Крошка из Шанхая - Вэй Хой

Пришло письмо от Шамир на английском языке. Она писала, что я осталась в ее сердце, как по-восточному страстная акварель, которая будит в ее душе самые потаенные чувства; как роза в ночном саду, лепестки которой опадают, едва распустится бутон. Писала, что не в силах забыть манящую свежесть моих губ, подобных порыву ветра, бурному течению или лепестку цветка.

Это было одно из самых откровенных и страстных любовных писем, которые я когда-либо получала. И то, что его автор – женщина, повергало меня в смущение.

Паучок интересовался, не передумала ли я обзаводиться собственной страничкой в Интернете. Если нет, то он к моим услугам в любое время, потому что в бизнесе сейчас застой и ему совершенно нечем заняться. Одно послание было от Мадонны. Она жаловалась, что электронная почта – это еще неудобнее, чем телефон, и поэтому она пишет мне в первый и последний раз. Сообщала, что вечеринка была преотвратной и восхитительной одновременно и что на следующий день она так и не смогла найти свой мобильник. Уж не у меня ли она его случаем позабыла?

На все поступившие сообщения я отвечала настолько вежливо и искренне, насколько позволяло сиюминутное настроение. Мои друзья и я, в основном дети из обеспеченных семей, привыкли приправлять речь вульгарными словечками и непристойностями. Нас всех неодолимо манит опасность и соблазн. Мы все похожи на рой трепещущих на ветру, уязвимых мошек, которые порхают на крыльях вдохновения и не имеют представления о суровой реальности. Мы, как прожорливые и сексуально озабоченные личинки насекомых, питаемся сочной мякотью городской жизни. Столь свойственная этому городу романтическая и поэтическая атмосфера – во многом плод наших неутомимых усилий. Одни пренебрежительно называют нас линглеи, другие откровенно презирают. Кое-кто во что бы то ни стало хочет попасть в наш круг, старательно подражает нам во всем: в манере одеваться, в прическах, в речи, в любви. Остальные поносят нас на чем свет стоит и требуют, чтобы мы убирались подобру-поздорову вместе с нашим образом жизни.

Я выключила компьютер, экран на мгновение мелькнул и погас. На стерео прозвучала песня «Зеленый огонек» в исполнении «Соник Ют» [110]. Последняя строчка все еще звенела у меня в ушах: «Ее свет – это ночь, а-а-а». Я залезла в ванну и легла в теплую воду. На мгновение задремала, убаюканная бульканьем воды и ласковым прикосновением мыльной пены. Мне снился сон, и во сне я сочиняла стихотворение о ночи. Мне запомнились лишь эти строки: «Прежде чем день растворится в ночи, вы не узнаете, что значит тьма, / вам будут неведомы тайны, сокрытые в складках постели, / и вам не познать томленья жадно раскрытых губ /а-а-а…»

***

Безветренным удушливым вечером, когда от низкого атмосферного давления сжимало виски, безо всякого предупреждения к моему дому подъехал Марк и позвонил из машины.

– Прости, если помешал, но мне срочно нужно увидеться с тобой!

Из-за помех его голос звучал нечетко и глухо. Едва он закончил фразу, связь прервалась. Наверное, в его мобильнике сел аккумулятор. Я представила, как он в ярости швыряет телефон на сиденье машины и чертыхается. Отложила ручку и сбежала вниз, впервые не накрасившись перед встречей с ним.

Он был свеж и подтянут, как обычно. Я взглянула сначала на него, затем на себя – босые, обутые в сандалии ноги и нелепо задравшаяся скомканная ночная рубашка. При всем желании невозможно было удержаться от смеха!

Он тоже рассмеялся, но быстро посерьезнел:

– Коко, у меня плохие новости: я уезжаю в Германию.

Я бессознательно поднесла руки к внезапно окаменевшему лицу.

– Что?

Безмолвно смотрела на него, и он не сводил с меня глаз.

– Значит, это не просто слухи, – прошептала я. – Кузина говорила, что тебя собираются перевести в главный офис.

Он обнял меня.

– Я хочу остаться с тобой.

– Это невозможно! – надрывалось криком мое сердцe, но я молчала.

Онемев, стиснув зубы и плотно сжав губы – только так я могла выдержать поток бурных излияний, который Марк обрушил на меня. Ничего нельзя было изменить. Даже если бы я набросилась на него с кулаками и как безумная колотила бы в грудь, даже если бы я выкрала у него все деньги до последнего гроша, кредитки и паспорт в придачу, мне не удалось бы противостоять неизбежности: мой любовник из Германии, человек, который подарил мне больше чувственного наслаждения и радости, чем все предыдущие мужчины, покидал меня навсегда. И ничего с этим не поделаешь.

