Сердце Аспида: Жена поневоле (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas"

Постояла немного в растерянности. Опять с ногами на постель забралась да впала в тягучие думы.

***

Поутру ко мне другой гость наведался. Лаурелий.

Вопросы задавал странные, на кои ответить страшилась, тем более под грозным взглядом мужа. Но ежели замолкала, за меня Дамир ответствовал.

Мужчины ушли… и я почти месяц ещё пробыла взаперти.

— Этого быть не может, — опосля полной проверки пробормотал мужчина, складывая инструменты в сумку. — Её лоно утратило возможность зачать…

— Так ты считал, — буркнул Аспид, меня взглядом казня. А мне и молвить нечего. В шоке большем, чем лекарь пребывала.

И хоть уже догадалась о том, что зачала, да верилось с трудом…

Пропал на несколько дней Дамир, а когда вновь заявился, обрушил новость:

— Говорил намедни с твоим батюшкой. Во избежание очередной утраты наследника, мы условились, что отпущу тебя домой, только после того, как разродишься. Я пообещал, что пальцем тебя не трону, и как только — сразу верну им. Ежели сын — себе оставляю, дочь — отправлю с тобой. И приданного прозапас… Не виновата она, что мы с тобой не ужились.

Слова отлетали от губ, как звон от удара молота по наковальне. В голове каша мыслей, в груди волнение, а сердце по-прежнему болезненно сжималось.

Не огрызалась, не спорила. Смиренно приняла его условия, проглатывая новую участь. Не хотела вражды с ним. Может и дура, да крепко я его полюбила.

***

На время дохаживания мне комнатку больше выделили. С окошком, дабы свежий воздух был, но с решётками, на случай, ежели чудить решу. И прислужницу мне новую приволок, ибо Шанура везде не поспевала.

Мэй.

Молодая, красивая, совершенно не говорящая на нашем языке.

От этого было так больно, что ночами в слезах топилась… и молилась, чтобы быстрее всё завершилось и я… в муках родовых умерла.

Дамир редко наведывался, и то… лишь с лекарем за компанию. Как приходил, так и уходил… И лишь книги в комнатке, после его прихода новые появлялись.

— Уж больно большой плод, — волновался Лаурелий близко ко сроку родов. — Как бы роженицу не потерять, — шикнул Дамиру, когда за дверь шагнули. Услышала… но меня это не страшило. Куда страшнее было родить и… отдать своё дитя. А я к мысли о ребёнке так привыкла, что за последнее время — он единственный, для кого жила.

И когда начались роды, молила их остановить, придержать мгновение, чтобы позволили мне ещё немного с малышом побыть.

Но это было невозможно…

Больше суток мучилась и утопала в дикой боли. Сотни раз теряла сознание и вновь выныривала. Задыхалась болью, глохла от собственного крика.

Не выходило разродиться, а ведь хлопотал рядом и лекарь, и повитуха, и прислужница, и Шанура. И даже Аспид в сторонке топтался. Солгала бы, ежели бы сказала, что видеть его не желала. Наверное, именно его присутствие не давало умереть, не разродившись. Именно его сила, его близость и меня делали сильнее.

Скрутила меня в очередной раз, да так, что голос сорвала от крика. От боли простынь комкала в кулаках.

— Тужься, тужься, — командовал лекарь, и я напряглась со всей оставшейся силой, выталкивая из себя плод. Слышала, как кости скрипели, плоть рвалась. Но в голове билась лишь одна отчаянная мысль — я обязана родить!

— Головка, Воль, — радовалась Шанура, — головка уже показалась.

— Давай, давай, последний раз, — дал отмашку лекарь.

Жадно хапнула воздух ртом, смаргивала подступающую темноту. Глянула на приблизившегося Дамира — бледный как мел, глаза дикие, словно Аспид в ужасе.

Но всё равно его присутствие придало сил.

Сжав зубы, опять стала тужиться. Проглотила очередную боль и вытолкнула малыша из утробы.

Облегчение настало словами не передать.

Аспид хмурый был, но на губах тихая улыбка играла. А мне страшно стало.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Жив? — ибо голос не услышала малыша, а ведь должен закричать был.

