Михаэль Шумахер – номер один - эксперт F1 Джеймс Аллен

Тодт всегда не преминет подчеркнуть, что, хотя он и был духовно близок к своему гонщику, он не позволял дружбе мешать работе. «У нас были как хорошие времена, так и плохие, — говорит Тодт, — но рано или поздно приходится отделять дружбу от бизнеса. Мне нравилось работать с ним, но приоритетом для меня всегда оставалась команда».

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Агония и экстаз

Гонки – это жизнь, а жизнь – это риск.

Михаэль Шумахер

Болид Формулы-1 меняется, совершенствуется, модифицируется от гонки к гонке. Но тем не менее остается невероятно опасным для жизни пилота. Перед появлением монококов из углеродного волокна, которые могут защитить гонщика даже в случае страшнейшей аварии, редко кто из великих выступал по шестнадцать лет, как. Он мог с большой вероятностью погибнуть, как Джим Кларк, или стать калекой, как Стирлинг Мосс. Некоторые обошлись без тяжелых последствий, как Хуан Мануэль Фанхио, который играл в «русскую рулетку» на протяжении восьми сезонов, или как Джеки Стюарт – девяти, прежде чем уйти из спорта. Отец Деймона Хилла Грэхем стал исключением – его карьера длилась примерно столько же, сколько и Шумахера, но он был конкурентоспособен лишь половину этого срока.

У Шумахера в Формуле-1 было много серьезных аварий, каждая из которых могла убить его, попади он в нее на двадцать лет раньше, но благодаря относительно безопасному болиду серьезно пострадал он только однажды – в Сильверстоуне в 1999 году. Парадоксально, что из всех его аварий эта произошла на наименьшей скорости – сам удар был неудачным. Совпадение это или нет, но Сильверстоун-1999 оказался как раз серединой его карьеры в Формуле-1 и во многом стал поворотным пунктом.

С одной стороны, титул чемпиона вновь уплыл у Михаэля из рук, так как в итоге он вынужден был пропустить большую часть второй половины сезона, — очередное разочарование в длинной цепочке. Но, с другой стороны, у этого события, как ни странно, была и положительная сторона. Травма позволила немцу на время соскочить с беговой дорожки, отдохнуть и многое переосмыслить. Шумахер, который триумфально вернулся в Формулу-1 в конце 1999 года, оказался лучше подготовленным, более сильным и сфокусированным. За месяцы сидения без дела немец сумел «перезарядить батареи», переоценить свои карьерные достижения и значимость каких-то вещей. В результате его мастерство стало на уровень выше прежнего. Я всегда считал, что именно в период восстановления после аварии у него появились энергия и мотивация, чтобы продолжать выступать и доминировать в автогонках в 2000-х годах. Не было бы этой аварии – Михаэль, вероятно, ушел бы из спорта гораздо раньше.

Это была странная авария. Отдаленно она напоминала трагедию с Сенной в Имоле, когда бразилец был не в состоянии остановить машину, вылетавшую с трассы. Тогда в результате столкновения со стеной отломился кусок подвески, который и стал причиной смертельной травмы. В случае Шумахера обстоятельства были гораздо благоприятнее, так как в момент аварии он шел на меньшей скорости и врезался в барьер из покрышек, а не в бетонную стену.

По иронии судьбы эта авария ни на что не повлияла, она была совсем не нужна, так как гонку уже остановили из-за инцидента на стартовом поле. Команда Ferrari пыталась сообщить об этом своим гонщикам по радио, но они не слышали. Они боролись между собой на задней прямой на скорости более 305 км/ч. Шумахер перед стартом ясно дал понять, что ему нужно удержать Хаккинена позади на первых кругах, иначе гонщик McLaren просто уедет от него – настолько темп соперника был выше. Но, провалив старт и выпустив вперед заодно и своего напарника Эдди Ирвайна, Михаэль отчаянно пытался пройти Эдди и броситься в погоню за Хаккиненом. Ирвайн пытался помешать ему, когда они подошли к повороту «Стоув», и затем, когда Шумахер хотел затормозить, тормоза отказали и машина прямиком вылетела с трассы, пересекла гравийную ловушку и впечаталась в покрышки.

