Крошка из Шанхая - Вэй Хой

– Где генерал, говори! – Они пристально смотрят мне в лицо и снова выкрикивают: – Давай, колись! Где генерал?

– Я не знаю!

– Не лги! Посмотри хорошенько на кольцо у тебя на пальце. Как может женщина не знать, где скрывается ее муж? – Я в полной растерянности смотрю на левую руку. И действительно, у меня на безымянном пальце сверкает красивое кольцо с огромным бриллиантом.

– Но я и правда ничего не знаю, хоть убейте! – в отчаянии кричу я.

***

Когда я проснулась, отец был уже дома. У меня в комнате по-прежнему было тихо, но я поняла, что он вернулся и что время близилось к ужину по едва уловимому тонкому аромату сигары, проникавшему в спальню с балкона.

Я встала, вышла на балкон и поздоровалась с отцом. Он уже переоделся в домашний костюм. Было видно его небольшое брюшко и уже поредевшие седые волосы, взъерошенные ветром. Он молча смотрел на меня, а потом спросил:

– Выспалась?

Я утвердительно кивнула, улыбнулась:

– Я отдохнула, поднабралась сил, так что хоть сейчас в горы, охотиться на тигра.

– Ну и отлично. Пора ужинать. – Он положил мне руку на плечо, и мы вошли в гостиную.

Маму уже усадили за стол в удобное кресло с бархатной подушкой. От сервированных блюд шел аппетитный запах, в носу защекотало от пряных ароматов.

Вечером мы с отцом сыграли в шахматы. Мать лежала на кровати и наблюдала за нами. Мы рассеянно болтали о разных вещах, пока разговор не зашел об одном из самых значительных событий в жизни любого человека – о браке. Не желая общаться на эту щекотливую тему, я быстренько сложила шахматные фигуры в коробку, искупалась и легла спать.

Лежа в постели, я позвонила Тиан-Тиану и во всех подробностях описала ему свой сон, спросив, что все это значит. Он ответил, что в глубине души я неосознанно предчувствую успех своего романа, но что поддаюсь обычному, свойственному человеческой природе, страху.

– Неужели? – скептически заметила я.

– Об этом лучше поговорить с Дэвидом У, – посоветовал Тиан-Тиан.

Неделя пролетела очень быстро. Большую часть времени я проводила с матерью, смотря с ней телевизор, играя в карты и с удовольствием уплетая домашнюю вкуснятину, по которой стосковалась: суп из зеленой фасоли и корней лотоса, пудинг с ямсом и кунжутом, оладья из протертой репы. Вечером накануне отъезда ко мне зашел отец, чтобы поговорить по душам.

– Помнишь, как в детстве ты часто убегала и бродила по городу одна? И, в конце концов, заблудилась. По большому счету, ты всегда была девушкой, которая сбивается с пути, – сказал он.

Я курила, сидя в кресле-качалке.

– Верно. И у меня мало что изменилось.

– Другими словами, ты ведешь себя слишком рискованно и постоянно надеешься на чудо. Конечно, это не смертельные ошибки… Но в жизни все порой не так просто, как кажется. Для матери и для меня ты всегда останешься нашей дорогой невинной девочкой…

– Но ведь… – я попыталась возразить, однако он жестом велел мне замолчать.

– Мы никогда не пытались останавливать тебя и не запрещали делать то, что тебе хотелось. Мы просто не могли поступать иначе… Но тебе следует помнить одну очень важную вещь. Что бы ты ни совершала, ты должна быть готова взять на себя ответственность за последствия собственных поступков. Вот ты всегда рассуждаешь о свободе личности по Сартру, но ведь любая свобода все равно ограничена определенными рамками или условиями.

– Согласна, – я выдохнула колечко сизого дыма. В открытое окно кабинета задувал свежий ветерок, доносивший до меня слабый аромат стоящей в вазе лилии.

– Родители всегда понимают своих детей. Никогда не следует пренебрежительно думать о старших как о старомодных людях.

– А я и не думаю, – не совсем искренне ответила я.

– Ты слишком эмоциональна. Если у тебя плохое настроение, ты все видишь в мрачном свете. Если ты рада, то тебе море по колено.

– Но, честно говоря, это мое естественное состояние.

– Одно из условий, которое необходимо соблюдать, если хочешь стать настоящим писателем, заключается в следующем: нужно отбросить тщеславие и научиться быть независимой в этой ненадежной профессии, где многое решает случай. Не обольщайся успехом, не довольствуйся в жизни только творчеством. Прежде всего ты человек и женщина и лишь затем – писательница.

– Вот именно поэтому я хожу на танцы в сандалиях и платьях на бретельках, посещаю психоаналитика, читаю хорошие книги, ем полезные для здоровья фрукты, богатые витаминами А и С, принимаю кальций в таблетках и вообще изо всех сил стараюсь вести себя как умная и совершенно исключительная женщина, – попробовала успокоить его я и добавила: – Обещаю, что скоро зайду навестить тебя и маму.