Я ободряюще потрепала его по плечу:

– Хорошо. И когда же ты уезжаешь?

– Не позднее конца следующего месяца. Я хочу провести оставшееся время с тобой, каждое мгновение, каждую секунду! – Он склонился ко мне и прильнул к груди. От прикосновения его волос сквозь ткань ночной рубашки мои соски ожили и набухли, словно бутоны в последней отчаянной попытке раскрыться, опередив наступление ночи.

Мы стремительно мчались по ровному шоссе, и наш яркий цветной сон постепенно растворялся в ночном сумраке, так и не став явью. Как будто светлый серебристый лунный круг повернулся к нам обратной темной стороной, обезображенной кратерами вулканов и черными обрывами скал. Ночной Шанхай всегда живет на пике нервного напряжения и игры страстей. Мы неслись по бездушным гладким автострадам мимо неоновых огней и кружащихся в их свете облаков золотистой пыли. А из динамиков неслась песня Игги Попа [111]: «Мы все лишь странники, / спешащие куда-то, / и звезды в вышине / все ждут, когда мы вместе с тобою улетим».

Можно любить друг друга до безумия, испытывать невыносимые душевные муки, превращать вымысел в реальность и пытаться строить в нем свою жизнь или втаптывать мечты в прах. Что угодно. Но для меня непостижимо, почему Бог считает, что он вправе гасить потоком слез все звезды на нашем небосклоне в любой момент, когда ему вздумалось всплакнуть? Той ночью был миг, когда я ощутила неизбежность надвигающейся катастрофы – дорожной аварии или несчастного случая, который помог бы вскрыть этот нарыв изнурявшей нас страсти и одержимости.

Но никакой аварии не произошло. Машина домчала нас до Центрального парка Пудун. Ворота были закрыты, и мы предались любви, припарковав машину у стены в тени деревьев. От откидного сиденья пахло кожей и похотью. Мне свело ногу судорогой, но я безропотно терпела ноющую боль до тех пор, пока наш любовный сон не прорвался неудержимым водопадом и не оросил мои бедра.

На следующее утро я очнулась от забытья в квартире Марка. Все произошедшее казалось фантасмагорией. Страсть всегда оставляет в сердце кровавый след, как мягкая кисточка – каллиграфический чернильный росчерк на традиционной китайской картине. Но течение жизни не подвластно любви, и не в ее силах стереть черные утомленные круги под глазами, отраженные беспощадным зеркалом.

Ничто не проходит бесследно, и за все приходится платить. И одно одинокое человеческое существо выдвигает усики антенн, пытаясь уловить призыв другого такого же неприкаянного создания, но при первой же опасности снова наглухо захлопывает свою неприступную раковину.

Марк объявил, что отныне и до самого отъезда ему не нужно ежедневно как штык являться на работу в 9.45 при галстуке и полном параде и что он хочет, чтобы каждый прожитый день стал прощальным праздником. Он хотел, чтобы последние мгновения были самыми насыщенными в его жизни, и умолял побыть с ним подольше. Мой дружок все равно безвылазно расписывал стены в материнском ресторане, до конца романа оставалась какая-то дюжина страниц, а с Марком нам, возможно, больше никогда не доведется встретиться.

Мы больше никогда не увидимся! Сердце пронзила такая щемящая боль, что казалось, оно вот-вот разорвется от невыносимой муки.

Марк приглушил звук сучжоуской баллады и принес мне из аптечки таблетку аспирина. Он массировал мне шею умело и ловко, чему, наверное, научился в «массажных салонах». И ласково поддразнивал меня, говоря с легким шанхайским акцентом. Он прислуживал мне как восточной принцессе, повелительнице его снов – своей талантливой подруге с черными длинными до талии волосами и выразительными печальными глазами.

А я – я внезапно прозрела и поняла, что все-таки попалась в коварную любовную ловушку, расставленную этим немцем, который должен был стать для меня всего лишь партнером по сексу. Он предательски прокрался к моему сердцу с черного хода, покорив сначала плоть, а потом и душу. Сколько раз с зарождения феминистского движения ниспровергательницы традиционных устоев пытались развеять миф о безграничной магической власти плотского влечения. Но на горьком опыте я убедилась в тщетности попыток бороться с уязвимым женским естеством. Я только тешилась иллюзиями, убеждая себя, что это всего лишь безобидная игра, забавная для нас обоих: ведь жизнь – это парк развлечений с множеством аттракционов, и нас всегда влечет к следующему за новыми острыми ощущениями.