За несколько недель до Гран-при Великобритании произошел случай, послуживший предпосылкой аварии Шумахера. Эдди Ирвайн вступил в очень непростую фазу своей карьеры. Он участвовал в переговорах с компанией Ford, намереваясь перейти из Ferrari в команду Jaguar, которую должны были построить на базе Stewart. Ирвайн просил больших денег, и поэтому параллельно с переговорами ему нужно было доказывать, чего он стоит. На Гран-при Франции перед Сильверстоуном Ирвайн потерял тридцать пять секунд из-за того, что команда поставила не те покрышки на его машину. Прорываясь через пелотон, он оказался позади Шумахера, который ехал на пятом месте из-за проблемы с коробкой передач, а перед немцем был его брат Ральф, который тоже шел гораздо медленнее Ирвайна. Ирландец понимал, что может легко подняться с шестого на четвертое место. Но команда не позволила Ирвайну обогнать Шумахера, поэтому он сидел на хвосте у немца до самого финиша. Эдди и не подозревал тогда, что эти два лишних очка, которые он заработал бы за четвертое место, могли принести ему в конце сезона первый для Ferrari титул чемпиона мира за двадцать лет. Но по сценарию все было задумано иначе.

После гонки Ирвайн видел цитаты из некоторых высказываний Шумахера, который умалял значимость приказов команды и отрицал, что Ирвайна вынудили играть роль второго пилота.

Михаэль говорил: «Эдди всего один раз попросили пропустить меня». Эдди подумал: «Ну, попросили-то меня всего раз, но я много раз пропускал тебя, не дожидаясь просьбы, потому как знал, что это неминуемо».

Поэтому я решил: «Хорошо, с этого момента я буду ждать, пока попросят». Я обошел Михаэля, как обычно, потому что стартует он из рук вон плохо, у него замедленная реакция, чего люди просто не понимают. В любом случае я оставил ему пространство для маневра и поставил его в такое положение, что, если бы он попытался затормозить позже меня, он не вошел бы в поворот. Я сделал это, и Михаэль заблокировал тормоза, потому что затормозил слишком поздно, убрал ногу с педали, затем снова затормозил. Тогда задний ниппель сломался, и все закончилось переломом ноги. Удар был на скорости менее 160 км/ч, и он не должен был сломать ногу, но, если быть откровенным, машина в том сезоне была не фонтан. В другой раз вообще отвалилось переднее антикрыло, когда машину поднимали. Так что определенные проблемы были.

Мне повезло, что он сломал ногу. Нельзя так говорить, я знаю, но это изменило мою жизнь, потому что тогда я стал номером один».

Шумахер вспоминает:

«Когда я поставил ногу на тормоз, я понял, что произойдет. В жизни есть вещи и похуже, чем врезаться в стену из покрышек. Я попытался выбраться из машины после аварии, но у меня не получалось. Я не мог вытащить ноги из кокпита. Поэтому просто сидел, слушая биение собственного сердца, а оно становилось все тише и тише, как в замедленном воспроизведении, и затем внезапно оборвалось. Вокруг стало темно. Я слышал разговоры медиков, но все они казались очень тихими. Я был действительно напуган, думал, что все кончено».

Шумахер сломал ногу в двух местах. Его увезли в больницу Нортхемптона, где он и был прооперирован. Тем временем гонка продолжалась, и Ирвайн финишировал третьим, позади Култхарда и Хаккинена. На пресс-конференции после гонки он показал свои истинные эмоции. «Я был единственным гонщиком Ferrari в этой гонке, и я вел машину не так, как всегда. Когда я один, я чувствую себя сильнее, потому что, когда Михаэль в гонке, вся команда сконцентрирована на нем. Я испытал новое для себя чувство ответственности».

Его спросили, как он ощущает себя теперь, когда он – единственная надежда Ferrari на титул. «У меня контракт гонщика номер два, — сказал он. — Если я не буду об этом помнить, меня уволят. Я сделаю все, что команда прикажет мне сделать».

Это был типичный пример несдержанности ирландца. Ральфа Шумахера подобные сантименты не сильно впечатлили. «Ирвайну нужно научиться держать язык за зубами, — сказал он. — Последние несколько недель он только и делает, что хнычет о привилегированном статусе Михаэля, словно у него не было возможности показать, на что он способен. Михаэль всегда был быстрее него. Я бы хотел посоветовать мистеру Ирвайну, чтобы он перестал жаловаться и попробовал хоть раз доказать, чего он стоит на самом деле».

Тем не менее Ирвайн заставил Ferrari задуматься. Ситуация казалась абсурдной. Итальянцы сложили все яйца в одну корзину. Теперь они должны были поддерживать Ирвайна, который за значительно меньшие, чем Шумахер, деньги мог принести команде первый титул за двадцать лет. Ирландец знал, что теперь сидит в лучшей машине. Теперь все было в его руках. Но захочет ли этого Ferrari?

После Сильверстоуна в Маранелло начали принимать глобальные решения. Одним из них было остановить работу над машиной этого года и вместо этого приложить дополнительные усилия к разработке машины 2000 года. Ирвайну дали понять, что команда поддерживает его в борьбе за титул, но до определенной степени.