и начинает рассказывать про ингредиенты. Я наблюдаю за ним, любуясь той жизнью, которая кипит в его взгляде. Он так увлечён этим. Мне сложно представить его среди этой деревенской жизни, но сейчас он в ней идеален.

— Ты сказал, что твой отец часто бросал тебя в лесу, — произношу, бросая в пакет сушёный апельсин.

— Да, чтобы я жил рядом с волками и перенимал их привычки. И я жил с ними.

— Как тебе удалось выжить? Они же хищники.

— Мне было восемь, когда я впервые познакомился с волком. Именно после того, как я был унижен в школе и всеми отвергнут, он забрал меня, обещая всё хорошее. Я доверял ему, потому что больше никто не проявлял ко мне интерес. Никто и никогда. Матери я был не нужен, она постоянно избегала меня. Ангус… ненавидел меня, и я это знал, хотя всегда пытался сблизиться с ним. Моя сестра, вообще, не общалась со мной, потому что мать держала её подальше от меня. Бриан был слишком мал, и его тоже растили в другом месте. Я был один и поверил деду, как тогда считал. Я пошёл с ним, и он начал моё обучение в подвале, бросив меня одного в клетку с волком. С голодным и напуганным волком. Он дал мне задание изучить его повадки, стать им. Я не хотел. Я умирал от голода, как и волк. Мы оба скулили, и мне было очень холодно. Только тогда я подполз к нему и укутался в его уже мёртвую тушу. Он был мёртв, от него воняло, но мне было холодно. А потом… я начал выдирать его шерсть. Я ужасно хотел есть и ел его сырое мясо. Протухшее и сырое мясо. — Взгляд Слэйна становится стеклянным, а я в ужасе смотрю на него. Господи, бедный Слэйн. Он же был маленьким. Ребёнком. Боже…

— Я не выполнил задание, и меня избили. Он часто избивал меня, чтобы я перестал чувствовать боль. Он протыкал мои ступни иглами. Мне нельзя было орать. Первое время орал, а потом перестал, потому что будет больнее. Я терпел и кричал внутри себя. В школу я вернулся затравленным и испуганным. Я боялся всего. Боялся того, что он вернётся за мной. Я умолял взглядом каждого, чтобы меня спасли, но никому, как и раньше, не было до меня дела. Каждые выходные и каникулы я проводил или в подвале, терпя побои, или в лесу. Когда я начал двигаться, как животное, то переставал соображать. Я не помню это время. Не помню, что делал. Я словно просыпался и засыпал с сильнейшей болью внутри. Когда провалы в памяти участились, и трупы вокруг меня стали последствием кошмаров, я впервые решил покончить с собой. Это сводило меня с ума. Я не мог нормально дышать и решил перерезать себе вены, но не смог. Я отключался и находил себя рядом с новым трупом, которого разорвал или загрыз. Вторая попытка закончилась тем, что я оказался в полиции, и меня оттуда забрали мокрого и мрачного. Я снова был наказан. Я убивал постоянно, но не помнил этого. Третий раз я решил повеситься. Не получилось. Я помнил, как влез в петлю и дёргался, а потом просто сорвал её вместе с люстрой. У меня выработался инстинкт самосохранения на очень высоком уровне. И тогда я оказался здесь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Никто не помог тебе? Никто? Вообще? — выдавливаю из себя.

— Нет. Никто.

— А они знали? Сальма, Ангус или Фарелл? Хоть кто-нибудь из них знал, что он делал с тобой? — с болью шепчу я.

Желваки на лице Слэйна двигаются.

— Да, — выплёвывает он. — Да. Все они знали. Ты видела обоих моих братьев на плёнке. Они сами наблюдали во что он меня превратил. Никто не помог мне. Я просил. Просил! Я любил их! Я, мать твою, любил их и ждал, что они вытащат меня из этого дерьма! Я просил и позже, когда меня выпустили из заточения! И через год, блять! Я просил! Они все отвернулись от меня! Они с рождения называли меня ублюдком! Они все плевали мне в лицо!

Жмурюсь от крика Слэйна. Это его эмоции, боль и разочарование. Невыносимо слышать это. Его чувства бьют по мне, до кровавых следов.

— А потом я смирился с тем, что они мои враги. И я мстил им. Каждому. Я буду мстить им дальше за то, что они бросили меня. Даже волки не бросают своих детей, а они бросили. Я всегда буду злодеем. Всегда, поняла? — рычит Слэйн, подскакивая ко мне и хватая меня за плечи. Я всхлипываю от острой боли в них.

— Ты никогда меня не изменишь. Никогда! Я никого не прощу тех, кто предал меня! И ты тоже предала меня! — Слэйн отшвыривает меня от себя, и я лечу в стойку с сухими травами. Успеваю выставить вперёд руки.

Дверь хлопает за спиной, и я оборачиваюсь. Чёрт. Конечно, ему больно. Конечно, он не может просить их. Я бы тоже не простила за такое. И теперь я понимаю причину этой войны. Это ведь вина не Слэйна. Совсем не его.

Мне бы остаться здесь, подумать и дать Слэйну остыть, но я не могу оставить его одного в таком состоянии. Он разозлён и вспомнил, сколько у него причин ненавидеть всех, чтобы быть злодеем и жутким монстром.

Вылетаю из кафе и замечаю его, одиноко стоящего в нескольких метрах. Его волосы развевает ветер, руки в карманах джинсов, и он смотрит вдаль. Один. Никому не нужный. Брошенный. Раздавленный. Уничтоженный. Сильный. Выживший.

Моя ладонь мягко проходит по его спине, ощущая, как все его мышцы напрягаются. Я целую его в затылок и прижимаюсь к нему.

— Я всё равно буду любить тебя. Злодея или животное. Слэйна или Тристана. Для меня это не важно. Всё, что я вижу в тебе — огромную силу и храбрость. Пусть ты делал плохие вещи, но это делал не ты, а он. Ты другой. Настоящий ты другой, и я видела тебя другим. Я верю в это. Да, у тебя есть миллион причин их ненавидеть, но будущего у ненависти нет, Слэйн. Дай мне помочь тебе идти дальше. Я знаю, что ты никогда не забудешь ни предательство своей семьи, ни то, что с тобой сделали. Это всегда будет драть тебя изнутри. Но я здесь и готова поцеловать каждую твою рану, как и обещала. Обхожу его и достаю его руки из карманов. Переворачиваю их и подношу его ладони к своим губам.

— Я буду любить каждый шрам, каждый порез, каждую рану, потому что это доказательство твоей силы, а не слабости. Ты выжил. Ты делаешь хорошее, даже не замечая этого. Твои поступки доказывают, что ты не монстр, и у тебя есть сердце. Просто ты забыл, как быстро и ярко оно может стучать, испытывая радость, любовь и нежность. Я здесь, рядом с тобой. И тебе не нужно играть роли, Слэйн, потому что самое ценное и красивое то, что в тебе есть, это ты настоящий, — произношу и вкладываю в свой взгляд всю любовь, обращённую к нему.

Слэйн дёргает рукой, и я выпускаю её из своей ладони. Он гладит мою щёку, а я льну к его теплу.