— Жив, — покивал Лаурелий со счастливой улыбкой. Шанура тоже светилась от счастья. И подтверждая слова лекаря, радость на лицах, комнату прорезал пронзительный голос.

Остался последний и главный вопрос.

— Кто… кто? — просипела требовательно, хватаясь за руку Шануры. Покосилась она на Аспида. Он на меня с укором и отступая:

— Дочь, — обронил мрачно.

Новая схватка стон из моего рта выбила. Заскулила я опять в родовой муке. Лекарь встрепенулся волнительно, живот бегло, осторожно ощупал. Глаза округлились…

— Дамир, — окрикнул Аспида, шагнувшего на выход из комнаты. — Не спеши…

Дамир/Аспид

Несколько дней прошло, как отправил домой Вольху. Казалось, что нормально пережил расставание, занимал себя частыми отлётами из крепости, в городе строительством решил озадачиться…

— Не надоело тебе скитаться одиноким? — нравоучение Шануры нагнало некстати. Я вроде только поесть сел, а вместо тихого завтрака, ворчание кухарки. — Лишил дитя матери. Каково ему? — безжалостно попадали слова Шануры в мой и без того воспалённый мозг. — Кормилицы и няньки не заменят живой матери. Как и тебе — другие женщины жену. Девок молодых продолжишь таскать на разок, а что толку? — бубнила и бубнила, расставляя яства передо мной. — Чреслам может облегчение, а сердцу? — нарочно портила аппетит. — Нет, — категорично мотнула головой, ещё и тарелку от меня отодвинул, словно решила в назидание голодом морить, — быстрой связью не излечиваются от таких потерь, Дамир. Да и ей ты уже жизнь сломал!

— Ничего, оклемается, тем более, что было в моих силах исправил — о себе следы из её памяти стёр.

— Память подправил, но что делать с душой? Любовь истинная не забывается…

Ежели б раньше и слушать не стал, то теперь, по истечению стольких месяцев, я остыл… и случившееся в доме Грозненских, правда, по-иному могло звучать, ежели бы дал жене оправдаться.

Перед глазами всё время мёртвой картинкой застыло Вольхино смирение с судьбой.

— Как бы не очищал ваше прошлое, оно как тень будет маячить и тяготить. Не быть ей счастливой без тебя и сына. Не быть тебе счастливым без неё!

— Придётся, — недовольно проворчал. — Найдёт другого, полюбит…

— Тебя она любит! — настаивала Шанура. — Крепко любит, а ты глупец и слепец, раз этого не узрел за то время, что вместе были…

— Любила бы, не позволила другому.

— А чего такого она позволила?! Сам говорил, чрез дверь молвила, да и не отвечала толком, отмалчивалась!

— Молчание — согласие!

— Умный шибко! И глупый! На обиженных воду возят! — припечатала значимо Шанура и тарелку с кашей едва ли в меня не швырнула. — И нет ничего достойного в твоих детских обидах! Ты Аспид! Ты сила, мощь и достоинство! Так и неси это! Мелких, жалких и без тебя в достатке! А то, как маленький, право… Что-то услышал, и сразу поверил в худшее! А Вольху спросил? Оправдаться давал?

Вроде ничего такого не молвила Шанура, а словно ножи втыкала, изощрённой пыткой попадая в самые болезненные участки моего тела. Мастерски колола, вскрывая и без того незаживающие раны.

Глава 38

Глава 38

Вольха

Несколько дней прошло с тех пор, как дома очнулась. Плохо мне было. Тяжко, тошно… словно всю жизнь из меня выкачали, и я вот-вот должна дух испустить.

Варварушка подле возилась, да и матушка не отходила. Всё время рядом… как и младенец. А откуда малыш, знать не знала. Будто и в этом часть меня выдрали, и как бы не силилась припомнить, что и как, не выходило залатать в памяти эту брешь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Потому и на девочку глядела, как на чужую. Её крики раздражали. Звонкий голосок трелью в сознание вонзался.

— Да уберите её отсюда, — сипло взмолилась в сердцах. От боли в голове не знала куда деться, потому под одеяло заползала по самую макушку.