***

Конни пригласила нас с Тиан-Тианом на ужин, чтобы показать уже почти отделанный ресторан. Мы ели на балконе за столом из дерева и ротанга. Солнце уже зашло, но было еще светло. Во дворе шумели тополя, их ветки с густой листвой мерно покачивались прямо у нас над головой. По широкой мраморной лестнице, ведущей на балкон, проворно сновали недавно нанятые молодые официанты в новеньких, с иголочки, черно-белых униформах, подавая заказанные блюда.

Несмотря на явную усталость, Конни, как всегда, была безупречно накрашена. В руке ода держала гаванскую сигару, кончик которой по ее поручению только что срезал один из молодых официантов. Ей хотелось посмотреть, умеет ли он управляться с дорогими сигарами.

– Я нанимаю только молодых официантов, которые раньше еще нигде не работали и не успели набраться всяких дурных привычек, – пояснила она нам. – Таких можно всему научить с нуля.

Хуан был в отъезде. Он отправился в Испанию за целой бригадой испанских поваров. Они с Конни планировали открыть ресторан в начале сентября.

По ее просьбе я захватила с собой часть рукописи и несколько иллюстраций. Попыхивая сигарой, она с интересом рассматривала рисунки Тиан-Тиана и не скрывала своего восхищения.

– Надо же, какие дивные краски и какой тонкий рисунок. У Тиан-Тиана художественный талант с самого детства. Сынок, мама очень довольна твоими работами!

Тиан-Тиан промолчал, поглощенный едой. Ему как раз подали треску, запеченную в пергаментной бумаге. Бумага была слегка надрезана, и от блюда поднимался восхитительный манящий аромат пряного соуса и искусно приготовленной божественно вкусной белой рыбы.

– Спасибо, – не переставая жевать, внезапно вымолвил Тиан-Тиан. Теперь между матерью и сыном уже не было открытой, враждебности, лишь тягостное чувство усталости и разочарования.

– А знаешь, на втором этаже осталось две неотделанные стены, – вдруг сказала Конни. – Тиан-Тиан, ты не мог бы их расписать?

Я выразительно посмотрела на Тиан-Тиана.

– У тебя бы отлично получилось, – сказала я ему.

***

После ужина Конни провела нас по анфиладе комнат и фойе. Мастера уже завершали монтаж симпатичных светильников, были привезены и расставлены столы и стулья красного дерева изысканной ручной работы. В двух просторных комнатах были сложены камины из красного кирпича, а над ними на деревянных полках красовались бутылки с вином и виски. Стена напротив каждого камина была девственно чиста.

– Как думаешь, в каком стиле ее лучше расписать? – спросила Конни.

– Может, в манере Матисса? Нет, пожалуй, больше подойдет Модильяни, – ответила я.

Тиан-Тиан кивнул в знак согласия. – В его картинах чувствуется великолепие и сдержанность, отчего возникает желание приблизиться к изображению, но оно недостижимо и ускользает. Наверное, это райское блаженство – лениво потягивать вино и курить сигару, уютно устроившись в кресле у камина напротив картины в стиле Модильяни.

– Так ты берешься за это? – спросила Конни и посмотрела на сына с ликующей улыбкой.

– Я столько времени жил за твой счет, что мне пора бы вернуть хоть часть долга, – ответил Тиан-Тиан.

Мы пробыли в ресторане у Конни далеко за полночь, наслаждаясь латиноамериканской музыкой и вином.

***

Тиан-Тиан взялся расписывать стены в материнском ресторане. Теперь он надевал комбинезон, брал кисти и краски и отправлялся туда. И поскольку ресторан находился далеко от дома, он частенько оставался там ночевать в небольшой уютной комнатке, которую Конни заботливо приготовила для него.

А я между тем с головой ушла в работу, писала и тут же рвала написанное в клочья. Никак не удавалось найти достойный конец для романа. Уже поздно ночью перед тем, как лечь спать, я обычно проверяла электронную почту, просматривала сообщения от многочисленных друзей и знакомых. Оказалось, что у Летуна бурный роман с сербом Ишей. Недавно они вместе были в Гонконге на фестивале гомосексуального – тунчжи – кино. Летун прислал мне несколько фотографий по Интернету: он на пляже в окружении привлекательных молодых людей. Они изображали секс-коктейль, попросту говоря, устроили кучу малу, навалившись друг на друга в полуголом виде. У многих были проколоты уши, соски, пупки и даже кончики языка и повсюду натыканы серебряные колечки для пирсинга. Летун подписал эту фотографию «Наш прекрасный и безумный мир».